Дневники потерянной души

– Я пойду с вами, - после коротких сомнений произнес странник.

Придя на рыночную площадь, мы обогнули прилавки со стороны, доходя до самого дальнего края. Там мы обнаружили Калимака, который в запале торговался с растрепанным черноусым мужиком за светлую рубаху, красиво расшитую алыми цветами и зелеными листьями по всему вороту. В руках у нашего товарища уже было несколько увесистых мешков и свертков с продуктами, закупленными впрок, но лошади, как ни странно, рядом с ним не было.

– Беру за один медяк, она большего не стоит, - пренебрежительно говорил Калимак, поглаживая рукав рубахи.

– Коль не стоит, чего ты так в нее вцепился? – ухмыльнулся мужик. – Три, не меньше.

Калимаку, по всей видимости, было стыдно признаться, что расплатиться ему уже нечем, а отдавать что-либо из недавно приобретенного очень не хотелось.

– Один медяк и две лепешки, - наконец дал слабину он.

– Не смеши меня, - продавец был непреклонен.

Молча подойдя, Аргон протянул ему три медных слитка.

Мужик уставился на темно-серую ладонь и длиннющие пальцы, переводя взгляд то вверх на бесстрастное угловатое лицо, то обратно, борясь с противоречивыми эмоциями и нервно закручивая ус.

– Бери, - спокойно сказал ему странник. – На этих деньгах нет ничьей крови.

Еще поколебавшись, тот наконец принял поданное, и Калимак довольно схватил вожделенную обновку, решив не брезговать щедростью нашего нового знакомого.

– Спасибо, - кивнул он ему, когда мы отошли от прилавка. – Вот уж не ожидал от тебя!

Коротко вздохнув, странник предпочел промолчать.

– Лошадь-то где? – поинтересовался Маура у друга. – Ты же за этим шел?

– Да не продают они здесь лошадей, оказывается, - огорченно ответил Калимак, аккуратно складывая рубаху и пряча в свой мешок. – У самих, говорят, мало. В Зарак меня послали, представляешь. Говорят, там есть главный заводчик, у него спроси. Так я говорю, это ж батя мой и есть! А они, мол, что ж ты у своего бати не взял? А я им – так кто-то из ваших грязных подонков моих же животинок и стырил нынче ночью! А они говорят – не нарывайся, ублюдок. Да если бы у них у всех по нескольку ножей и топоров с пояса не свисало, я бы их враз положил, тварей!

– Значит, хорошо, что у них были ножи и топоры, - прервал его пламенную речь Маура. – Нам только еще одной драки не хватало.

– Черт, значит, все-таки придется пешком тащиться, - обреченно подытожил Калимак.

– А та лошадь, что в стойле у трактира была? – вспомнил вдруг я. – Мы ее купить не можем?

– Хмм... а это мысль! – одобрил мой хозяин.

– Так она ж заморена совсем! – воскликнул Калимак. – Все равно в первый же день под поклажей сдохнет!

– Ну, выхода у нас особо нет, - пожал плечами Маура. – Не будем ее под завязку загружать, авось не сдохнет. Надо надеяться только, что нам ее продадут.

На дело направились мы с Калимаком – он, как наиболее представительный, а я, чтобы в случае чего умерить его излишнюю наглость и задиристость. Лошадь, как оказалось, принадлежала не кому-то из постояльцев, а самому владельцу кабака. После очередных долгих попыток сторговаться, он наконец снизошел до двух золотых слитков – неслыханная цена за лошадь, тем более за такую костлявую; и, к тому же, последние деньги Аргона, который на нас, похоже, основательно разорился. Впрочем, странник ничем не выказывал своего возмущения по этому поводу.

Когда мы вернулись с едва ковылявшей лошадкой, Калимак тут же принялся откармливать ее купленными яблоками, которые исчезали одно за другим со смачным хрупаньем.

– Назову ее Ночка, - с гордостью сказал он. – Думаю, теперь быстро окрепнет. Этот скряга, похоже, долго ее голодом морил, сволочь он недорезанная.

– Да уж, если бы ее не вызволили, то судьба у нее была бы еще печальнее, - согласился Аргон, с горечью проводя рукой по выступающему хребту животного.

Издав короткое ржание, лошадь вдруг благодарно уткнулась мордой ему в грудь, и он, взяв из мешка яблоко, растроганно скормил его ей.

Мы все наперебой оглаживали несчастное животное, словно пытаясь компенсировать недостаток любви и ласки в былые годы. Затем, тщательно проверив, нет ли на вороной шкуре ран или подпалин и ощупав ноги лошади, Калимак все же навесил на нее малую часть нашей поклажи, наиболее легкую, и взялся за потертые кожаные поводья:

– Ну, пошли, что ли.

Мы были уже на окраине деревни, когда на тропинке впереди показалась идущая нам навстречу молодая женщина с большой крытой корзиной, и резво бегущая рядом с ней вприпрыжку маленькая девчушка, очевидно, ее дочь.

Узрев нашу необычную процессию, девочка радостно подбежала к нам, принялась разглядывать любопытными голубыми глазищами. Маура улыбнулся ей, и, присев на корточки, протянул огромное красное яблоко. Она без смущения его цапнула, уже поднесла ко рту...

– Лекки! Брось! – женщина подбежала к ней, с силой выбивая яблоко из детских ручонок. Девочка громко заревела. Ее мать схватила ее и утащила куда-то за сараи, напоследок бросив на нас злобный взгляд.

– Да что тут такое творится?! – не выдержал мой хозяин. – Ясно, что мы нездешние, но не враги же! Мы ничего им не сделали. Или я ошибаюсь? – уточнил он. – Может, им есть за что мстить тебе?

– Им не важно – мстить ли мне или тем, прежним, - пояснил Аргон. – Все на одно лицо. Они не простят того, что случилось с их близкими.

– С их близкими? Что с ними случилось?

– Видишь тот лес? – Аргон указал пальцем. – Каждые несколько месяцев кто-нибудь из жителей этой деревни там исчезал. Бесследно. В основном женщины и дети. Прошло уже достаточно много лет с тех пор, как это прекратилось. Но их память еще свежа.

– Та девочка совсем не боялась, - отметил Маура.

– Только потому, что она слишком мала. Ей еще не успели объяснить, кто опасен.

– Эй, посмотрите, - вдруг встревоженно сказал Калимак, придерживая переминающуюся лошадь за поводья.

За разговором мы и не заметили, как вокруг нас стала собираться группа людей, подтягиваясь все ближе. С десяток мужчин с топорами и дубинками, и даже две-три девушки, крепко удерживающие в руках заточенные грабли. Глаза их сверкали гневом.

– Идем и не оглядываемся, - быстро скомандовал Аргон, подгоняя нас. Чувствовалось, что с подобными ситуациями он уже не раз сталкивался.