Дисциплина и Портянки
Шрифт:
— … и это ты называешь достопримечательностью?
— О, детка, тебе понравится, — хмыкнула Эмеральд с лукавой улыбкой. — Это место, где не нужно притворяться. Где тебя не знают как Белладонну. Там ты просто Блейк. Девушка в метро, пьющая чай из стакана с надписью «Один раз живём».
Блейк посмотрела в окно. Город за стеклом переливался тенями и светом.
— Это звучит… интересно.
— Ну, тогда держись крепче, — усмехнулась Эмеральд, — следующая остановка — странности и свобода.
Поезд нырнул в новый тоннель, и над головами девушек зажглись тусклые лампы. Музыка из наушников
* * *
Мистраль Таун встретил их ароматом уличной еды, туманом пара от чайников, расставленных прямо на углу, и пёстрыми огнями вывесок на полурассыпающихся зданиях. Узкие улочки петляли между домами в духе постмистральского модерна, где традиционные крыши соседствовали с граффити и неоновыми лампами.
По тротуарам неспешно ходили люди в ханьфу и ципао, как будто из колоний в глубине Мистраля. Кто-то играл на эрху, звук струился в воздухе, не похожий ни на что, к чему привыкла Блейк. Она на секунду замерла, слушая, как звук будто проникает сквозь кожу, щекочет кости.
— Прямо как у бабушки на чердаке, да? — усмехнулась Эмеральд, оглядывая местность как опытный гид. — Добро пожаловать туда, где традиция встречает киберпанк.
Блейк ещё раз обвела глазами пеструю толпу — кто-то продавал жареные манты, кто-то танцевал в наушниках, а на перекрёстке, прямо на асфальте возле бочки, сидел седой мужик с табличкой «ПОЭТ. ПРОЧИТАЮ СТИХ ЗА 2 МАНТЫ».
— Ну и какой там тебе папочка дал лимит на карточку, а, Белладонна? — с весёлой усмешкой спросила Эмеральд.
Блейк оторвала взгляд от поэта.
— Эм… у меня золотая карта. Без лимита.
— … Ты серьёзно?
— В смысле? — недоумённо пожала плечами Блейк.
Эмеральд разулыбалась шире:
— Ну тогда тем более! Пошли, сейчас мы тут как следует развлечёмся! Будешь угощать! А ещё…
Она наклонилась ближе и шепнула:
— Ты только это… карточкой не свети. Тут, если засверкает что-то золотое, тебе даже по башке не дадут — просто исчезнешь, и всё. С концами. И мобильником тоже на всякий пожарный…
— Эм.
— Шутка! — сделала вид Эмеральд. — Почти. Ладно, давай-ка снимем налик и будем как простые девчонки из среднего города. Блейки и Эмки. Без знатных фамилий.
— Хорошо, — вздохнула Блейк, уже чувствуя, как странная смесь страха и азарта просыпается внутри.
— Только без экстремального веселья.
— Ты меня не знаешь, да?
— Вот именно, — фыркнула Блейк.
Они свернули в переулок к ближайшему банкомату и Эмеральд встала на стреме, пока Блейк с лёгким смущением доставала карту. Где-то вдали стонал эрху, по воздуху плыли запахи чая с жасмином, жареного лука и чего-то непонятного, но явно вкусного.
— Всё, у нас теперь бюджет среднего уличного принца, — констатировала Эмеральд, увидев сумму. — Пошли, я знаю тут место, где чай подают в колбах, а закуска — это реально живые осьминоги. Шучу. Наверное.
И они пошли дальше — по улочкам, среди фонариков и музыки, туда, где настоящая
жизнь кипела в каждой трещине бетона и каждом взгляде прохожего.* * *
Улочка за улочкой, переходя из одного квартала в другой, они словно плыли по реке, полной света, звуков и ароматов. Мистраль Таун жил своей жизнью — свободной, странной, безумной.
Возле перекрёстка, прямо на площади, собралась толпа.
— О, шоу! — Эмеральд потащила Блейк вперёд, протискиваясь между зеваками.
В центре круга стоял мужчина в красно-чёрном халате, с блестящей маской на лице. Он играл на флейте, а перед ним в плетёной корзине извивалась гигантская змея — золотистая, почти прозрачная, будто из света. Блейк вздрогнула.
— Она настоящая?
— Может и иллюзия. Может и сембланс. Тут, в Мистраль Тауне, никто не спрашивает. Смотрят — и верят.
Рядом, метрах в десяти, другой артист проглатывал шпагу с ленивой грацией балетного танцора, поклонился публике, вытащил её обратно и сразу жонглировал огненными кольцами. Под его ногами крутилась девочка на одной руке, вторая держала веер, а нога — поднос с чашками.
— Знаешь, — сказала Эмеральд, протягивая Блейк бумажный стакан с каким-то дымящимся напитком, — тут всё на грани между цирком, искусством и отчаянием. Никто не знает, сколько у них осталось — денег, дней, веры. Поэтому и живут так.
— И ты это любишь? — спросила Блейк, глядя, как группа акробатов в ханьфу летит по самодельной конструкции, прыгая с шестов.
— Ага. Потому что у них хотя бы всё настоящее. Или кажется настоящим. А в бетонных кубах все пласстмассовое.
Они пошли дальше, мимо лавок с жареными мандариновыми булочками, карамелизированными скорпионами на шпажках и супами, в которых плавали целые цветы.
— Хочешь попробовать? — Эмеральд кивнула на что-то шипящее в масле.
— Эм… это выглядит как… что-то все еще живое.
— Так и должно быть, Блейки. Мы же живые.
Они сели за низкий столик в закусочной под фонариками. Старушка, похожая на шаманку, принесла чай в пузатых колбах с завитками пара. Он пах травами, медом и лёгкой горечью. Закуски были непонятными, но вкусными.
— Спасибо, — тихо сказала Блейк. — Я не думала, что скажу это… но мне хорошо.
— Ну… — Эмеральд улыбнулась и слегка толкнула её плечом. — Значит, ты — не только Белладонна. Ты ещё и Блейк.
Музыка играла где-то вдали. Змейка вновь зашипела в памяти. В синем небе над ними ярко светило солнце, а дальше, за крышами, за Стеной, маячили кубы мегаблоков.
Блейк посмотрела на Эмеральд.
— А ты ведь сама сюда впервые привела кого-то, да?
— Ну… может быть, — пробормотала Эмеральд, опуская взгляд. — Не все могут видеть эту красоту. А ты… ты смогла.
Между ними повисла странная тишина — уютная, как плед, и немного тревожная. В этот момент кто-то на площади закричал:
— А теперь! Финальный прыжок! Кто смотрит — держитесь!
Толпа взорвалась овацией, когда акробат пролетел через пылающее кольцо, кувыркнулся в воздухе и приземлился прямо на шпагу — лезвием вниз, конечно же. Он поклонился и подмигнул Эмеральд. Она фыркнула.