День, когда Бога не стало

Столы стояли во дворе уже накрытые. Над тарелками с лапшой и стаканами с компотом кружили мухи и осы. За первый стол уселись старухи. Валентина Петровна с помощницами не успевали менять тарелки. Те, кто не успел сесть, ждали своей очереди за двором. Поминальный обед проходит быстро. Все рассаживаются, выпивают по рюмке, съедают лапшу, котлеты, заворачивают пирожок в салфетку, молча встают и уходят. Катя присоединилась к Ане и ее матери, чтобы помогать мыть посуду и готовить следующий стол.

Вид жующих с аппетитом людей и запах лапши вызвали у Марины приступ тошноты. Показалось, что ее вывернет прямо на раскаленный асфальт, поэтому она поспешила в сад. Хотелось сесть на прохладную землю. Так уже было однажды. На похоронах дедушки. У нее потемнело в глазах, и мама усадила ее у дерева, сказала упереться головой в шершавый ствол, закрыть глаза и глубоко дышать.

В саду кто-то был, двое мужчин и бабуля стояли в очереди в уличный туалет.

– Вот тут и сняли. – Крупный мужчина, похожий на Валентину Петровну, указывал на яблоню. – Женька прибежал к нам белый как простыня, я сразу понял – отец.

– Шланг жалко. Хороший, – покачала головой старушка.

Они не заметили, как Марина опустилась на землю, уперлась затылком в ствол каштана и закрыла глаза.

Солнце грело так сильно, что даже в тенистом саду было душно. Сейчас бы оказаться на камнях у родниковой воды, но дойти до карьера не получится. Марина сняла кеды и зарылась босыми стопами во влажную землю с редкой травкой. Ей было безразлично, что ноги испачкаются.

Сад опустел и погрузился в тишину. Послеобеденная дремота окутала листья, они не шевелились. Воздух замер. Назойливая муха приземлилась на ногу. Марина отогнала, но она снова и снова ползла вверх по голени к колену с пластырем. Почувствовала кровь. Марина снова ударила рукой, но движение продолжилось. Она открыла глаза и увидела Сашу, который, щурясь, щекотал ее веточкой.

– Болит? – Саша указал на колено.

– Нет.

– А это что? – Он ткнул прутиком в место ожога, и Марина поморщилась.

– О трубу обожгла.

– Бедовая ты. – Саша покачал головой и цокнул. – Идем.

Марина поискала свои кеды, они оказались в руках Саши. Он зачем-то помог ей обуться, завязал шнурки. Она с тоской подумала про грязь между пальцами. Солнце уже не так грело. Марина полтора часа проспала в саду. Поминки закончились. Остались лишь свои.

Аня накрыла на стол. И можно было бы обойтись пирожками с печеньем, но ей хотелось всех накормить. Саша поставил запотевшую бутылку водки на стол, он припрятал ее с обеда. Разлили по рюмкам, выпили не чокаясь. Марина оставила свою рюмку нетронутой. Ей и так достанется за позднее возвращение. Она сделала несколько глотков малинового компота. Ее бабушка варила не такой сладкий. К еде тоже не прикоснулась, голова от сна на влажной земле болела.

Заходящее солнце окрасило двор красным. Где-то в саду запели соловьи. В июне они самые громкие. Летние месяцы на юге можно отсчитывать по живности, которая наполняет дворы. В июне птицы, в июле земноводные, а в августе жужжащие. Июнь считался самым красивым. И пение птиц, и не успевшая высохнуть зеленая трава, и надежда на маленькую жизнь.

Разговоры за столом велись обычные. Кажется, никак не связанные со смертью, но она там незримо присутствовала. Макс рассказывал о КамАЗе, который они чинили на участке трассы Москва – Воронеж. Саша задавал уточняющие вопросы, хотя понятно было, что он ничего не смыслил в ремонте КамАЗов. Карина от усталости положила голову на плечо Юры и, кажется, уснула. Женя пил.

– Может, хватит? – вдруг сказала Аня.

– Отвали.

– За базаром следи, – сказал ему Макс.

– Пусть не лезет, – буркнул Женя.

– Я и всечь могу. Не посмотрю, что ты почти родственник.

Несмотря на всю напряженность сцены, Аня едва заметно улыбнулась. Макс точно сделает ей предложение. Не сейчас, но обязательно сделает.

