День последний

Вдруг он прервал свою речь и с кривой улыбк°^{й при}бавил:

_— Только будьте тверды. И вооружитесь как следует! А пока прощайте, братья-зилоты, идите по своим дедам.

З_илоты зашевелились, стали перешептываться. Двое _{из их г}руппы вышли вперед и обменялись с вое^водой _крепким рукопожатием. Ставру тоже протянул ему ^руку.

— Будь нашим гостем, деспот-воевода, — промол^вил он. — Переночуй со своими людьми в городе. Мы ^всех накормим, напоим.

— Спасибо, Евстратий, — ответил Момчил, отрицательно покачав головой. — Люди выпьют, языки развяжутся — недалеко и до ссоры. Лучше выдай нам съестные припасы и вино. Мы сами поужинаем и за здоровье ваше издали выпьем.

— Мудро говорит воевода, — поддержал Раденко. — Вино — враг согласия.

— Ладно. Так и сделаем. Пришлем вам вина и пр' 'пасов через Западные ворота, — ответил Евстратий, уходя.— А ты, деспот-воевода, помни, что в Периторе есть зилоты. Хараламбос расскажет им обо всех твоих славных делах; когда ты осадишь город, они окажут тебе помощь изнутри. — И, помахав рукой, он присоединился к остальным, ушедшим вперед.

Когда зилоты скрылись за оградой пристани, кольцо момчиловцев распалось, и они, громко беседуя обо всем виденном и слышанном, стали расходиться по своим отрядам. Известие об ужине заставило их заметно повеселеть. То тут, то там раздавался смех, слышались шутки.

Момчилу подвели коня, и воевода поспешно сел на него.

— Эй, Райко, Нистор и ты, побратим Раденко! — громко крикнул он. — Возьмите людей и ступайте к Западным воротам. Поедим, отдохнем, а потом, пока не рассвело, сделаем небольшой переход. Чтоб Кантакузену не пришлось дожидаться, когда мы в димотикские ворота постучимся. Верно?

, Он подъехал к полуразрушенному шатру.

— А ты, боярин, что будешь делать? — обратился он с вопросом к Игрилу, сидевшему неподвижно возле девушки и озабоченно на нее глядевшему.

— Если позволишь, поеду с тобой, а нет — останусь здесь, пока с божьей помощью не поправится моя невеста, — усталым голосом ответил Игрил.

— Невеста? — чуть слышно прошептал Момчил, и в глазах его вспыхнул злой огонь. Но, овладев собой, он спросил только:

— Как она?

— Спит и бредит. Верно, горячка, — тихо ответил Игрил.

— Вот что, боярин, — помолчав, промолвил Момчил тихо, печально. — Коли в самом деле хочешь с нами, едем. Девушка напугалась и дня через три встанет. А от царапины следа не останется. Наши ей носилки сделают. Как посестриму носить ее будут. Спрячем ее куда-нибудь, пока с Кантакузеном не разделаемся. Да, вот что! — вдруг сказал он громко. — Лучше всего отвези ты ее в Цепино, в монастырь, к сестре моей. И к Елене, — прибавил он, понизив голос. — Ведь вы с ней— родня. Как я сразу не сообразил!

Игрил быстро поднялся и, кинув взгляд на девушку, не проснулась ли она, подошел к Момчилу.

— Хорошо, воевода, — промолвил он, глядя ему в глаза. — Только разреши мне, после того как я отвезу ее туда, вернуться к тебе.

— Ко мне? — удивился Момчил и насмешливо улыбнулся. — Чего тебе здесь надо, боярин, у таких головорезов, которые ни царя не признают, ни богу свечей не ставят? Поезжай лучше в Тырново. Александр будет тебе рад.

Игрил пожал плечами.

— Успею съездить и в Тырново. А с тобой быть хочу, потому что должен отомстить одному кантакузеновскому человеку. В жизни своей не забуду одной греческой лисицы, что возле Умура в шатре его сидела и погубить меня ему нашептывала. Я расскажу тебе об этом при случае, — прибавил он, потрепав Момчилова коня по шее.

