Девятая жизнь кошки. Прелюдия

Смысл его слов, сначала очень отчетливый, становится все более смутным, не в силах собраться в цельную картинку в переполняющем вновь меня тумане. А., как я должна помнить учится на факультете психологии. Студентов часто привлекают во всякие интересные проекты, и этот был одним из них. Но вступил он в него вовсе не как участник, а в качестве начинающего специалиста. 'Игра' - это достаточно масштабное исследование, в этом нам (подопытным) сообщили правду, но изучали в ней не отношения, а депрессивные расстройства, их протекание, проявление в отношениях, влияние различных стрессов на усиление или ослабление депрессивных симптомов. Возможности терапии депрессий разной степени тяжести без медикаментов. Для каждого участника разрабатывался индивидуальный план влияния, и за реакцией на это влияние наблюдали. Все действия специалиста, который выступал под видом участника, строго регламентировались, вплоть до мелочей. Изображать чувства ко мне - было частью его задания, но когда мы уехали на море (поездка тоже была запланирована свыше), он на самом деле стал испытывать все это ко мне, и ему стало глубоко противно участие в этом эксперименте. Никаких реальных санкций за отказом продолжать участие не следует. Все это существует лишь на бумаге, как один из инструментов исследования. Но каждый специалист связан рамками конфиденциальности. При этом он уже готов оставить обучение профессии совсем, так как разочаровался в ней, вступив в этот проект.

Я слушаю его и вижу перед собой хрупкого хриплого растерянного и измученного паренька, не справляющегося с собственной жизнью. Я испытываю острую жалость в его адрес. В какой-то момент его рассказа туман резко рассеивается, на меня падают лучи солнца, и, как единственно подходящий ключ, открывают дверцу, за которой упрятан мой гнев.

Кто-то внутри меня крушит все: тщательно выстроенные стены, выложенные из собственноручно вылепленных и обожжённых кирпичиков, многослойные подвесные потолки, утрамбованные на века полы, мебель, обстановку, оконные стекла. Я разбиваю, обламываю, мну, растираю, топчу, расцарапываю, жгу, обдираю, выкорчевываю, рассеиваю, громлю - уничтожаю все, во что вложено столько труда. А потом изнутри раздается дьявольский смех. Его я уже не в силах скрыть: он продирается наружу. Сначала я похожа на булькающий чайник, еще лишь подступающий к точке кипения. А потом хохот обрушивается на меня. До судорог, до рыданий, до ледяного спокойствия.

Я подхожу к двери, распахиваю ее настежь, и замираю привратником. Он смотрит на меня взглядом побитой собаки, и оказывается по ту сторону дверного проема.

37

Город! Я уезжаю, я покидаю тебя!

Громом меня провожаешь, счастье прощаньем губя.

Ты горделиво, надменно выпровождаешь чужих,

Необозримо, несметно: тьма их в пространствах твоих.

Как безупречно прекрасен твой неокрепший стан,

Жаль, коварно опасен: витает меж звезд метан.

Столетья лишь освежают булыжники мостовой,

И к жизни страсть воплощает людской несмолкающий рой.

Разносишь благоуханье всесущей красы цветов,

Твое живое дыханье похоже на слабый зов.

И не могу оторваться от чаши, полной огня.

Как можно не наслаждаться, отведав цветенье дня?

Ты волею судеб воздвигнут, сердце моих времен.

Так отчаянно гибнут те, кто в тебя влюблен.

Жертву примешь привычно, прогонишь почти шутя.

Посмеет ли кто вторично штурмовать тебя?

Забыть невозможно обитель, столь нежный грубый приют;

В воспоминаньи-погибель: необретенный уют.

Дай еще раз пробежаться по бесконечным полям.

Я не хочу расставаться! Я возвращаюсь к мечтам.

Чемодан оказывается мал для того, чтобы вместить расплодившиеся следы моего присутствия здесь. Я беру самое ценное: то, что привезла с собой, чайную пару и несколько книг. Остальное не нуждается во мне. Важно уметь отказываться от хлама, чтобы иметь силы двигаться дальше. Дом - самое надежное человеческое убежище, способное стать самой страшной тюрьмой: его не перенести с места на место. Я не успела построить дом, я свободна. Свободна, чтобы уехать. Свободна, чтобы вернуться.

Эпилог

Мы оба теперь обычные люди. Он, потерявший контроль над импульсами своего тела по отношению к другой женщине. И я, лишившаяся их относительно себя. Мы не боги, не ангелы. Мы не те, кто непременно станет жить, руководствуясь столпами морали и нравственности. Мы совершили открытие, прыгнув в манящую пучину неизвестности.

Сейчас нас выбросило на берег, море отказалось поглотить нас, мы показались ей чужеродными существами. Мы лежим на камнях притихшие, обессиленные. В смеси морской воды и слизи собственных тел, выгоняющей эту воду наружу. Наши тела поранены острыми камнями. Теми, которые море не успело обкатать. Нам нужно время, чтобы отползти от кромки прибоя. Я робко становлюсь на колени и раскачиваюсь, пытаясь почувствовать свое тело. Затем перехожу в вертикальной положение. Я словно впервые стою на собственных ногах, и мне предстоит вновь научиться ходить. С высоты собственного роста я замечаю, что он свернулся в новорожденного младенца. Нам необходимо шагнуть назад, в свою беспомощность, чтобы начать писать новую историю. Я беру его за руку, и впервые за долгое время мне не нужно никуда бежать: ни к нему, ни от него. Море размыло нашу диффузию, и просолило нашу связь. Осталось ей подсохнуть на солнце, и никакая гниль ей больше не страшна. Солнце всходит. Мир вновь приобретает очертания. До следующего заката.