Саша попытался успокоить Женю, положил руку на плечо. Но Женя сбросил ее и уставился на Аню. Ссадины на руках кровоточили, он недавно их снова расчесал.

– Давай ты пойдешь спать, – медленно проговорила Аня.

Аня была экстремально маленького роста, едва доставала до плеча брата. А рядом с богатырем Максом казалась совсем ребенком. Но было в ее голосе что-то властное, что заставляло и Макса, и Женю слушаться эту маленькую женщину. Она встала и потянула Женю к себе, но он отмахнулся и заехал ей по носу, откуда сразу же брызнула кровь.

– Не трогай его, – закричала Аня.

Макс повалил Женю на землю. Зажав нос, Аня пыталась оттащить Макса. На помощь ей пришли Вован и Юра. Вдвоем они держали Макса, тот сыпал угрозами. Он тоже был нетрезв. Водка и усталость – плохие союзники.

Ане удалось все-таки поднять Женю с земли и, одной рукой обнимая его за талию, а второй держа свой нос, увести в дом. Саша молча смотрел им вслед. Марина сделала знак Кате, что пора идти, но та не двигалась. Кто же захочет пропустить такое представление. Только не Катя.

– Вечно она его защищает, – сказал Макс.

– А ты бы что сделал? – спросила Светка.

Макс не ответил. Все молчали.

Вечное чувство вины. Вот что испытывала Аня. Стоило всего-то уронить дедовы армейские часы в уличный туалет и свалить вину на шестилетнего брата в надежде, что его-то не тронут. Но Петр Александрович нарушил весь расчет десятилетней Ани. Упокой, Господь, его душу.

Глава 4

На Одоевского горел единственный фонарь, освещал поповский дом. Вообще-то, поп в нем давно не жил, продал и переехал на Урал, но здание с круглым чердачным окном и шпилем в виде креста служило немым укором оставшимся тут грешникам. По привычке старушки крестились, проходя мимо. А потом вспоминали, что это всего лишь дом, да и поп был сомнительный, плевали в сторону и шли дальше.

В круге желтого света метались мотыльки. Тут Женя глушил мотор, чтобы не разбудить новых соседей, и катил мотоцикл к дому. Глушитель прогорел, но времени починить не хватало. В мастерской их осталось трое. Макс разъезжал по области, Вован чинил двигатели, а Юра нашел работу в центре. Жене доставалась всякая мелкая работа. Но именно мелкой работы вроде латки на шину или чистки воздушных фильтров было так много, что к вечеру он только и мог, что сесть на мотоцикл и поехать домой. Иногда заезжал увидеться с друзьями, но часто в их компании молча курил три сигареты подряд и прощался.

В один из таких вечеров он курил, а Саша рассказывал про то, как какой-то Олег нырял с десяти метров в карьер и сломал лодыжку. Пришлось везти его в травмпункт. И Саша изобразил лицо рыдающего Олега.

– Я точно умру, мне отрежут ногу…

Женя улыбнулся. Саша умел рассказать историю так, чтобы всем было смешно. Даже мрачная страшилка у него получалась анекдотом. Женя скучал по другу. После похорон они почти не виделись. Было ли дело в работе или в том, что Женя перестал быть веселым друганом, но Саша редко заезжал. А если заезжал, то в гараж – проверить масло или поменять лампочку. Он был совершенно беспомощным во всем, что касалось мотоцикла. Все, что он умел, – хорошо управлять им. Так, чтобы впечатлять девчонок. Женя же любил размеренную езду, чтобы меньше привлекать внимание гаишников.

Чему Женя удивился, так это тому, что друг до сих пор встречался с Катей. Больше трех недель, кажется, никто не задерживался. Хотя была одна, но имя ее Женя никак не мог вспомнить. Или не хотел. Чем-то похожа на Катю.

– Мне главное, чтобы красивая, – часто говорил Саша. – Или давала.

«Значит, дает», – подумал Женя и внимательно посмотрел на Катю. Он считал, что может отличать девственниц. Ее сложно назвать эталонной красавицей, как Карина, но что-то в ее необычном лице притягивало. Женя из темноты рассматривал ее яйцевидную голову, блестящие глаза, которые всегда будто с вызовом смотрели, улыбку большого рта. Какая теперь разница? Поезд ушел. Не в первый раз.