Desiderata. Созвездие судеб

Достий только и успевал переводить взгляд с одного лица на другое – дамы, будто причудливые куклы, статуэтки, какими украшают каминные полки, в изысканных нарядах, одна за другой будто на параде, мелькали перед ним. И слушая повествование Советника, юноша начинал понимать, отчего Его Величество столь упрямо не желал жениться ни на ком – как из них, так и из тех, кого в глаза не видывал. Что, все-таки, за ужасные порядки царят в так называемом высшем свете!.. Люди, например, сходятся для брака из корыстных соображений – если и не из денежных, то из гордыни, стремясь считаться родней знати – а после заводят романтические привязанности вне семьи, и это почитается совершенно нормальным положением вещей, подумать только… Неужто же их скромное бытие, их, людей, посвятивших себя одному дорогому существу – признается более недостойным, чем то, о чем рассказывал Бальзак в привычной ему бесчувственной манере?.. Нет, прав, многажды прав был отец Теодор, а после еще Его Величество – есть на этом свете законы, которые стоит если не искоренить – то существенно видоизменить обязательно…

Тем часом, публика устроилась, наконец, на местах, свет потушили совсем, а занавес подняли. Никогда прежде Достий не бывал в театре – если не считать нескольких случаев, когда в деревеньке поблизости Фредерика выступали бродячие актеры. Но их расписная кибитка, костюмы в заплатах и свекольные румяна ни в какое сравнение не шли с тем, что представало перед юношей сейчас. Он, конечно же, знал, что сцена не так уж и велика. И позади нее расписной холст, а вовсе не горы, однако выглядело все очень живо.

Сегодня давали «Везучего стрелка» – и, несмотря на то, что манера пения была очень своеобразной, и не везде удавалось распознать слова арий, Достию понравилось и само представление, и то, о чем говорилось в истории. А уж до чего была хороша леди Гамелин в образе горной реки, как умело ее голос изображал и стремнины и водопады, будто бы заставляя ощутить себя в пенном горном потоке… И горная река, и столетний дуб, и орел в горах – все знали Везучего Стрелка, все бросали ему вызов и всех он одолел, потому что на его стороне была сама удача.

Когда занавес закрылся и был объявлен перерыв – «антракт», так он назывался по-театральному – зрители покинули свои места, желая перекинуться словечком друг с другом и обсудить увиденное.

– Идем, – вздохнул Советник. – Оставаться в ложе во время антракта – моветон, или негласное сообщение прочим о том, что за закрытой дверью происходит нечто для посторонних не предназначенное.

Заслышав эдакие слова, Достий поспешно выбрался из мягких объятий кресла. Не хватало еще, чтобы людская молва пустила о Высочайшем Советнике еще один нелестный слух, будто и уже имеющихся мало!

====== Глава 8 ======

Вестибюль оперы во время перерыва напомнил Достию бал в миниатюре. Только здесь, в отличие от бала, он слышал и живой смех, и непринужденную болтовню. Любо-дорого было поглядеть, как здесь светятся искренней радостью лица людей!

– О, – между тем произнес Бальзак, кого-то высматривая. – А вот и он. М-м… – последнее прозвучало с глубоким разочарованием, однако было поздно: тот, на кого кивнул Советник, уже приближался к ним, ведя под руку одну из тех дам, о которых Достий сегодня слышал. Леди Джулия де Ламберт – припомнил Достий – вот как звали эту красавицу с локонами цвета червонного золота, в расшитом пламенеющими цветами золотистом платье, с сияющим берилловым колье на высокой шее… Достий никогда прежде так близко не видел столь сиятельной дамы, и потому не знал, как ему держаться. Леди де Ламберт так его сразила, что не сразу он уделил внимание ее спутнику, выглядящему сущим дроздом подле райской пташки. Бальзак же раскланялся с этим человеком почти душевно.

