Дни мародёров

Роксана молча шла рядом с братом, вся облепленная их неприятными взглядами, и слышала, как они перешептываются, разглядывая одинаковые болезненно-белые волосы брата и сестры, сообщают друг другу самые гадкие сплетни о семействе Малфой и повторяют это жуткое слово, которое она слышала сегодня отовсюду: «Убийца...»

Она — убийца.

У Озера, вдали от чужих глаз и ушей Люциус наконец замедлил шаг, остановился и, прекратив наконец притворяться, очень тепло поцеловал Роксану в лоб.

Роксана ждала чего-то подобного. Но все равно стало гадко.

— Дорогая моя сестра... — ухоженное и гладко выбритое лицо его светилось радостью и гордостью, а глаза были такими же прозрачными, как вода Темного озера, что плескалась у их ног. — Моя любимая младшая сестра... — он ласково сжал ее лицо холодными липкими перчатками. — Наконец-то. Я думал, этого никогда не произойдет, но кровь... — он чуть приподнял подбородок, сурово сжимая губы. — Кровь берет свое, это верно. Когда Северус сказал мне, что ты интересовалась у него насчет этого паршивого мальчишки Блэка, я было забеспокоился, но когда он написал, что ты сделала на уроке по защите от Темных сил... родители просто отказались поверить, но потом... знай, что мы все очень горды, что ты, именно ты отомстила этому гаденышу за тот позор, который он на нас навлек.

— И ты даже не прочитаешь мне нотацию? — раздосадованно спросила Роксана, испытывая почему-то растущую неприязнь к его перчаткам.

Люциус усмехнулся.

— Роксана, дорогая, я приехал сюда из Лондона не для того, чтобы выслушивать брюзжание какого-то жалкого полукровки на твой счет, — он обнял Роксану за плечи и повел за собой по берегу, так осторожно и бережно, будто она была тяжелобольной. — Я рад, что ты наконец-то проявляешь интерес к нашей области магии, и с моей стороны было бы непростительно отчитывать тебя.

— Зачем ты тогда явился? — перебила его Роксана, глядя на озеро. Футах в десяти от них гигантский кальмар совершал дневной променад и грел щупальца в лучах тусклого осеннего солнца.

Люциус улыбнулся.

— Я-а приехал, чтобы поздравить мою люби-имую младшую сестру с днем рожде-ения, конечно! — произнес он, раскачивая слова и впрямь как колыбельку, после чего остановился, очень нежно положил ладони Роксане на плечи и снова аккуратно поцеловал ее в лоб: — Долгие тебе лета.

И достал из внутреннего кармана мантии крошечный сверток.

Роксана уставилась на коробочку, и комок, сидящий у нее в горле, выпустил шипы.

Она подняла на брата взгляд. Люциус улыбался ей, улыбался тепло и неподдельно.

Ее Люциус.

Самый лучший старший брат на свете.

Убийца.

— Что же... — Роксана тяжело сглотнула и взяла коробочек, равнодушно повертев его из стороны в сторону. — По крайней мере, моя семья еще помнит об этой дате.

— Ну, не будь букой, — Люциус снова обнял ее за плечи и повел за собой по песчаному берегу. — Ты знаешь, я помню тот день, когда ты впервые познакомилась с магией и тем, что она может. Это было твое шестое Рождество. Отец привез с зимней охоты трех волчат, один из них был болен, у него волочились лапы, так что мы решили убить его. Ты страшно расплакалась, и тогда-а отец взмахнул палочкой, отрастил волчонку новые лапы, а потом ты...

— Я помню эту историю, Люциус, — холодно молвила Роксана. — Это тот волчонок, которому Белла открутила голову, — она вырвалась из рук брата и пошлепала по раскисшей от грязи траве к одинокой иве у берега. Ее ветви печально касались воды листочками, и дерево выглядело, как согбенная жизнью старуха, брошенная и одинокая.

Шумно шмыгая носом и вытирая глаза, Роксана остановилась под ветвями и принялась срывать с подарка бумагу.

