Деревенщина в Пекине 3

Секретарь бросает на нас многозначительный взгляд, едва заметно кивает и первой передаёт прокурору свой паспорт. Документ в красной обложке с золотым тиснением переходит из рук в руки. Мы с Ли Миньюэ следуем её примеру, доставая документы из внутренних карманов.

Пальцы Чон Соджуна быстро скользят по клавиатуре ноутбука, вводя данные с паспортов. Если же документам двух китаянок он уделил не более десяти секунд, то на моём паспорте задерживается значительно дольше. Его брови слегка приподнимаются, выдавая любопытство.

— Что ж, я подробно изучил дело, которое передала госпожа Дэн, и мне удалось обнаружить интересный факт, — произносит он, откидываясь на спинку кожаного кресла. — Скажите, вы ознакомились с уставом предприятия, принадлежащего пропавшему Ван Сяомину?

Уловив в свой адрес неожиданный вопрос, третий секретарь слегка меняется в лице. Её идеально контролируемое выражение на долю секунды выдаёт растерянность — глаза чуть расширяются, а пальцы непроизвольно сжимаются. Не только мне, но и прокурору становится очевидно, что так глубоко она не додумалась копнуть.

— В этом документе есть одно… скажем так, нестандартное положение. По уставу компании, если больше восьми месяцев топ-менеджер, являющийся учредителем, не важно по каким причинам, не в состоянии выполнять свои обязанности, его акционерная доля в одностороннем порядке распределяется между ближайшими родственниками. При условии, что те тоже являются акционерами предприятия.

Мы втроём озадаченно переглядываемся. Ли Миньюэ слегка прикусывает нижнюю губу — жест, который я уже научился распознавать как признак её глубокой задумчивости.

— К сожалению, я не смогла ознакомиться с уставом предприятия, — отвечает третий секретарь, выпрямляясь в кресле и придавая своему голосу максимально официальный тон. — Это закрытая классифицированная информация, — добавляет она с лёгким оттенком досады. — Видимо, у вашей прокуратуры свои возможности.

— Мы находимся в Южной Корее, а не Северной. У нас нет доступа в часть госреестра, отвечающую за бизнес, — парирует собеседник, сохраняя серьёзное выражение лица. — Мне пришлось обратиться к знакомым в секторе тяжёлой промышленности, чтобы через электронный министерский архив вытащить копию их устава. Если честно, я очень рискую, сообщая вам это, но считаю своим долгом, потому что за вас просили люди, которым я по ряду причин не могу отказать.

— И мы очень ценим это, — мило улыбается секретарь, слегка подаваясь вперёд и демонстрируя чуть больше внимания, чем требует деловой этикет.

— Я действую подобным образом не потому что в вас влюблён, — прямо за столом прокурор слегка кланяется Дэн Инчао, в его голосе звучит деликатная, но явная отповедь. — И не потому, что положил глаз на потерпевшую. С личной жизнью у меня всё в порядке.

Глядя на солидного мужчину в костюме китаянки понимающе вздыхают. Я едва сдерживаю ухмылку. Похоже, третий секретарь слишком очевидно демонстрирует своё внимание к прокурору.

— Можете не переживать, в вашем деле я намерен выложиться по полной, — продолжает Чон Соджун, словно не замечая возникшей неловкости. — Сим Хеджу, к которой вы обратились, моя учительница, и это её первая личная просьба ко мне. Поэтому я и напрягся. А теперь к делу, — его тон снова становится деловым, а взгляд — цепким и аналитическим. — Важный нюанс устава предприятия теперь вы знаете, так вот, учитывая прописанные вами сроки пропажи, осталось семнадцать дней. Я бы предложил поставить вопрос ребром: Вы спасаете дядю, его активы или всё вместе?

— Позвольте уточнить, — вмешиваюсь я, подаваясь вперёд. — Положение устава можно оспорить в суде?

— Категорически не в эти сроки, — Чон Соджун с профессиональной уверенностью качает головой. — Давайте быть реалистами, на это уйдет от четырёх до шести месяцев с учётом противодействия той стороны. У них ведь тоже какие-то ресурсы в Корее есть. Ещё вопрос, чем это всё закончится, в деле же замешаны чеболи.

— А что насчёт закона об охране китайских инвестиций? Да и в целом, политики страны, — уточняет третий секретарь, возвращаясь к деловому тону.

— Да, вы, то есть китайские деньги — это действительно священная, а не дойная корова. Вас трогать нельзя, как бы неписанное правило, — отвечает прокурор, слегка усмехаясь. — Но судя по интересной изоляции вашего гражданина, я уже и не знаю, насколько та сторона эти правила соблюдает. Если вас ударят топором по голове, то в суде, конечно, виновного покарают, он понесёт заслуженное наказание. Вот только вам на том свете это чем поможет?

— Что, в прямом смысле по голове? — невольно уточняю.

— Это идиоматическое утверждение, — спокойно разъясняет Чон Соджун. — Я имел в виду, что от вашего дяди могут попробовать избавиться другим способом. Например, сердечный приступ. До вас, думаю, дело не дойдёт, — он с сомнением оглядывает нас троих, задерживаясь взглядом на каждом лице, словно оценивая наш уровень риска. — Хотя и исключать не стоит. Мало ли, исчезли и исчезли. Пусть об этом не любят говорить и в прессе не рассказывают, но такое бывало.

— Скорее всего их интересует только собственность, — задумчиво заключаю я, потирая подбородок и анализируя полученную информацию. В моей голове уже складывается картина происходящего, паззл постепенно обретает очертания.

— Не буду лукавить, в автомобильной отрасти я не разбираюсь. Всё-таки моя работа по другой части, но я чутко понимаю финансы и всё, что с ними связано. Если та сторона начнёт действовать напролом, то программа максимум — оставить за собой работающий бизнес, а программа минимум — это банально похитить деньги с ваших счетов.

— Вряд ли для них эта сумма весомая, — бормочет Ли Миньюэ.

— У вас на одном счету двенадцать миллионов долларов и на другом семь. Поверьте, это тоже нормальные деньги. Даже у меня в семье далеко не всегда и не каждый способен заработать такую сумму за год, — ухмыляется прокурор. — А я из очень хорошей корейской семьи. Уж поверьте.

— Извините, — вмешиваюсь я. — Мне как студенту политологии очень интересно, что могло заставить написать такой устав?

— Да тут всё понятно, жену свою любил, — махнул рукой Чон Соджун с видом знатока человеческой природы. — Когда мужчине за пятьдесят, а рядом молоденькая женщина, которая дёргает за одно место, ласково при этом улыбаясь, то о многом не думаешь.

— Я чувствовал, что есть какое-то двойное дно. Всё, спасибо что объяснили. У меня мозаика сложилась, — я удовлетворённо откидываюсь на спинку стула.