Дневник травницы

— Правило первое в моём доме, — произнесла она с ехидной, отдающей даже злобой улыбочкой, слегка нависнув над мужчиной, насколько позволял рост. — Приставать ко мне нельзя. Иначе мигом сделаю евнухом, а семье твоей скажу, что так и было. Запомнил?

— Моя семья порвёт тебя на кусочки и скормит останки диким животным! — пригрозил ей Яромир, зыркнув на неё потемневшими от злости синими глазами. — Любая была бы рада на твоём месте!

— Но не я, — процедила сквозь зубы Есения, чеканя как монету каждую букву и всё ещё не скрывая своей улыбки. — Правило я установила. Не соблюдёшь — пеняй на себя. И семья, сколь могучей она не была, не защитит тебя, а Гильдия будет на моей стороне.

— Тогда я тебя убью, как доберусь до меча!

— Ой, напугал ежа голой жопой! — девушка произнесла эти слова со смехом, а после резко отчеканила следующее: — Тогда ты — труп. Никто и никогда не возьмётся тебя лечить, даже если твоя семья спасёт тебя от суда. Ты, твоя семья, твои потомки — все вы станете вечными врагами Гильдии, — снова нацепила улыбку и добавила, — Надеюсь, мы друг друга поняли?

— Да, — чётко ответил Яромир. Казалось, теперь он не желал даже пытаться спорить с целительницей, ведь правда в этой дискуссии была на её стороне.

Она улыбнулась уже мягче и, подойдя к нему со спины и наполнив полный жбан тёплой водой, окатила ею мужчину. Услышав какие-то сдавленные возмущения краем уха, поспешила вылить ещё один поток на голову человека.

***

Спустя некоторое время пахнущий лавандовым мылом от макушки до пят Яромир сидел на кровати в уже свежем исподнем и наблюдал, как Есения меняла ему намокшие от воды бинты на новые. Девушка заметила, как он сильно побледнел, увидев зашитые раны. Даже для неё они смотрелись страшно, поэтому целительница поспешила "успокоить" мужчину:

— Все внутренности целы. Тебя как будто Господь одарил удачей.

— Ты называешь это удачей!? — возмутился мужчина.

— Останутся шрамы, некрасивые, но ты жив, это самое главное, — Есения внимательно осмотрела раны, заметив, что края у них стали значительно светлее: до этого чёрные участки стали едва серыми. Лекарство давало свои плоды, даря надежду на полное выздоровление. — Хорошо, очень хорошо, — констатировала она и принялась заматывать торс мужчины в бинты.

— И что это значит?

— Ты сможешь пережить эту ночь, — она заметила в глазах Яромира явный вопрос. — Волколаки — существа мерзкие и вредные. Они пусть и очищают лес от трупов животных, но сами носят на себе заразу, убивающую человека изнутри за один световой день. И тебя она готова была убить.

До этого бледное лицо мужчины приобрело сероватый оттенок. Есения была уверена, что он ни знал ни йоты того, о чём она сейчас рассказала.

— В сказках и песнях о волколаках говорят лишь половину правды. Никто не говорит, как хитра эта зараза, как она стремится помочь смерти забрать свой урожай…

— Почему? — осипшим голосом пробормотал Яромир.

— Кто знает, — развела руками девушка. — Может, чтобы не пугать люд, а может, чтобы не стремились их вырезать до одного, рискуя жизнями. А вырезать их нельзя, пусть и хочется.

— Ради чего их оставляют в живых?

— Они едят более мерзкую нечисть, что травит воду и землю. Поэтому до сих пор волколаки и ходят по земле.

Повисло густое молчание, прерываемое лишь звуками разматывающейся ткани и тихим сопением фамильяра на печке. Закончив с обмоткой, девушка нагло задрала штанину исподнего, оголяя бедро. Береста отсырела, попутно намочив одежду, что было на руку Есении. Она потянула её за края, аккуратно снимая. Нога, в отличие от прошлой ночи, практически перестала отекать, уменьшившись в полтора раза. Частично размытая водой кровь на полностью пропитанных ею бинтах была застарелой и присохшей, поэтому пришлось использовать тёплую воду, чтобы отделить их от кожи. На краях царапин была небольшая серость от заразы, но в целом раны уже покрылись коркой и смотрелись неплохо. Обмыв ногу и замотав её в бинты, Есения взяла новый кусок заранее приготовленной бересты, размочила её и снова наложила поверх бедра, но на этот раз не туго закрепила его небольшими ремнями из телячьей кожи.