– Достий, позволь тебе представить моего товарища по ученичеству. Это Юлий. Юлий, не трудись, с госпожой де Ламберт мы знакомы…

– Не ожидала увидеть вас в таком месте, господин де Критез, – сложила губы в улыбку та. Каждое ее слово так и цвело лукавым притворством и насмешкой. – Да еще и без Его Величества. А ваш таинственный спутник – о, неужели он и вправду духовный брат?.. – теперь сиятельная госпожа глядела прямо на Достия и он просто не знал, куда деваться. – Поверить не могу – наконец-то почтенные господа из Синода уверовали, что опера не колыбель греха…

– Взгляни, Джулия, – прервал ее Юлий. – Это ли не госпожа Инспекто там? Кажется, ты желала выразить ей свои соболезнования по поводу утраты.

– О, и верно! – леди де Ламберт ловко выскользнула из их небольшого круга. – Прошу меня извинить, господа, уверена, вы найдете, как скрасить свой досуг. Мальвина, душечка!.. – это уже было обращено не к ним. Бальзак проводил даму взглядом и вздохнул с явным облегчением.

У тебя не нервы, а корабельные канаты,

заметил Советник.

– Это ты о Джулии? Брось, бывает, Отец Небесный дарит сестер и похуже.

Юлий и Джулия – близнецы,

пояснил Бальзак. – Оттого у них и такие парные имена.

– Да, маменька не отличалась большой фантазией, – вздохнул вышеназванный. Достий теперь пригляделся к нему хорошенько – Юлий был приятного вида мужчиной, годами, быть может, едва-едва младше Бальзака. С открытым волевым лицом, которое обрамляли небрежные волны таких же светлых, как и у его сестры, волос. Улыбка у него была дружелюбная, рукопожатие – крепким, однако что-то в этом господине показалось Достию беспокоящим. Наверное, все дело было в леди Джулии – поневоле она будто бы бросала тень на своего брата, и от ее ядовитых замечаний и фальшивых улыбок его собственный взгляд казался каким-то стылым и холодным. Достий повел плечами, стараясь сбросить это ощущение.

– Но и правда, – заговорил снова Юлий, – необычно тебя здесь повстречать, Бальзак. Я бы, пожалуй, меньше удивился Монкорже – помнишь Монкорже?

– Разумеется. Записной первейший наш лентяй, как его не упомнить.

– Он нынче начальник пожарной службы в Фиренсе. Ох, и история там вышла с его назначением…

– Зато уж теперь точно выспится вволю.

– Так расскажи же, каким ветром тебя сюда занесло, да еще и в обществе достойного духовного брата! К слову сказать – не желаете ли отправиться в буфетную, я бы промочил горло, да и там сподручнее вести беседу.

– Я воздержусь, с твоего позволения. Более чем к спиртному я равнодушен лишь к мороженому, а ничем иным, насколько я помню, здесь не угощают.

– Ну, как знаешь. Не томи же, выкладывай!..

– Ничего необычного: сегодня первый выход леди Гамелин, это событие не может оставаться без внимания.

– Так ты тут как бы официально заменяешь Императора?

– Никоим образом я не могу официально заменять Его Величество ни на каком мероприятии, – чопорно отозвался Советник. – Однако общую суть ты уловил верно.

– Что ж, зато они не свиделись с моей сестрицей, – философски рассудил Юлий. – Она, помнится, всю плешь мне проела, плакалась, что принц на нее и не глядит, бегает к какой-то пассии в городе. Кто это, кстати, был, ты не знаешь?

– Не помню, – равнодушно уронил Бальзак. – Полтора десятка лет прошло, Юлий, побойся бога. Ты бы еще спросил, кто у нас заменял на уроках закона божьего отца Драйзера, когда тот болел…

– А тот разве болел?.. – удивился Юлий. Достий, стоя между собеседниками, ощущал себя престранно. Беседа шла о вещах, понятных ему лишь отчасти, и он старался уловить, в чем подвох, так настойчиво щекочущий ему нервы. Несмотря на то, что Джулия покинула их маленькую компанию, молодому человеку все равно было не по себе – всю дорогу казалось, что Юлий чересчур цепко следит за собеседниками и ни одного слова не произносит без умысла. Даже улыбка его была какой-то неестественной.