Desiderata. Созвездие судеб

Как, наверное, расстроятся Его Величество с Бальзаком! Было почти стыдно думать об этом, ведь меньше всего на свете Достий хотел бы причинить близким неудобство. А что же станется с духовником?! Он наверное, совсем жить расхочет… Попрощаться бы с ним, наедине, сказав что-нибудь в утешение, обнять в последний раз, поцеловать всласть…

Достий шевельнулся и застонал тихонько – почему-то на смертном одре его одолевали странно непристойные мысли, отнюдь не скорбные и душеспасительные. Сцена трогательного предсмертного прощания вдруг обернулась в жаркую вакханалию на двоих. «Да что же это со мной…» – растерянно подумал Достий и тут только заметил, что внизу живота возникла напряженная пульсация. Сделалось неимоверно жарко, голова шла кругом, и о том, чтобы подняться да уйти куда-то, не могло быть и речи. Но что, если его сейчас обнаружат в подобном состоянии?!

– Достий? – раздалось над самой головой. – Что такое? Тебе дурно?

Юноша поднял глаза и на фоне кружащегося и плывущего перед взором дворцового коридора увидел лейб-медика.

– Помогите… – только и смог пробормотать он слабеющим вконец голосом.

– Что с тобой?! – фон Штирлиц подхватил его под мышки и попытался поставить на ноги.

– В бокал подсыпали, я выпил… – попытался Достий честно растолковать и вдруг заметил, куда смотрит Отто. Обычно мешковатая сутана сейчас некстати натянулась спереди, обрисовывая недвусмысленный холмик внизу живота. Достий пискнул и попытался было снова осесть на пол и сжаться в клубок, но доктор ему этого сделать не дал – подхватил под спину и колени, взял на руки и куда-то быстро понес.

– Нет… – будто со стороны слыша свой голос, запротестовал Достий. – Пожалуйста, не надо…

Он со стыдом ощущал, как распаляют его чужие прикосновения – именно что чужие, другого слова было и не подобрать. Сильные руки фон Штирлица, грудь, к которой он прижимал свою ношу – всего этого вдруг захотелось больше и ближе. Достий зажмурился, пытаясь произнести молитву, но молитва выходила прескверная – стонать хотелось больше, чем молиться.

– Стучи, – скомандовал вдруг Отто. Достий открыл глаза и обнаружил сбоку от себя дверь. Постучал нетвердо сжатым кулаком, едва ли ощущая сейчас силу удара.

– Кто там? – отозвались изнутри, и голова у Достия закружилась еще пуще – он не сразу понял, что это дверь в духовникову комнату.

– Откройте, прошу вас, это очень срочно! – отозвался Отто, и в голосе его было столько тревоги, что и бессердечный бы отворил – а уж святого отца никак нельзя было бы назвать бессердечным.

Однако, завидев их на своем пороге, Теодор нахмурился.

– Это что еще такое?!

Доктор, не тратя время на объяснения, шагнул в комнату, осмотрелся – он никогда тут не был – и, сориентировавшись, пошел прямиком в спальню. Там уложил Достия на постель и отобрал у него из влажных от испарины пальцев бокал.

– Что это значит? – святой отец теперь заглядывал в ту же комнату, и вид у него при этом был очень недобрый. Фон Штирлиц молча и деловито утянул его за рукав в переднюю.

====== Глава 6 ======

Оставшись в одиночестве, Достий поспешно и неловко принялся избавляться от одежды. Чувствовал он себя скверно – в паху начинало болеть, а вожделение перешло уже все границы. Хотелось немедленно сбросить это напряжение, хотя бы и самому, но жуткая слабость мешала даже раздеться нормально – Достий, стянув с себя одежду, просто спихнул ее на пол, на большее сил совершенно не было.

– Достий! – отец Теодор возвратился к нему, одной рукой придерживая полог, а другой расстегивая сутану. – Сейчас, мой хороший, сейчас, потерпи немножко…

Терпеть сил, впрочем, не было, и ощутив, что на ложе он больше не один, Достий беззастенчиво – никогда бы себе подобное не позволил! – ухватил любимого за руку, чтобы потянуть ее к своему паху. Тело горело огнем, ничуть не охлаждаемое обильной испариной, из глаз всю дорогу катились слезы – от боли, стыда и отчаяния.

