Дети победителей

– И одни нейтрализуют действие других.

– А отмыть это… вы не пробовали?

Архарон моргнул. Поднял больные глаза.

– Вы сами-то как думаете? Даже уксусом поливали.

Ангел мрачнел на глазах, и Кеталиниро уже пожалел о неосторожном вопросе. Слишком в лоб, слишком сильно ударил по больному месту. Сейчас ему казалось, что положение Архарона сродни его увечью - оставалось только смириться и раз в год спрашивать: почему, за что? И тут же напоминать, что могло бы быть и хуже.

А может, нет? Может, Архарон пошел на преступление осознанно? Стоит ли откапывать эту истину, чтобы чувствовать себя спокойно рядом с ним?

Да и где копать?

Глупо надеяться, что Аутерс раскроет все свои карты, даже самые младшие. Архарон же блестел козырем. Не зря у него цветы стояли, ох не зря. Впрочем, Кейтелле находится на министерском задании, не может ли это задание включать в себя и знакомство с прикрепленным специалистом? Как они их называют? Лечащие врачи…

Он знал - каждый заключенный наблюдается у такого “врача”. Это в свое время неприятно потрясло его. Еще в юности он громко возмущался и говорил, что к преступникам относятся слишком по-человечески. Айномеринхен разделял его позицию до тех пор, пока сам не связался с Аутерсом. После этого он перестал возмущаться и вообще делиться соображениями по теме исследовательской тюрьмы.

Чуть позже Кейтелле узнал - “врач” подразумевает скорее исследователя, чем кого-то действительно лечащего. Чаще они приезжали раз в неделю и отслеживали своих подопечных. Некоторым разрешалось проверять на заключенных средства, уже опробованные на животных. Еще доходили слухи, что у некоторых заключенных откачивали кровь для больных. Об этом запрещалось распространяться, дабы никто из больных не вздумал отказаться от процедуры.

– У тебя есть врач?

– У кого его нет?

– И что он лечит?

Архарон фыркнул – очевидно, понял, в каком смысле Кейтелле употребил слово “лечит”.

– Вводят какие-то препараты.

– Зачем?

– Им нужен партеногенез.

– Кто им нужен?!
– не поверил Кейтелле.

– Не спрашивайте, я сам не знаю, что это.

Лицо Кейтелле неконтролируемо вытянулось, но опомниться ему не дали.

– Мне много о вас рассказывали. Айномеринхен рассказывал.

– Вот как? Интересно, - интересно Кейтелле было немного другое.

– Подробностей желаете?

Последовал неуверенный кивок, и Архарон наклонился ближе.

– Он считает, что вы сумасшедший, но не виноваты в своем безумии. Он сказал, что тоже бы сошел, но решил не делать этого. До сих пор не пойму - он шутил?

Кейтелле хотел удержаться от следующей фразы, но не смог:

– Что еще говорил?

– Скажу, если объясните, почему он считает вас психопатом.

– Я видел много неприятных вещей на войне.

– Он тоже.

Какое-то время они пялились друг на друга крайне недружелюбно.

– …но… его нормальным тоже назвать тяжело, - сдался Архарон, отворачиваясь.
– Его наигранная веселость меня страшно пугает. Она не настоящая.

От точного попадания Кейтелле слегка поплохело. Архарон говорил с Менхеном всего несколько часов за всю жизнь и уже поставил диагноз, который сам Кеталиниро начал подозревать не далее, чем год назад.

– Не боишься, что я перескажу ему наш разговор?
– спросил Кеталиниро.

– Нет, все это я сказал ему в глаза еще три года назад… А вы не находите его психопатом?

– Разве что самую малость, но считаю, что ему можно простить и это, и многое другое.

Интересно, что еще рассказывал Айномеринхен? Внутри неприятно похолодело.

“Химилла…”

– Так за что он считает вас сумасшедшим?
– насел Архарон, за дверью раздался надрывный кашель - визитная карточка приближающегося соседа. Взгляд Архарона метнулся к двери как раз в ту секунду, когда она распахнулась и показался вечно мрачный Тирау.

– Тебя зовет Найэнни, - он прятал ладони в складках своей безразмерной рубашки, покачиваясь на носках. Но даже под одеждой было видно, как болезненно сокращаются ребра, сдерживая спазмы.

– Нам пора расходиться, - сказал Архарон Кейтелле и поднялся, стул скрипнул по паркету.

Тирау не выдержал, и, прикрывая рот, отвернулся к обшарпанной двери. Кейтелле не знал, за кем из них наблюдать - за бледным Архароном или зеленеющим Тирау. “Вероятно, - быстро сообразил он, - случая поговорить с экспериментатором не больше не представится”. Внутренний голос просил не вмешиваться в чужие проблемы. Но он еще раз окинул взглядом вмиг оробевшего Архарона и, ловко перекинув пальто через локоть, возвестил о своем твердом намерении прогуляться до врача.

– А вас пустят?
– заикаясь, спросил Архарон.

– Поглядим, - твердо заявил Кейтелле, внутренне содрогаясь от собственной уверенности.

Грязные стены на миг показались картонными.

========== Глава 5. ЙЕМИ. Осень 2236-го: ==========

Меж стволами клубился туман. С каждым днем он густел и держался дольше, опутывая уходящие в темное небо колонны. Когда-то Кейтелле сказал бы, что это сосны, но теперь они потеряли живую древесность. Лес словно бы вымер с приходом войны. Замер, впал в спячку раньше времени. Ни крика птиц, ни шороха в листве - даже солдаты, страшась Сельманты, предпочитали быть бесшумнее камня.

С каждым утром лес угрюмее, бесцветнее, а роса пронырливее, все упорнее рвется сквозь одежду к телу. Осенний лес на границе - ощетинившийся мертвый еж с ядом меж иголок. Он развалился поперек границы и то ли скрывает Сельманту, то ли медленно душит ее. А заодно и тех, кто вздумал преследовать врага до последнего. Мир обесцвечивается с каждым днем, а дождь больше не выбивает из земли хвойные запахи. Только какую-то гниль. Но при ближайшем рассмотрении в кудрявом мху еще можно уловить голубые оттенки, поймать приятные можжевеловые ароматы… особенно когда лежишь, уткнувшись носом в дерн. Но тут совсем не до цветов и не до запахов. Над головой топчет лес Сельманта своими черными сапогами с белыми нашивками. И запах от них дурной - гемоглобиновый.

– Хараби, - быстро прошептал Кеталиниро, - это неупокоенные духи убитых. Они следят из зеркал за теми, кого винят в своей…

Химилла лежал рядом, готовый рвануть с места в любую секунду. Водянистый взгляд бродил по кустам, уши напряженно следили - не подаст ли голос крыса. Где-то недалеко сдерживал порывистое дыхание Рейнайоли. Он разве что не стонал, казалось, обездвиженная поза причиняет ему боль. Кто-то рядом тихо рычал на него и просил успокоиться. Но Эмолий не мог успокоиться, физически не мог - с тех пор как Ноксид пришел из разведки с новостями.