Десять ли персиковых цветков

Меня охватила дрожь. Наклонившись, он сказал:

– Цянь-Цянь, сколько еще будешь притворяться? Ты знаешь, что я тоскую по тебе с тех пор, как оказался в Цинцю, но продолжаешь говорить то, что выводит меня из себя.

Услышав это, я обомлела. Ох, мать моя… Говорят, птицы – самые верные и преданные создания. Если пришелся им не по нраву, что бы ты ни делал, их не переубедить. Однако если полюбят, то будут любить до последнего вдоха. Но ведь Би Фан испытывал нежные чувства к моей племяннице и, как положено у птиц, должен был любить ее до конца своих дней… Когда же он успел положить на меня глаз?

Он продолжил:

– Поскольку ты в то время уже была помолвлена с принцем, мне оставалось только прятать свои истинные чувства. Однако, когда ты оказалась в беде, он даже не смог защитить тебя! Я слышал, что у него уже есть супруга. Меня не было здесь очень долго, и все это время я много думал. У него нет недостатка в девушках, будет ли он относиться к тебе хорошо? Смогу ли я доверить тебя ему?..

Не успел он закончить свою речь, как дверь распахнулась. Бледный Е Хуа стоял в дверном проеме, сжимая в руках чашу с лекарственным отваром, от которого шел пар. Я растерялась: разыгравшаяся сцена из дружеской превратилась в сцену признания в любви. Воистину эта пьеса значительно отходит от традиционного сюжета!

Би Фан искоса взглянул на Е Хуа, но не проронил ни слова. Принц поставил чашу с отваром на стол. Поскольку Би Фан занял место на краю кровати, принц присел на стоявший рядом стул. Внешне он сохранял спокойствие и пока что молчал. В комнате воцарилась мертвая тишина. Благодаря этой заминке я смогла наконец осознать, какой смысл заключается в словах Би Фана. Он только что признался, что был вынужден скрывать свои чувства из-за моей помолвки с Е Хуа. Так глубоко прятал их, что десятки тысяч лет я ни о чем не догадывалась. Хотя я и не испытывала ничего подобного к Би Фану, мне было приятно узнать, что он влюблен в меня.

Из-за того, что Сан Цзи разорвал нашу помолвку и Небесный владыка издал указ, долгие тысячелетия, которые я должна была провести в любви и согласии, прошли для меня в полном одиночестве. Сложно даже представить, насколько скучной была моя юность по сравнению с юностью других бессмертных моего возраста. Я глубоко переживала по этому поводу, хотя никогда не показывала свои чувства. Признание Би Фана перекликалось с моей душевной болью, что я хранила в себе пятьдесят тысяч лет. Хотя я не могу ответить на его чувства, мне следует отказать ему как можно мягче: я не хотела бы ранить Би Фана.

Я долго предавалась раздумьям, прежде чем сказать:

– Видите ли, я помолвлена с членом Небесного клана, и нам с вами… нам с вами не суждено быть вместе. Мне очень приятно, что вы испытываете ко мне симпатию. Однако во всем всегда нужно расставлять приоритеты, не так ли?

У Би Фана заблестели глаза, когда он ответил:

– Если вы согласитесь быть со мной, я готов пойти против Небесного клана!

Сказав это, он покосился на Е Хуа. Только сейчас я заметила, что в клубах пара, исходящего от чаши с отваром, лицо Е Хуа кажется невероятно зловещим: словами не описать! Конечно, у него были причины для гнева. Пожалуй, я отлично понимаю принца: его будущей жене прямо при нем признается в любви другой мужчина. Подобный поступок действительно нельзя назвать достойным, и к тому же это серьезный удар по репутации принца. Но я была честна с Би Фаном. Несмотря на то что он явился сюда без приглашения, нельзя обходиться с ним неподобающе. В конце концов, меня и крылатого спутника Четвертого брата в прошлом связывала дружба.

Тщательно все обдумав, я вежливо обратилась к Е Хуа:

– Может быть, вам стоит выйти и подождать за дверью?

Он никак не отреагировал на мои слова. Его пальцы поглаживали края чаши с отваром, лицо принца словно окаменело.

Би Фан придвинулся ко мне на один чи и мягко произнес:

– Просто скажите, вы желаете быть со мной?