— Вот и всё, — ладонь девушки легла на лоб мужчины, вызвав у того недоумение. — Хм… Горячка возвращается, ночью будет совсем плохо. Как бы карга не вернулась ещё…

Она встала, отряхнула руки о ещё мокрый после купания передник и направилась к печке, где дожидался своего часа бульон. Взяв небольшую, но глубокую миску и ложку, Есения зачерпнула как можно больше гущи, заполнив посудину наполовину, а сверху долила бульон. Это, может, была не самая вкусная еда, но мужчине сейчас нельзя было ничего другого, лишь то, что не навредит желудку и кишечнику, и поможет обходиться без слабительного.

— Твой обед, — она аккуратно поставила миску на колени Яромира, всучив в ладонь ложку. — Приятного аппетита.

Но стоило ей развернуться и сделать пару шагов в сторону стола, как сзади раздался какой-то глухой стук. Испугавшись за больного, она резко развернулась и застыла. По полу в разные стороны расползался бульон, вытекающий из перевёрнутой посуды…

Глава 9

— Ты… — слова возмущения застряли в горле, желая вырваться наружу криком с кучей мата и угроз. — Я очень надеюсь, что ты это сделал случайно..?

Она медленно подняла миску и принялась аккуратно ладонью перетаскивать рассыпанную крупу. Было ужасно жаль, что так случилось, но этого можно было ожидать. Мелкие мышцы рук могли быть повреждены заразой, их нужно будет тогда долго и старательно разрабатывать.

— Нет, — она услышала твёрдый ответ на свой вопрос, и руки тут же уронили в лужу из бульона обратно тарелку с едой. — Я не хочу это есть!

К горлу подступила нервная тошнота. Есения могла простить многое. Оскорбления и плевки под ноги от особо больных на голову верующих, паломниками приходящих в их деревню, пренебрежение со стороны Мудрейших из Гильдии, каждый раз затыкающие ей рот на вопрос о возможности распространения пеницилия или хотя бы книги о его выращивании и работе с ним среди других целителей. Но то, что она не могла простить никогда — это отвратительное отношение к еде. И именно сейчас Яромир так и поступив, намеренно опрокинув предназначавшийся ему обед на пол. Из глубин нутра поднялась необъятная ярость. Есения, ещё держа в руках миску, быстрыми шагами оказалась рядом с мужчиной и со всей скопившейся злости ударила его ладонью по щеке, оставив багровый след и заставив голову слегка дёрнутся.

— Ты!.. — девушка чувствовала, как не желаемые слёзы скопились в уголках глаз. — Ты мальчишка, а не мужчина! Даже малый ребёнок знает, с едой играть нельзя! — последнее она буквально кричала ему в лицо, чувствуя, как предательски по щекам потекла солёная вода. — Ты мог просто сказать, кусок идиота!

Повисло молчание, прерываемое лишь тихим злым сопением.

— Да как ты!.. — но он не успел договорить, ведь кто-то очень шумно и резко открыл дверь.

— Госпожа целительница, вы в порядке?! — раздался от входа знакомый мужской голос.

Есения повернула голову к двери, попутно утирая набежавшие слёзы рукавом, и увидела на своём пороге обеспокоенного ученика плотника, а также за ним самого мастера, хмурящий густые седые брови. Мужчины, судя по их угрожающей позе, готовы были напасть на обидчика травницы и защитить её даже ценой своей жизни.

— Всё в порядке… — она натянуто улыбнулась, но истинное настроение выдавали слёзы, всё ещё непрошено катящиеся по щекам. — Не буду вам мешать, — коротко кивнула и вышла из дома, обогнув людей на входе и в очередной раз забыв обуться.