День последний

«Почему я подумал о Елене, как только увидел женщину?» — подумал Момчил, испытывая в глубине души досаду и не сводя глаз с шелковых русых волос девушки, рассыпавшихся по плечам, после того как чалма свалилась у нее с головы. «Тут битва и кровь, а не ... монастырь святой Ирины», — все сильней сердился он. Но сквозь этот гнев, будто солнце сквозь какую-нибудь щель, сиял образ боярышй^ как она стояла возле стройной виноградной лозы, сама такая же стройная, с распущенными волосами, с глазаМв^ блестящими от слез, а он взмахнул мечом и срезал лозу,Словно желая убить Елену и выкинуть память о ней из головы.

«Теперь не до нее», —"Обрубил он, наконец, нить воспоминаний и, приблизив нахмуренное лицо к незнакомцу, ткнул его ножнами. Тот повернул голову к воеводе и вперил прямо в глаза его бессТрашный взгляд.

— Только пальцем девушку тронь, жизни лишишься, хоть мне жизнь и сохранил! — торопливо, запальчиво произнес пленник по-болгарски, выхватив из-за обмотанного вокруг его тела широкого пояса кривой кинжал.

Момчил поглядел на него с изумлением. Момчиловцы, занятые вытиранием своих окровавленных мечей об одежду убитых, при виде обнаженного оружия подбежали к воеводе. Но они тоже удивились, услыхав, что агарянин говорит по-болгарски.

— Ты болгарин? — осведомился Момчил.

— Болгарин, — грустно ответил незнакомец. — Был болгарином, а теперь — акинджи, наемник У мура и невольник агарян.

Воевода порывисто наклонился к нему:

— Не ты ли крикнул мне во время боя, предупреждая об опасности?

И, не ожидая ответа, тихо, ласково продолжал:

— А кто эта девушка? Твоя сестра? Невеста? Кто? Я тебя хотел убить: думал, это ты метнул палицу. А ее я нечаянно задел. Ничего, дня через два заживет. Как ее зовут?

Момчил опять поглядел на рассыпавшиеся русые волосы девушки, и в голове у него шевельнулась мысль: «Будь с тобой Елена, не завидовал бы ты этому человеку». Он опять рассердился и сдвинул брови.

— Говори, кто ты и кто эта девушка? —сурово спросил он, устремив на пленника мрачный взгляд. — Мне нет дела до того, что ты болгарин и христианин. Я — ни царю Александру нахлебник и слуга, ни богу послушная овца. Я -- Момчил, воевода и вольный человек, — громко промолвил он, отходя в сторону.

— Момчил, Момчил, — повторил несколько раз невольник и наморщил лоб, словно что-то вспоминая. Потом вдруг вскочил на ноги.

— Знаю, знаю, — сказал он с улыбкой. — Ты тот ху-сар, что Елену, дочь великого прахтора Петра, похитил. Я бы на твоем месте тоже так поступил.

Он вдруг рассмеялся весело, добродушно; этот смех как будто стер с лица его все следы пережитых невзгод и агарянского плена.

— А меня зовут Игрил, воевода. Когда-то я был боярином. Дед мой, царство ему небесное, был протосевастом и великим вельможей царя Александра. Но теперь, ты видишь, я — ничто, — сказал невольник, манерой говорить и держаться приобретая все большее сходство с воспитанником боярина Панчу, захваченным турками в плен на берегу Марицы.

— А смеюсь я, знаешь, почему? — продолжал он уже совсем непринужденно и даже взял Момчила за локоть, не обращая внимания на хмурый вид собеседника, молча смотревшего на него в упор. — Я смеюсь над собой, воевода, над тем, как был глуп когда-то. Ведь у меня еще молоко на губах не обсохло, когда царский поезд вернулся в Тырново и все говорили о тебе и Елене. А я тогда сестре твоей Евфросине вот что сказал ...

— Ты знаешь мою сестру? — тихо спросил Момчил.