С его стороны было настоящей дерзостью говорить такое прямо под носом у принца. Я смущенно ответила:

– Вы же знаете, как я чту церемониал. Небесный клан издал указ, и я не могу оспорить его: это создаст трудности в отношениях между Цинцю и Девятью небесными сферами. Я действительно благодарна вам за те теплые чувства, что вы испытываете ко мне. Признаться, я очень тронута! Однако мы не можем быть вместе, и ничего другого я не скажу. Если вам не под силу заглушить боль пылающих чувств, то, прошу, продолжайте скрывать их. Теперь, когда вы открыли мне сердце, я долго не смогу забыть об этом…

Я чувствовала, что к моей речи невозможно придраться: она была основательной и благоразумной, так что не пострадали ни репутация принца, ни самолюбие моего давнего знакомого. Би Фан потерянно посмотрел на меня, из его груди вырвался тяжелый вздох. Он снова подоткнул мне одеяло, затем вышел из комнаты.

Е Хуа все еще сидел возле стола. Я не могла толком разглядеть черт его лица, скрытых завесой пара. Хотя я отлично выспалась, сон помог мне восстановиться лишь на одну десятую. Признание Би Фана было не только радостным и волнующим событием, но вместе с тем и печальным, тревожным. Все это еще больше подкосило меня. Но я помнила, что мне нужно отправиться в пещеру Разноцветного пламени. Правда, сейчас, когда я находилась под бдительным взором Е Хуа, это не представлялось возможным.

Чтобы избавиться от его внимания, нужно было придумать предлог. Я призадумалась, а затем, изобразив, что умираю от слабости, обратилась к нему:

– Вас не затруднит поднести мне чашу с отваром? Меня вдруг начало клонить в сон. Я приму лекарство и немного вздремну, а вы пока можете заняться своими делами.

Он хмыкнул и протянул мне чашу. Чем горше лекарство, тем оно полезнее. Этот отвар оказался настолько горьким, что я ни капли не сомневалась в его полезности. Когда я выпила его, меня передернуло от горечи.

Е Хуа взял чашу из моих рук и поставил ее на стоявший рядом стул. Однако он вовсе не собирался уходить. Принц, наклонив голову, долго смотрел на меня, а затем произнес:

– Вам известно, что каждый раз, когда вы не желаете, чтобы я ухаживал за вами, то говорите, что хотите спать? Вас же на самом деле не особо-то в сон тянет, не так ли?

Я не знала, что и сказать. Меня в самом деле в сон не тянуло. Однако я не могла припомнить, чтобы использовала эту отговорку раньше. Очень невежливо с его стороны заявлять, что я постоянно так говорю!

Я все еще размышляла над его словами, когда Е Хуа обнял меня. Мои раны были такими тяжелыми, что я невольно вернулась в тело лисицы. Талия и лапы у лис расположены очень близко. То, что он все-таки смог найти «талию», вызвало мое невольное восхищение. Растягивая каждый слог, Е Хуа нежно прошептал:

– Цянь-Цянь…

Я лишь фыркнула в ответ. Е Хуа обнял меня крепче и больше ничего не произнес. Помолчав, он в конце концов спросил:

– То, что вы сказали Би Фану, это правда?

Я смутилась. Мои слова не имели к принцу никакого отношения. Это Би Фан должен интересоваться, была я с ним искренна или нет.

Е Хуа, уронив голову, рассмеялся, в его смехе слышалась безысходность.

– Вы позволяете мне обнимать вас… Когда я в Цинцю, вы часто угощаете меня чаем, играете со мной в вэйци. Все это лишь потому, что нас связывает брачный договор? Если бы вы были помолвлены с кем-то другим, вы…

Он сжал меня в своих объятиях и вздохнул, но больше ничего не сказал. Мне казалось, что он задает странный вопрос. Разве не очевидно, что, если бы нас не связывал брачный договор, он не мог бы просто взять и переселиться ко мне? Ему не удалось бы даже заявиться в Цинцю: Ми Гу палкой бы прогнал его вон. Как бы иначе Е Хуа попал в Лисью пещеру, да еще и получил здесь комнату? Отдала бы я ему для работы, желая сделать пребывание принца комфортным, покои Третьего брата? Однако теперь я хорошо знала Е Хуа. Обвались хоть вся гора Тайшань, он и бровью не поведет. Необычно то, что он вдруг показал мне свою нежную сторону.