Ласки обернулись нескончаемой мукой, испытываемые один за другим вспышки экстаза все не приносили облегчения, да и услады в них никакой вовсе не было. Яд распалял тело изнутри, терзал его возбуждением, которое не имело ничего общего с любовным жаром. Достий видел хмурое лицо возлюбленного, которому прикосновения тоже были, кажется, не в радость, и стыдливо отворачивался. Ни за что бы не желал он отдаваться вот так, не по своей воле, а по приказу какого-то гнусного вещества. И уж точно не хотелось втягивать в это Теодора, который сейчас совершал все действия механически, руки его прикасались бережно и достаточно ощутимо, но без обычной своей любви. Но кого было еще привлечь к подобному делу? Достий с прискорбием понимал – сам бы он страдал намного сильнее и дольше, лежал бы пластом от слабости и кричал бы от невыносимой муки.

Пытка все не кончалась и продлилась, наверное, пару часов, когда Достий с еле слышным хрипом излился в очередной раз – горло он сорвал от стонов, да и на что-то погромче дыхания не хватало. Тело вдруг стало свинцово тяжелым, а глаза сами закатывались ко лбу. «Хватит, не нужно больше…» – и хотелось бы это сказать, но Достий мог лишь шевелить пересохшими губами. Духовник, к счастью, все понял, и с облегчением оставил любовника в покое.

– Бедный ты мой, – прошептал он, заглядывая Достию в глаза. – Ничего… Все закончилось. Все хорошо…

Достий просто провалился в беспамятство. Сквозь дрему он чувствовал какие-то влажные прикосновения, потом его зачем-то двигали с места на место. Один раз он приоткрыл глаза, из слабого любопытства, когда отец Теодор зачем-то утирал ему мокрым полотенцем рот и подбородок, слегка зажав при этом нос под переносицей. Достий увидел красноватые пятна на полотенце – и окончательно соскользнул в забытье.

Он проснулся от невыносимой жажды. Во рту было сухо до такой степени, что распух язык, а стенки горла при глотании скреблись друг о друга, как терки. Достий попробовал пошевелиться. Он ощущал себя разбитым и очень слабым, как после долгой и мучительной болезни. Но сесть все же удалось.

В опочивальне он был один. Вещи его, кроме нательной рубашки, были сложены на стуле. Рубашка, должно быть, была уже в прачечной, вместе с грязной и насквозь промокшей простыней – Достий проснулся на чистом и очень этому удивился. Он спустил ноги на пол и завернулся в одеяло. Прислушался, напрягая скудные силы: в передней кто-то приглушенно говорил. Достий осторожно, опираясь о стену, подошел к двери и выглянул наружу.

К духовнику, оказывается, пришли Советник с Императором. Монарх сидел на стуле, пристроив Бальзака к себе на колени, и видно, пристроил как всегда, не спросясь разрешения – Советник сидел прямо и сложив чинно руки на коленях собственных, совсем не обращая внимания на чужие объятия. Несмотря на такое положение, лица у обоих были серьезные и даже хмурые. Теодор стоял к Достию спиной, но тут же обернулся на скрип двери.

– Что ты? Нехорошо? – обеспокоенно спросил он.

– Я пить хочу, – прошептал Достий.

– Иди ляг, я сейчас принесу тебе…

– А можно мне к вам?

Духовник сперва поджал губы, потом осмотрел Достия с головы до ног. Видно решил – раз тот смог дойти до двери, стало быть, может и не лежать, если ему не хочется. Приняв это за позволение, юноша неловко прошел в переднюю и устроился в уголке неподалеку, с тем расчетом, чтобы иметь что-то для опоры под спину. Святой отец все еще поглядывал на него с опаской и настороженностью – не доверял облегчению после вспышки.

– Я могу продолжить?.. – поинтересовался у присутствующих Бальзак. Его Величество ласково поворошил его кудри ладонью.

– Мы слушаем, – заверил он.

– Итак, если верить результатам анализов Отто – а отчего бы, спрашивается, им не верить? – в ход была пущена «розовая жемчужина», она же «плеть амура», вещество, содержащее в себе высокую долю катардина. Даже в малых дозах оказывает отрицательное воздействие на почки, печень, желудочно-кишечный тракт и на центральную нервную систему, в связи с каковыми фактами я и позволил себе прийти не с пустыми руками, – Бальзак кивнул в сторону, и, проследив за его взглядом, Достий обнаружил несколько склянок аптекарского вида на столе у окна.