Дикие Земли
Шрифт:
— Ладно, ладно. Чего ты быкуешь? Я просто спросил…
Митрич тут же этим воспользовался для закрепления достигнутого успеха. Он достал из кармана блокнотик, поднял его над головой и, повысив голос, сказал:
— Вот здесь у меня всё про всех записано. Сколько был должен и сколько отдал. Если кто хочет, может проверить. Нет таких? — он обвёл ватажников пристальным взглядом. — Тогда будем считать, эту тему закрыли. Так?
Последняя фраза предназначалась непосредственно Добрушу. Если тот скажет слово, задней уже не бывать.
— Так, — нехотя кивнул он. — Ты только уточни, кто твои, кто чужие.
Я
— Хорошо, что спросил, — довольно хмыкнул он и снова развернулся к ватажникам: — Как думаете, ватажнички, сколько бы вас осталось в живых, кабы не Бесноватый? Ляксеич скольких подлатал? Скольким остальные сынки помогли?
В ответ повисло гробовое молчание. Задумался даже Добруш.
— Ну? Чего языки в жопу засунули? — не давал спуску Митрич. — Я жду.
— Да чего уж там, старый, — пророкотал Грек через усилитель экзо-доспеха. — Раскатали бы нас в плоский блин, если б не он.
— А теперь спрошу вас, кто они теперича? Каторжане али вольные люди? — задал вопрос Митрич, разыгрывая партию, как по нотам.
На этот раз ответили без промедления, синхронно в несколько голосов.
— Вольные.
— Прошли крещение кровью.
— Заслужили свободу.
— Добруш, ты скажи, — прищурился дед.
— Я-то скажу, — отвёл глаза тот. — Не знаю, как Проша посмотрит.
— А это уже забота твоя. Решаем здесь и сейчас. Забыл? Или ты не старшак?
Митрич технично перекрывал все лазейки и Добруш, как бы ему ни хотелось обратного, был вынужден признать наш статус свободных людей.
— Ладно, согласен. Без парней нам бы худо пришлось. Подловили нас как тупоголовых бакланов, чего там базарить, — согласился он и пообещал (без особой уверенности): — С Прошей решу.
Всё есть. Старшак договорённости зафиксировал. Я прямо сейчас могу отсюда свалить, и никто мне слова не скажет. Единственно, свободу, как, впрочем, и жизнь, в Диких Землях надо ещё сохранить, но это уже дело второе.
Начало разговора откровенно порадовало. Я прямо на этом бы и закончил, но Митрич, похоже, только размялся.
— Таперича насчёт бакланов, — протянул он и с хитрым прищуром глянул на Добруша: — Как трофеи будем делить?
* * *
Первый этап переговоров плавно перетёк во второй. Но если основные вопросы утрясли, что называлось, без крови, то материальный аспект Добруш собирался отстаивать до последнего.
— А ты ухи не переел, часом, старый?! — взбеленился он. — Тебе ещё и трофеи?!
— А как же? Или мы не участвовали? — сделал удивлённое лицо Митрич и тут же хлопнул себя по лбу, словно что-то запамятовал и вдруг вспомнил. — Ах да, ты ж не видал. Провалялся всю заварушку. Эх, надо было сказать Лексеичу, чтоб тебя скареду не лечил.
— Эй, ты говори да не заговаривайся, — огрызнулся Добруш. — Я ваших заслуг не умаляю. Вопрос был к тому, что мы здесь почти всю технику потеряли.
— Ну, мил человек, технику вы как раз по своему недосмотру и потеряли, — развёл руками Митрич. — Ты же в передовом дозоре и ехал. Считай сам засаду и проворонил. Так что винить тебе некого. А вот мы с хлопчиками, как раз технику-то и спасли. А какую и самолично добыли.
—
Ну-ка, ну-ка, расскажи мне, старая перечница, какую технику ты само лично добыл? — уел Митрича Добруш.— Так я сейчас не за себя, — вывернулся тот. — Я сейчас за Бесноватого толкую. Танковый шагоход, я щитаю, должно определить единолично ему.
— В счёт вашей общей доли, — тут же ввернул Добруш.
— А хоть бы и так, — не стал упрямиться дед и с язвинкой отметил: — Бесноватый, в отличие от некоторых, хлопец не жадный. Поделится с боевыми товарищами.
— По рукам? — протянул ладонь Добруш
— По рукам, — ответил рукопожатием дед, довольный новой победой…
В хвосте колонны оглушительно громыхнуло, по ущелью прокатилась взрывная волна, дохнуло скипидаром и разогретым железом.
Это рванул предмет торга. Я по запарке не убрал двойной Терпентиновый Дождь. Ядовитая жидкость, похоже, натекла в выхлопную трубу, там испарилась гремучими газами и,когда тех набралось критическое количество, взорвалась.
«Панорама» показала, как отлетел моторный отсек, и грозная боевая машина превратилась в недвижимость. Ладно хоть сама не загорелась. Во избежание дальнейших разрушений я развеял заклинание и расстроенно поджал губы. Шагающий танк мог бы мне пригодиться. А теперь его даже на металлолом не сдать. Накладные расходы съедят всю возможную прибыль.
— Жадность фраера сгубила, — прокомментировал Добруш, не удержавшись от шпильки.
— Эт да, — погрустнел дед, но тут же вернул себе боевой настрой и заявил: — одна шестиногая наша!
— Это ещё с какого бугра?
Торги продолжились с новой силой, и теперь все азартно следили, кто кого переспорит. Народ уже не грозил друг другу стволами. Все перемешались и столпились вокруг двух старшаков.
В конце концов, стороны пришли к соглашению. Пикап с шестиногой зениткой перешёл в собственность ватажников. Бывшим каторжанам на всех достался второй шагоход. Танк великодушно оставили мне в единоличное пользование. И Митрич ещё выторговал долю погибших работников.
На том и разошлись.
* * *
Я снял Смоляную завесу и народ, не делясь на своих и чужих, всем скопом принялся за работу. А той был вагон. Погибших похоронить, новую технику оприходовать, со старой разобраться. Понять, что ещё на ходу, а что можно отправить на свалку.
На ходу осталось немного. Головной пикап и полуторку превратили в полнейший утиль. Вторую, на которой ехал куб с огне-шершнями и наша бригада, слегка потрепало, но она могла ехать. Движок и колёса остались без повреждений. Третью изрешетил шагающий танк. Он же раздавил арьергардный пикап. Лишь тягач с платформой для «тяжей» не получил ни единой царапины.
Одним словом, мы потеряли больше половины подвижного состава. Что касалось состава личного, там было приблизительно так же.
Приключения у Кривого Ущелья и бой с неизвестной ватагой сильно проредили наши ряды. Старичков осталось шесть человек вместе с Митричем. У меня восемь, в том числе я и Лексеич. Ну и ватажников одиннадцать человек, во многом стараниями дока.
Но даже при таком раскладе транспорта нам не хватало. И трофеи только усугубляли ситуацию. В том смысле, что обратный путь грозил затянуться на неопределённое время.