— Не злись, — мягко произнес Люциус, подойдя к ней. — Родители беспокоятся о тебе, просто они боялись, что подарок потеряется, если его отправить с совой. А все свои поздравления они передают тебе со мной.

— Беспокоятся, вот как, — Роксана нервно усмехнулась, сражаясь с бумагой. — С их стороны это просто сумасшедшая забота, даже не знаю, как их отблагодарить, ты вот только скажи, поэтому они никогда не поздравляли меня, пока я училась за границей? Боялись, что подарки и теплые слова потеряются по пути, и тогда весь мир узнает о том, какие они охуенные родители?!

Ее крик спугнул спящих на иве сов.

— Что с тобой происходит, Роксана? — мягко спросил Люциус после небольшой паузы. — Учителя говорят, что ты очень рассеянна, твои оценки оставляют желать лучшего, с одноклассниками ты не ладишь, Северус видел, как ты сжигала мои письма, теперь этот нелепый побег из школы. Что случилось? — Люциус по одной снял перчатки и теплыми мягкими руками сжал ее ладони, прерывая ее изуверство над свертком. — Мне ты можешь рассказать все, ты же знаешь.

Роксана мучительно улыбнулась и окинула набухшими от слез глазами небо, облизав губы.

Во имя Мерлина, ну что она могла ему сказать?

«Люциус, Сириус Блэк, отщепенец и предатель, напоил меня, трахнул и сбежал, а я влюбилась в него, как последняя идиотка. А еще попыталась убить его и чуть не рехнулась от ужаса, когда у меня это почти получилось. А еще с моим телом что-то происходит, в тот день у меня полезли перья из ногтей. И мы с Блэком не предохранялись, так что мне страшно, вдруг я забеременею? Ах да, мои родители — расисты, но я люблю их, черт возьми, и мне плохо, потому что им срать на меня с высокой елки. А ты, мой брат, мой самый любимый брат, убил моего лучшего друга у меня на глазах. И одноклассники ненавидят меня, потому что они думают, будто я такая же, как ты. И я ненавижу себя за это!»

Можно себе представить выражение лица Люциуса после этих слов.

Роксана шмыгнула красным носом (на улице было жутко холодно) и опустила взгляд на коробочек.

— Что это? — спросила она, стараясь увести разговор в сторону, и даже выдавила из себя улыбку. — Крысиный яд?

Люциус терпеливо улыбнулся, мягко отобрал у нее сверток и легко коснулся его волшебной палочкой.

— Ты в своем репертуаре, дорогая, — вздохнул он, одним движением снял бумагу и открыл темную бархатную коробочку. На зеленой подушке лежала, свернувшись змейкой, платиновая цепочка. Переплетение тончайших нитей вилось стебельком, чтобы в конце распуститься хрупким, почти прозрачным платиновым цветком, на кончике лепестка которого капелькой чистой воды сверкал бриллиантик. Казалось, дунь на него — и он упадет в грязь...

Мама берет ее на руки. Руки у нее теплые и шея тоже. Роксана прижимается к этой шее, и щеке холодно от цепочки...

— Как это? — сипло спросила она, таращась на мамино главное украшение и из последних сил стараясь сохранить невозмутимость.

— Тебе ведь уже семнадцать, милая, — Люциус бережно поднял старинный кулон из теплого бархатного ложа и опустил качающийся цветок Роксане на ладонь. Она инстинктивно дернулась, почувствовав холодное прикосновение. — И “слеза вейлы” теперь должна достаться тебе.

— Почему мне, а не Нарциссе? — спросила она и чуть прочистила горло, пытаясь совладать с голосом.

— В нашем роду только это украшение передается от матери к дочери. К сожалению, девочки были не частыми гостьями в нашей семье. Только не забывай, пока что тебе нельзя его носить, его должен одеть тебе на шею твой муж. Традиции бывают... утомительными, но тем не менее...

Роксана медленно подняла голову, почувствовав какую-то нехорошую перемену в его голосе.

Люциус все так же смотрел на нее, всем своим видом источая тепло и расположение... но что-то было... не так.