— Ладно, поедем, — ответил Момчил. — И оставайся у нас, сколько хочешь. Только знай: с волками жить — по-волчьи выть. Ребята мои шибко не любят бояр: так что ты о своем боярстве не рассказывай. Как невесту-то зовут?

— Эйлюль.

— Эйлюль, — повторил воевода, но в сердце его про-

з_Ву_Чало, как эхо: «Елена». Мысли его приняли дру^г°^е направление, и он, быстро наклонившись над ш^{ееи коня}, глухо промолвил: _о

— Коли тебе жизнь мила, боярин, не говори в друго^и раз о боярышне Елене и о том, как я увез ее с пост^оя_лого двора, а потом на волю отпустил. Слышишь? Н^и сло_ва! И свою невесту Елен... Эйлюль спрячь как следует. Здесь женщинам не место, — закончил он, чуть не крича, и яростно вонзил в бока коня свои длинные шпоры.

Конь хотел было подняться на дыбы, но сильная ^рука всадника натянула поводья. Животное кинулось в сторону, потом попятилось, храпя и раздувая ноздри. Момчил надвинул свою громадную медвежью шапку на самые брови и еще раз сверкнул глазами на Игрила и спящую девушку. Игрил глядел на него с удивлением, стоя на месте. Потом подошел к воеводе и взялся за его поводья.

— Что ты хочешь сказать, воевода? — спросил он таким же глухим голосом, как Момчил.

— Что хочу сказать? — засмеялся Момчил, блеснув белыми зубами. — Возьму да увезу ее.

— Не можешь, — спокойно возразил боярин.

— Вот увидишь, — стал настаивать Момчил.

И двинулся верхом к девушке.

Игрил пошел вместе с ним, не выпуская поводьев и глядя на него попрежнему со спокойной улыбкой.

— И знаешь, почему не можешь, воевода? — спросил он, когда они уже достигли шатра.—Потому, — сказал он, придвинувшись к самому седлу Момчила, — потому, что ты любишь Елену и она любит тебя. Вот почему!

И, отпустив поводья, отскочил в сторону.

Видимо, Игрил правильно угадал, что сделает воевода: отскочил он во-время. Момчил изо всех сил ударил коня плетью. Конь помчался вдоль берега. Но момчиловцы хлопотали возле стены, таская мертвых и раненых; они преграждали ему путь. Момчил, свернув в сторону, заставил коня скакать по мелководью. При слабом зареве догорающих ладей всадник с конем производили впечатление какого-то сказочного чудища, вышедшего из волн морских среди пены и тучи брызг. Потом Игрил увидел, как воевода, выехав на берег, резко остановил коня как раз у ворот, ведущих к пристани. Подозвав двух хусар, Момчил что-то сказал им, указывая на Игрила. Вскоре они направились к боярину, ведя оседланного коня в поводу.

И^гри^л поспешно поднял с земли брошенный ятаган, ^надел на левую руку агарянский щит и встал между вс_ад_{никами и спящей болезненным сном девушкой. Лицо его ^насупилось и покрылось морщинами, как прежде, когда ^{он был} пленником агарян. «Сперва убью Эйлюль, потом ^{покончу} с собой. Живой не отдам ее и сам живым не дамся», - пробормотал он, следя за приближающимися.}

Это были Твердко и Моско. Увидев в руках у пленника обнаженный ятаган и щит, они остановились в нескольких шагах от него.

— Чего вам надо? — спросил Игрил, приготовившись к бою.

— Воевода посылает тебе коня, — ответил Твердко.— Он велел передать, чтобы ты не боялся ни за себя, ни за... ни за. ..

Он запнулся и почесал себе затылок.

— Ну, ты знаешь, за кого. Воевода какое-то чудное имя назвал. И поезжай с нами, а то сейчас ворота закроют.

— Лжете вы со своим воеводой! — гневно воскликнул Игрил. — Живым не дамся и ее не отдам.

Твердко нахмурился.

— Наш воевода не лжет, твоя милость. Он велел сказать, что, коли ты не поверишь нам, он клянется именем сестры своей Евфросины, которую ты знаешь.