Дневник травницы
Шрифт:
Гадость, что несли волколаки на своих когтях, уже проникла в тело и отравляла его. Это не был яд, вирус или бактерии в привычном понимании этого слова, просто вредящая и часто убивающая ослабленный организм. Есения также заметила, что кровь, если и вытекала из ран, то как-то медленно и как будто лениво, да и тело было достаточно холодным. Мужчине повезло: утром было довольно тепло для того, чтобы умереть от переохлаждения, а ещё, что его нашли недалеко от привычного маршрута охотников. Да и не был он голым: от полного переохлаждения спасла тёплая одежда, в особенности кожаные сапоги и чёрная дублёнка из неизвестного Есении меха.
— Эй! — она заметила, что раненый поморщась зашевелился и начал что-то бессвязное бормотать, и похлопала его по щекам. — Мы спасём тебя!
Мужчина приоткрыл
— Красивая… — прошептал еле слышно неизвестный и снова потерял сознание.
Девушка ещё с минуту смотрела на него с приоткрытым от удивления ртом, а после лишь фыркнула:
— Шутит — значит будет жить.
Пока всё это происходило, мужчины где-то уже нашли две крепких ветки, а плащ одного из них завязали вокруг, сделав наконец что-то наподобие носилок. Под руководством Есении они аккуратно, насколько это вообще возможно было, перенесли в шесть рук тело раненого.
— Несём ко мне! Несите аккуратно, но быстро! — руководила целительница и, услышав дружные заверения о том, что всё будет сделано в лучшем виде, стремительно помчалась в сторону дома.
Перед их приходом ей нужно было убрать лишнее, прогреть печь ещё сильнее и приготовить необходимые для больного лекарства, в том числе и то жалкое подобие антибиотиков, что она смогла создать в этом мире. Всё её время между сном и лечением пациентов проходило в многочисленных исследованиях, в поиске идеальных противовоспалительных для людей. Если к гигиене народ был приучен, то вот бактериальные инфекции и ранения были настоящим бичом.
На держатель над газовой горелкой была абсолютно чудовищным образом подвешена стеклянная колба с водой. Есения щепетильно относилась к правилам работы с инструментами, и если бы не проблема со временем, она бы даже не подумала о таком кощунстве. Туда сразу отправился многоразовый шприц, над чьим созданием долго трудились стекольщик и кузнец, но в итоге получилось почти то, что девушка видела ещё у жившей при СССР бабушки. У Есении не было нормальных средств для тщательной стерилизации, лишь кипящая вода и самогонка, но и этого при таких условиях достаточно.
Когда во дворе раздались громкие голоса охотников, в колбе ещё кипятились несколько в меру тонких иголок и лезвие импровизированного скальпеля — крайне острого и тонкого ножа из сложного и дорого металла. Нарезанные на скорую руку шёлковые нити, в меру прочные и едва заметные на ранах в последствии, лежали в высокоградусной самогонке в небольшой чаше, похожей на ту, что когда-то изобрёл Петри. Необходимые зелья стояли тут же, ожидая своей очереди, так же, как и горячий отвар из высушенных ромашки и подорожника с чистым куском ткани и бинтами.
Не разуваясь, мужики аккуратно внесли раненого, постоянно извиняясь перед хозяйкой дома и домовым за грубое нарушение неписаных правил. На удивление слаженно они перетащили его на единственную кровать и поспешили покинуть дом, оставив всё в руках целительницы, которая уже приступила к лечению.
Нагло разрезав явно дорогую рубаху до самого горла, она ещё раз удостоверилась, что всё плохо. Нужно было торопиться, ведь как только мужчина начнёт согреваться, кровотечение усилится, а запоздалая лихорадка придёт к нему с двойной дозой. Но прежде всего Есения коснулась его лба и груди и пустила сквозь кончики пальцев небольшие магические импульсы, позволяющие ей узнать, какие существуют внутренние травмы у человека.
— Продольная трещина левого бедра… Сотрясение мозга… несильное… Все органы целы, но зараза уже проникла далеко… — быстро перечисляла она, изредка останавливаясь. — Везунчик чёртов!
