Дежурный по континенту
Шрифт:
Работая в Маньяне пятый год, Колесник понимал, что без бумажки в пятьсот песо больше информации из бравого полицмейстера не выжать. Он бы, может, и не пожалел такой бумажки, да нутром чувствовал, что никаких «неопровержимых улик» нет и в помине и что здешним полицейским недосуг заниматься какой-то перестрелкой неизвестно кого неизвестно с кем – им дай бог самим оборониться от неустановленных лиц, с завидным упорством штурмующих их казармы.
Они вернулись к вилле, ещё раз побеседовали с полицейскими из оцепления – с тем же результатом, - затем поднялись на ближайшую горку – снять общий план. Отправив оператора в морг – снимать то, что осталось от расстрелянных на вилле неустановленных
Тут на него упала чахлая тень какого-то маньянца в шляпе и пиджаке на голое тело. Рядом с незнакомцем дрожала от старости облезлая собачонка неопределяемой масти и породы.
– Hermano! – сказал незнакомец, держа у рта самокрутку самого недвусмысленного вида. – Aqui hay fuego?
– Claro, – промямлил Колесник, доставая зажигалку. – Un poco mas?
– No hay problema, - сказал маньянец, почесав седую шерсть на груди. – Qui'en eres? Geolуgico?
– No. El corresponsal.
– Del Norte?
– Si del Norte.
– Yo y asi pens'e. [11]
Маньянец сладко затянулся и протянул косяк капитану. Тот тоже затянулся, но неглубоко, помня, что он на работе. И на службе. Собственно, поэтому он и попросил дать ему дёрнуть разок. Не то чтобы он сильно хотел накуриться марихуаны, просто возникла ситуация, которую ему тыщу раз приходилось отрабатывать в Лесной школе: вхождение в контакт с потенциальным носителем информации. А чёрт его знает, этого местного жителя, какая информация у него в башке. Информацию надлежало добыть, отфильтровать и отправить быстрой скоростью куда следует. Поскольку собеседник его явно был лицом неофициальным, деньги за информацию предлагать ему было бесполезно. За деньги он может чего угодно напридумывать. А раскурив косячок с хорошим человеком, мог и сокровенным поделиться. Колесник, как мы уже сказали, страстно мечтал выбраться из этой бесперспективной страны, поэтому иной раз готов был и здоровьем рискнуть на службе отечеству.
11
– Брат! есть огонь?
– Конечно. Затянуться дашь разок?
– Нет проблем.
– Ты кто? Геолог?
– Нет. Корреспондент.
– С Севера?
– С Севера.
– Я так и подумал.
– Классная вещь, - сказал он, возвращая косяк хозяину. – Почему ты решил, что я геолог?
– Тут до тебя тоже ходили какие-то чужаки, сказали, что геологи, будут нефть искать. Дураки.
– Почему дураки?
– Лучше бы они травку выращивали. На чёрта нам тут нефть?
– Действительно, нефть тут ни к чему.
– Ну, и интересовались, конечно, тем, что тут произошло.
– А что тут произошло?
– А ты не знаешь?
– Только то, что в газетах написано.
– Газеты всё врут, - сказал маньянец. – Причём всегда.
– Тут я с тобой полностью согласен, - ответил корреспондент ИТАР-ТАСС.
Маньянец ещё раз затянулся, выпустив зеленоватый дым прямо в ноздри собачонке. Той, похоже, это понравилось. Капитану Колеснику он больше затягиваться не предлагал, что последнего вполне устраивало.
– Те геологи, - заговорил маньянец, - такие же геологи, как я – святой Агустино. И никакая нефть им не
нужна.– Да ну! – Колесник изобразил изумление. – Что же им нужно?
– Им нужно было узнать, кто убил тех, на вилле. Но я им не сказал.
– Правильно сделал. Мало ли кто будет тут ходить и спрашивать о чём попало. Может, они полицейские?
– Да нет, какие они полицейские. Они наоборот.
– Это как – наоборот?..
– Они из тех, кто бегает по горам и стреляет в полицейских.
– Bandidos?
– И не bandidos.
– Что-то ты меня, брат, совсем запутал. Кто же они?
– Этого я тебе не скажу. Они меня найдут и язык отрежут.
– Ну и не говори. Мне совсем неинтересно, какие-такие геологи тут ходят и ищут сами не знают что.
– Они revolucionarios из «Съело Негро», вот кто. Но я тебе этого не говорил.
– А, ну ладно. Только непонятно, зачем им так хотелось знать, кто там кого-то убил.
– Ты глупый парень, брат. Те, кого убили, тоже было revolucionarios. Кроме Педро.
– Педро? Кто это?
– Это мой друг. Он работал на вилле. Его, правда как-то по-другому звали, и по нашему он ни черта не понимал, но я звал его Педро. Так вот он не был revolucionario. Он был трудящийся элемент. А остальные убитые были revolucionarios. Как и те геологи.
– Ну, тогда понятно. Хотели отомстить за своих, так? Venganza sangrienta! [12] Это правильно. Это по-нашенски.
– Но только я им не сказал, кто убил их компаньерос.
– Да ведь тебе-то откуда это знать?
– Кому же знать, как не мне? Мы же всё видели. Я да Cuzco.
Тут перед Колесником в мареве знойной пустыни нарисовались покрытые зеленью берега Гудзона и разноцветные небоскребы на горизонте. От полноты нахлынувших чувств он на время лишился дара речи, а когда обрёл его вновь, спросил хрипло:
12
Кровная месть (исп.)
– Кто это – Cuzco?
– Как кто! Собачка моя.
Колесник протянул руку, чтобы погладить собачку – тоже, как-никак, носитель информации, но та отшатнулась в сторону.
– Боится, - засмеялся маньянец. – Ещё бы – такое увидеть…
– Какое такое?
– Бах, треск, все палят из автоматов, стёкла в окнах в дребезги, стены насквозь прошивают очередями! Крррасота! А главный у них знаешь, кто был?
– Кто же?
– Molinetero.
– Вертолетчик?
– Ну да. А знаешь, кто этот molinetero?
– Нет. Кто же?
– Ruso.
– Ruso?
– Ну да. Хозяин этой виллы продавал оружие дону Фелипе.
– Что еще за дон Фелипе?
– Ну как же! Это хозяин всей Сьерра-Мадре. Он воевал с revolucionarios, а парень с этой виллы продавал ему оружие. За это revolucionarios его и пришили на дороге. А потом rusos пришили revolucionarios. А другие revolucionarios пришли сюда, чтобы пришить тех, кто пришил их компаньерос. Но я им ничего не сказал. Потому что от rusos мой друг Педро ничего кроме добра не видел.
– Ты прямо Штирлиц, - восхищённо сказал Колесник.
– Сам ты Штирлиц, - беззлобно сказал маньянец и свистнул свою собачку. – Ну, нам пора. Бывай, брат.
Капитан Колесник поднялся с камня и пожал руку своему собеседнику. Сердце его трепетало от больших предчувствий.
– Да, вот ещё что, - обернулся к нему маньянец, отойдя на несколько шагов. – А старый хрен Камарена в траго, которое гонит из листьев агавы, всё-таки добавляет для крепости кровь христианских младенцев.
– Зачем?