Дни мародёров

Черт, да а он обязан был просто остановить её! Не пустить! Поорала бы, поплевалась огнем и успокоилась, как всегда. Что это за глупое ребячество — «пусть катится!», «скатертью дорога!». Что он, прыщавый третьекурсник — дуться на девчонку?!

Сириус внутренне кривился, вспоминая, как подшучивал над Лунатиком и его рыцарскими потугами, пока тот собирал сумку. Выходит, у него тоже пусто в голове, а единственный разумный человек в их мирке — это Ремус Люпин?

После такого «оборота» Сириус твердо и окончательно решал — «ехать!», бросал все свои дела, яростный и решительный влетал в башню, одевался, лихорадочно собирал сумку...а потом швырял эту сумку на пол, валился на кровать и сжимал голову, слушая, как прежние доводы сыпятся в неё, но уже не как песок, а как камни.

Подушка пахла горькой вишней. Сириус перевернул её и несколько раз бухнулся на неё, выбирая место попрохладнее и помягче. Тело при этом как-то само-собой совершило вполне недвусмысленное движение и Сириус затосковал ещё сильнее.

Он всегда считал себя сильным человеком и раз сказал себе однажды — не думай о ней — действительно перестал думать. Сначала получалось. Получалось так хорошо, что он сам поверил в собственное равновесие и пригласил на свидание милую Синтию Клер, которая по чудесному совпадению, тоже осталась в школе на праздники.

Она была хорошенькой. Длинные светлые волосы, не такие длинные и не такие светлые, как у Рокс, но тоже ничего, чистая кожа, короткая шерстяная юбчонка, маленький славный зад. Они неплохо погуляли по снежной открытке Хогсмида, выпили горячий шоколад у Паддифут (Сириус не любил горячий шоколад с детства, после того как мама вылила ему его на голову, но все равно справился), покатались на коньках, а потом как-то сразу оказались в башне Гриффиндора. Уламывать долго не пришлось. Син хоть и сопротивлялась, но больше для приличия, чем от нежелания.

В итоге получился какой-то кошмар.

Сириус любил удовольствие и Роксана любила его. Вдвоем они могли достигнуть таких высот, о каких Сириус раньше и не мечтал. Эта любовь к кайфу сближала их и роднила.

А без Роксаны весь этот кайф выходил каким-то неполным. Неполным, потому что Сириус-то выкладывался как обычно, а вот Синтия любила его со страстью плюшевого баранчика. Мало того, что все время ловила его взгляд и боялась пошевелиться, так ещё и спрашивала: «Ты меня любишь, Сириус?». Когда под конец этой дикой оргии Сириус услышал свой вздох: «Р-рокс...», с тоской подумал, что всё это какой-то детский сад.

Да, он думал о ней. Думал! Злился, вспоминая о том, как она послала его и гордо вышла из Выручай-комнаты, но все-таки думал. Больше, чем следовало.

Сириус докурил и расплющил окурок в кучке остальных.

Да, он действительно поступил глупо, когда поддался ребяческой обиде и дал Роксане уехать с Ноттом. Но едва ли он поступит умнее, если сейчас заявится в дом этого самого Нотта. Что он сделает? Скажет «я тебя забираю»? «Выбирай, или я, или они»? Это уже не просто детский сад, а какой-то идиотский фарс. К тому же, когда Роксана всё-таки уехала с Ноттом, ясно дала ему понять, что и кого выбирает! И на этом всё. Хватит себя терзать. Она — большая девочка, не пропадет.

Решено. Завтра же с утра, ещё до завтрака он соберет вещи и свалит из этой школы подальше. Прокатиться по знакомым, а потом поедет к Меде. Кузина как никто другой умеет прочищать мозги. И готовит здорово.

От этой мысли на душе сразу стало веселее — как будто часы, крепко доставшие своим поминутным вращением, наконец остановила твердая и решительная рука.

Сириус наставил палочку на проигрыватель, сбросил одежду и забрался под одеяло. Устроился поудобнее, успокоенно вздохнул и погрузился в дрему, зарывшись носом в подушку.

А когда, спустя пять минут, часы Ремуса показали ровно одиннадцать, он просто откинул одеяло, встал, оделся, сунул в один карман — палочку, а в другой — ключи от мотоцикла, и стремительно вышел из спальни.

До Хогсмида бежал в обличье собаки. Аберфорт, конечно, поворчал для порядка, но за небольшое вознаграждение всё же пустил к мотоциклу. Пока он прятал вознаграждение в ящик стола, Сириус схватил с прилавка небольшую бутылку огневиски (как-никак свою Лунатику пожертвовал), а когда оглянулся проверить, не заметил ли кто, увидел вдруг компанию довольно-таки неожиданных собутыльников: за столиком в самом темном уголке зала сидел профессор Джекилл, собственной персоной, а рядом с ним — какой-то неприятный длинноволосый забулдыга в потертой грязной мантии и с клочковатой бородой.

Над их столиком тоскливо съежилась омела, но мужчины, похоже, даже не заметили этого пикантного обстоятельства.

В отличие от всей публики, оба были совершенно трезвыми и говорили тихо, склонив головы. Точнее Джекилл наклонялся к собеседнику, а тот сидел, развалившись и ухмылялся, показывая клыки. На глазах у Сириуса он вдруг достал из кармана перочинный ножик и принялся чистить длинные желтые ногти.

Впрочем, подумать о том, что может связывать профессора Хогвартса и эдакую рвань, Сириус все равно не успел — Аберфорт запер ящик, не оглядываясь потопал во внутренний двор и Сириус побежал следом.

— Увидит кто — мне несдобровать, — ворчал трактирщик, пока Сириус сгонял с мотоцикла мышей, проверял провода и счищал изморозь.

— Далеко отсюда до Уитби? — Сириус натянул шлем, не дождавшись ответа, сбил каблуком подножку, рванул зажигание. Мотор радостно взревел. Будь мотоцикл лошадью, он бы встал на дыбы.

— Нет бы трансгрессировать... — Аберфорт боязливо попятился. Сириус хрипло хохотнул.

— Ничего ты не понимаешь! — крикнул он и, полностью проигнорировав просьбу владельца трактира, взял старт прямо из сарайчика, чуть не выбив обе двери.

Чёрное платье было таким обтягивающим, что в нем невозможно было нормально дышать. Не то паутина, не то узор из черного кружева облепил руки, распадаясь на кончиках пальцев длинными рукавами. Вырез был глубоким до неприличия, но грудь надежно закрывали цветы того же черного кружева — колючие и неприятные. Юбка была такая узкая, что ногами можно было перебирать только мелко и быстро, чтобы не упасть, а рваный подол напоминал какой-то адский цветок. Точь в точь Мартиция Адамс, вяло подумала Роксана, глядя на себя в зеркало большого туалетного стола, вырезанного из куска черного мрамора, пока Нарцисса доводила до совершенства её прическу.

Нотт-мэнор в светском обществе справедливо называли Большим Пирожным. Его архитектура, обильно сдобренная приторным рококо, в самом деле напоминала причудливое кулинарное изделие, украшенное завитушками белого и розового крема. Каждая комната казалась сделанной из сахара и бискивта, столько в ней было пуфиков, диванчиков, лакированных столиков и ваз с благоухающими цветами. Комната, которую выделили для Роксаны в Пирожном была меньше, холоднее и теснее, чем в родном доме. Стены здесь были обиты полосатым розовым шелком и среди пухлых диванных задниц было простоне развернуться. Но зато из окна было видно море. И слышно, как плачут чайки.