В первую очередь Есения тщательно вытерла сначала обычной водой, а следом отваром спёкшуюся и ещё свежую кровь, края раны и даже немного внутри, насколько было возможно. Картина предстала отвратительная: некоторые мышцы живота были порваны пополам, частично был виден желающий выйти из брюшной полости кишечник. Обработав ранее вымытые мылом руки спиртом, она принялась аккуратно, как истинный ювелир, сначала вырезать сильнее всего подвергнутые заразе участки кожи, уже омертвевшие, а после зашивать каждую
рану, одну за одной соединяя ткани. Ещё во времена студенчества ей довелось работать на скорой, где приходилось и роды принимать, и зашивать пьяным придуркам ранения от удачного или не очень падения, а долгая работа в травмпункте потом только укрепила этот навык. Ведь порой всё приходилось делать одной, как и сейчас.Спустя достаточно длительное время, Есения закончила, откусила ножницами нить и краем уха услышала, как мужчина застучал зубами. Он начал согреваться, медленно, но верно, поэтому времени на почти бескровную обработку ран не осталось. Пришлось действовать радикально. Она поспешила наконец-то наполнить припасённой ещё давно дистиллированной водой небольшую колбу с порошком пеницилия, а следом набрала всю эту слегка мутную жидкость в шприц. Стопроцентной стерилизации не было, это уж точно, но кипячение и хорошая самогонка в данном мире были её единственными помощниками. Не создавать же технически сложный автоклав в конце концов! Обработав внутренний сгиб локтя раненого кусочком ткани, пропитанной самогоном, она нащупала вену и поспешила сделать укол, вводя антибиотик. Согнула локоть, не забыв положить проспиртованную ткань внутрь, и недолго так придерживала. То, что она делала — не совсем правильно: лучше было колоть в бедро или ягодицу, но лучше так, чем никак.
Когда Есения наконец-то обмотала пояс мужчины несколькими слоями бинтов (для этого пришлось его пару раз обхватывать и слегка приподнимать одной рукой: сил на большее не хватало), наконец-то сняла с него так надоевшую дублёнку и уже остатки рубахи. Следом были нагло, без всякой жалости, разрезаны штаны и сильно укорочено исподнее, с ног, чуть свисающих с кровати, полетели куда-то в сторону входа сапоги. Две огромные глубокие царапины на бедре не требовали зашивания, но всё равно были тщательно вымыты и обработаны порошком из лепестков календулы, а после забинтованы. Но оставалась проблема. На этой же ноге в кости была обнаружена трещина, а закрывать раны, что требовали особой обработки и наблюдения за их заживлением, ни в коем случае нельзя было, но и оставлять как есть нельзя было. Есения в задумчивости отошла от больного, заламывая от беспокойства руки. Лечение больных не вызывало обычно у неё каких-то проблем, но такие спорные моменты вводили в ступор, навевали лёгкую панику и головную боль. Она устало опёрлась на стол, рвано выдохнув. С одной стороны, нельзя замуровывать бедренную кость в шину, перекрывая доступ к пусть и не вызывающим проблем ранениям. С другой, у мужчины скоро начнётся горячка, в которой он явно будет метаться по кровати, может даже с неё упадёт… И тогда трещина даст о себе знать, ещё хуже — станет переломом.
До слуха, до этого заглушаемые сосредоточенным на деле мозгом, донеслись странные звуки снаружи. Точнее это был что-то говорящий тихий мальчишеский голос и недовольный храп коня. Девушка поспешила открыть дверь и воззрилась на гостей с удивлением. Это был тот самый помощник охотников, держащий под узду увиденного ранее в лесу коня, огромного тёмно-коричневого цвета жеребца, который явно был не рад слушаться какого-то мальчишку, но всё же изображал покорность. Есения на седле заметила ножны с мечом, явно принадлежащие раненому мужчине, но следом её взгляд упал на обвязанные кожей на манер наручей ноги животного.
— Ногавки… — смутно вспомнила название девушка, и её осенило. — Мальчишка! Бегом к плотнику! Береста! Проси бересту, большой кусок, воооот такой! — она развела руками, показывая примерный размер. — Понял? — увидев кивок в ответ, лишь прикрикнула на него: — Бегом!
Из страха или чувства ответственности мальчишка чуть ли не кубарём побежал вниз по холму, путаясь в собственных ногах, и вскоре скрылся в улочках деревни. Есения мягко погладила коня по морде, взглянув в умные глаза животного. Она прислонилась лбом к нему и мысленно рассказала, что хозяин его ещё жив, но всё будет на воле духов и Бога, а её дело — лишь помочь оставить его на этом свете как можно дольше, вырвать, если надо, из цепких лап смерти. Жеребец лишь храпнул и отошёл на несколько шагов назад, пару раз качнув мордой. Он всё понял, принял и поблагодарил её, а Есения с улыбкой поспешила вернуться к больному.