Игрил махнул рукой, словно для того, чтоб не мешали

чему-то очень веселому и забавному.

— «Будь я взрослый и присутствуй тогда на свадьбе, погнался бы я за твоим братом, догнал бы его. Потом вызвал бы его в открытое поле — на единоборство».

— Коли есть охота, это и сейчас можно, боярин! — усмехнулся Момчил.

— Постой, постой! — воскликнул Игрил, опять махнув рукой. — «И ежели ни один не одолел бы, мы бы побратимами стали», — закончил он, откинув назад голову с веселым, беззаботным смехом.

У Момчила тоже посветлело лицо.

— Вот как? Поединок и побратимство! Только, знаешь, — резко прервал он самого себя, и лицо его опять потемнело, — я не братаюсь с боярами.

Он даже отошел прочь от Игрила, и рука боярина, державшая его локоть, упала.

— А я согласен побрататься с хусаром, — твердо промолвил Игрил, и все тело его натянулось, как тетива. — Хочу побрататься с тобой. Ну?

Игр ил хотел' , еще что-то сказать, но тут у него за спиной послышался голос девушки, и он, махнув воеводе, чтобы тот подождал, быстро скрылся в полуразрушенном шатре. ⁴

Момчил некоторое время глядел ему вслед, потом вдруг повернулся и обвел взглядом поле боя.

При свете пожара берег выглядел совсем иначе: не будь луж крови и трупов на песке, никто бы не догадался, что недавно тут была лютая сеча. Только время от времени, словно из-под земли, доносились глухие стоны умирающих.

— Видно, агаряне полегли все до единого! — пробормотал себе под нос воевода. — Трубить! — крикнул он тем, кто стоял ближе к нему.—Трубить сбор!

Когда морской берег огласили призывные звуки рога, со всех сторон послышались голоса момчиловцев: бойцы искали товарищей и, еще покрытые кровью, становились под свои знамена. Первым появился Нистор, хромая и кляня на чем свет стоит агарян; за ним — Раденко, все такой же задумчивый, молчаливый.

— Гойко умер, воевода, царство ему небесное! И еще пало много народу, — тихо промолвил он.

Момчил склонил голову.

Войхна вылез из-за груды убитых, весь мокрый, окровавленный.

— Кончено, Момчилко! — громко крикнул Райко еще издали, сидя на коне. — Считал, считал, счету не хватило. Нет больше агарян. Лежат, как рыбы на песке, чтоб им пусто было, безбожникам горбоносым! — И, круто остановив коня, он ловко спрыгнул на землю.

— Ты жив, милый?.. Целехонек! — весело затараторил он, шагая к воеводе. — Мне говорили, тебя чуть палицей не двинуло. Да здравствует деспот Момчил! — вдруг громко крикнул он.

Момчиловцы дружно подхватили.

— Погодите! — прервал их крики Момчил, выйдя из неподвижности. — Я — ваш воевода, а не деспот, и никогда не буду для вас деспотом. Кто тебя научил так кричать, Райко? — сердито спросил он племянника.

Но Райко, видимо, ничуть не испугался.

— Кто меня научил, Момчилко? — весело воскликнул он. — А чего нам прятаться? Что тебе сказали послы

Апокавка в Подвисе? Как только ты выступишь против Кантакузена и пришлешь в Царьград сколько-нибудь пленных, тотчас получишь грамоту. Ежели она у тебя еще не за пазухой, так уже пишется. Да не только в этом дело. Эх, не только в этом! — еще громче и веселей продолжал он. — Пока мы тут с агарянами разделывались, наверху зилоты крепость взяли и Кантакузеновых людей перебили. Хоть и греки, а все равно как мы: такие же замученные, бедные люди. Так вот, Момчил, и они деспотом тебя называют. Для нас воевода, а для всех других — деспот. Так-то! Верно, братья и побратимы? — обернулся он к собравшимся со всех сторон и окружившим воеводу момчиловцам.