Дисциплина и Портянки

— «Нельзя затащить уровень, если в команде только NPC. Даже если один элитник есть — его завалят массой. Нужны все: и пушечное мясо, и рабочие юниты, и танки, и саппорты, и герои. Иначе — вайп. Без чекпоинтов.»

Айронвуд опускает лист.

Смотрит на меня очень пристально.

— … Вы странный, Арк.

Я внутренне сжался.

— Но… в этой странности есть логика.

Он поворачивается ко всем:

— Сочинение Арка — непонятное, местами вызывающее. Но в целом — правильное. Понимание системы — есть. Уважение к эшелонам — есть. Эмпатия — неожиданно сильная.

Он кивает.

— Оценка — хорошо. Не отлично. Но хорошо.

Я выдыхаю. Эмеральд стучит кулаком по моему плечу. Меркури хлопает. Даже Блейк слегка улыбается. Нео поднимает палец вверх.

Айронвуд идёт дальше.

А я думаю:

«Ну, хоть не вайп…»

Глава 26

Интерлюдия. Избранный Сын Тьмы

Пламя было слабым. Оно не столько освещало, сколько подчеркивало тьму вокруг. Пещера дышала — капли падали со свода в бездонную черноту, будто сама земля шептала сквозь камень.

Юноша сидел на коленях, склонив голову. Его дыхание было медленным, но напряжённым, словно он сдерживал что-то внутри.

Фигура напротив, тихая и неподвижная, будто выросла из скалы. Учитель не двигался, не моргал, не дышал — он просто был. И тишина между ними тянулась, пока её не разорвали слова.

— Учитель, — выдохнул юноша. — Сегодня ночью… во время бдения… они явились.

Учитель не ответил. Только слегка наклонил голову, будто насторожился.

— Они не имели лиц. Лишь зияющие пасти, полные обетов. Их было много. Они окружили меня и шептали… моим голосом.

Юноша сглотнул.

— Они хотели пожрать мою душу. Я чувствовал, как тьма сочится под кожу, как её когти ищут слабину.

Учитель молчал. Огонь потрескивал, сползая по древесине.

— Но я не дрогнул, — юноша поднял взгляд. — Я вспомнил слова из Тёмного Катехизиса. Из шестой главы. И я… начал произносить.

На миг в его глазах мелькнул огонь — не пламени, иного рода.

— Я цитировал Салем.

«Тьма не противится свету. Она — его зеркало. И в нём отражается тот, кто познал себя.»

— Они завыли. Завыли, как звери, что познали имя своего охотника. Один уполз, другой попытался вцепиться в мою плоть — но я продолжал:

«Грех не в падении. Грех — в забвении пути.»

Юноша выпрямился.

— И тогда они исчезли. Один за другим. Я изгнал их словом.

Тишина.

Учитель медленно поднялся. Тень от его фигуры заплясала по каменным стенам, как крылья древней твари.

— Значит… ты начал слышать, — произнёс он.

— Я вижу, — ответил юноша. — И я больше не боюсь.

И пламя затрепетало, будто само склонилось перед новым владыкой тьмы.

Учитель заговорил. Его дыхание было тихим, но слова разрезали воздух, как нож скальпелем:

— Ты научился видеть их. Это — первый шаг.

Теперь же…

…научись слышать.

Юноша нахмурился, нахлынувший жар медленно сменялся холодом, ползущим по позвоночнику.

— Слышать… их?..

— Да, — голос Учителя стал шепотом, но от него звенело в ушах. — Ибо они знают тебя. Они чувствуют тебя.

Ты — Избранный Сын Тьмы.

Юноша отшатнулся, нахмурился, сжал кулаки.

— Но… Учитель, — голос его дрогнул, — разве они не пытались пожрать мою душу? Разве они не враги?.. Я чувствовал… как они хотели стереть моё «я», сделать меня пустотой…

Учитель усмехнулся. Беззвучно. Лишь угол губ дрогнул в тени.

— Не бойся зла, юный воин Тьмы, — произнёс он. — Ибо ты — и есть зло.

Юноша остолбенел.

— Ты не свет, сражающийся с тенью.

Ты — сама тень, что сражается с хаосом.

Ты — клинок, выкованный не во имя добра, а во имя порядка, который требует крови.

Ты не изгнал демонов — ты их повелел отступить.

Он шагнул назад, позволяя словам осесть в сознании ученика, как пепел после пожара.

— В следующий раз… не гони их.

Слушай.

Ибо через их вой, скрежет и безумие ты услышишь Истину.

А Истина — это то, что сделает тебя завершённым.

Пламя погасло. Наступила полная темнота.

Где-то в глубине пещеры кто-то… хихикнул. Или заплакал. Или оба.

Юноша остался сидеть, глядя в пустоту. А в глубине его глаз впервые — пульсировала Тьма. Не внешняя. Его.

* * *

Пещера теперь была их залом. Каменные стены стали их учителями. Отзвук стали — их песней.

Юноша и Учитель стояли друг напротив друга. На них не было ни брони, ни защитных амулетов. Лишь аура — плоть, стиснутая волей.

Мечи были настоящие. Боевые. С лезвием, способным прорезать кость, и с тяжестью, способной сокрушить рёбра. Искры летели при каждом столкновении, но никто не отступал.

Хлёсткий выпад — и ответ. Поворот запястья — и сталь поёт. Ни звука кроме дыхания, камня и металла. Ни слов. Только бой.

Спустя десять кругов учитель резко отступил, и, затаив дыхание, произнёс:

— Помни.

О Силе Рода,

о Чести Клана,

о Величии , что было потеряно…

и о том, что только ты, юный воин, способен вернуть нам имя.

Юноша ничего не ответил. Он лишь медленно кивнул, не прерывая стойки. Его глаза были полны покоя. Его рука — готова.

И вдруг — вспышка. Рывок. Удар.

Парирование.

Меч Учителя вылетел из рук и со звоном отскочил в сторону, уткнувшись в камень.

Тишина.

Юноша не сделал ни шага вперёд. Он остался стоять, опустив лезвие вниз, с тем же спокойствием, что и в начале.

Учитель смотрел на него долго. Затем — тихо, как признание:

— Теперь я уже не могу обучать тебя как сражаться.

Ты перерос меня в этом.

Он подошёл и положил руку на плечо юноши. Тот всё ещё молчал, словно знал, что должно быть сказано.