Добрый 2

Деревня гургутов напоминала муравейник, в который случайно присел отдохнуть медведь. По каким-то нелепым стечениям обстоятельств он ничего не порушил, зато кипишу навёл на сто лет вперёд. Всё вокруг шумело, суетливо бегало и создавало полную картину беспорядочного хаоса. Хотя нет, хаос самый что ни на есть упорядоченный: прямо с первого взгляда было видно, что гургуты готовились к войне. Вот к бабке не ходи, а сама идея военного похода витала в воздухе. И дело даже не в чрезмерном бряцанье многочисленного оружия. Хотя и это тоже. В глазах всех гургутов светился священный огонь войны. Озарённые им мужчины, уже готовы были пасть на поле боя героями. Огонь в женских глазах символизировал покорность к вдовьей доле. Дети же просто светились счастьем. Они всегда светятся счастьем, по любому поводу.

В деревню я попал довольно просто. Взял и зашёл. И ни один патруль не спросил, какого хрена я тут шляюсь во время военного положения. Наверное, примелькался настолько, что меня уже воспринимали как часть интерьера.

На центральной площади деревни, во всём своём великолепии и воинственности, стоял Великий вождь, начальствующим взглядом обводя суету и подпольно грызя что-то из кулачка втихомолку.

— Хорош, — честно признался я ему, как только смог протолкаться к вождистской особе.

— И тебе здравствуй, — приветствовал меня Великий.

— В детстве в солдатиков не наигрался?

Великий вождь окинул меня долгим, сканирующим взором, что-то там себе прикинул и предложил:

— Пойдём выпьем.

— Я не пь… — начал я было произносить ставшей дежурную в последнее время фразу, но осёкся: — А пойдём.

Великий ещё раз обозрел суету своих подданных и, украдкой мне подмигнув, шмыгнул в свою хижину. Скорость, с которой он проделал это, была достойна восхищения. Вот он стоит в каждой бочке затычка, точнее в каждом деле помощник, по крайней мере взглядом, а вот его и нет вовсе, как будто никогда и не бывало.

— Чего так долго? — наехал на меня вождь, когда я всё-таки вошёл в хижину.

— Я долго?

— Ладно, не начинай, — перебил он меня. В его руках уже были два кувшинчика. — Давай за нашу победу.

— Ну, за победу — оно всегда не грех. Только с какого начались милитари-игры у с виду грозных, но в целом миролюбивых гургутов?

— Что ты знаешь про гургутов?

— Великий, хорош заливать. Если я что-то и не знаю про гургутов, то это не то, что каждый гургут миллион раз польёт слезами ту зверюшку, которую ему нужно сожрать на обед. И вовсе не из-за того, что её нужно малость подсолить, а из жалости и сентиментальности.

— Здесь политика, — огрызнулся вождь.

— Опачки. Это другое. Как давно я не слышал эту фразу.

— Я такого не говорил.

— Я за тебя сказал. Великий, какого хрена, а? Сам же кричал, что гургуты не готовы к войне. И нет бы ещё на одних варов или гелов, я бы понял. Но на всех сразу! Что, болотный мох порос токсичными грибами? Накурились или нажрались всем гургутским стадом?

— Значит, за победу пить не будешь, — констатировал вождь.

— Да я вообще пить не буду, и тебе не советую.

Не вняв моему совету, Великий вождь опрокинул в себя сразу два кувшина — свой и мой — и потянулся за третьим.

— Хватит, — вцепился я в его руку. — Не набухивайся. Расскажи, что случилось.

— Придётся пить одному, — сделал выводы вождь и, схватив-таки свободной рукой кувшин, опрокинул его в себя.

— Как же тяжело с вами, алкоголиками, — вздохнул я. — А если алкоголики ещё и инициативные, то вообще туши свет. Интересно, кто ещё знает о причинах зарождающейся бойни? Какой Никола Принцип пострелял какого эрцгерцога Фердинанда местного разлива?

— Хм-м-м, — хмыкнул Великий вождь, осушая четвёртый кувшин, и я понял, что, кроме него, никто.

— Тебя что, огнём пытать или иголки под ногти загонять? Другу-то можешь сказать? Я же могила.

— Что знают двое, то знает…

— И свинья, — закончил я за Великого. — Кстати, откуда у вас свиньи?

— Вихр, — многозначительно поправил меня вождь, словно двоечника на уроке. — Что знают двое, то знает и вихр — существо безмозглое и болтливое.

— Да? — удивился я. — Ни разу не видел, чтобы эта помесь кенгуру с быком фривольно болтала даже с себе подобными.

— Что ты знаешь о вихрах, — произнёс вождь с интонациями тоста и опрокинул в себя пятый кувшин.

— Э! Великий. Да тебе никак страшно?

— Ха! — пренебрежительно выдал вождь.

— А тогда чего ты междометиями заговорил? И чего ты набухиваешься как не в себя? Давай, колись. Может, помочь чем-нибудь?

— Чем можешь ты помочь гургуту?

— Словом. Слышал, может быть, вначале было слово.

— Да ладно? — не поверил вождь.

— Напомни-ка мне, кто я там? — пощёлкал я пальцами, словно вспоминая.

— Человек, — начал перечислять вождь, — друг…

— Не то.

— Бабник, пьяница…

— Не туда.

— Зануда, каких свет не видывал!

— Не угадал. Я — великий мессия!

— А всё остальное нет?! — удивился вождь.

— Ну, всё остальное тоже, — нехотя согласился я. — Но главное, я — великий мессия.

— А выпить со мной не хочешь.

— А я тут не для этого.

— Ты тут, чтобы мне весь мозг заклевать, почище сварливой жены.

— Я тут, — не повёлся я на провокацию Великого, — чтобы нести вам слово.

— Нет, пить тебе не нужно. Тебе и без этого голову натёрло. Кто же слова носит.

— Вот темнота, ересь и замшелое язычество.

— И язык во мху ещё. Не уверен, что наш лекарь это вылечит.

— Не думал я, что на старости лет придётся в мессионерство удариться. Я, конечно, не просвещённый запад, но и вы далеко не дикие племена. Хотя по внешнему антуражу похоже.

— Чего ты там бормочешь? — Рука Великого державшего кувшинчик уже не отличалась уверенностью, хотя речь ещё была плавной и чёткой.

— Успел-таки нарезаться, — проворчал я. — И давно тебя с пяти кувшинов уносит?

— Со скольки? — фыркнул вождь.

И тут до меня дошло, что там, на площади, весь такой горделивый и воинственный, не точил подпольно булочку из кулачка, а банально закусывал.

— И как ты такой воевать собрался?

Судя по пренебрежительному фырканью вождя, он сто раз так делал, да ещё и в более «весёлом» состоянии.

Естественно, ни о каком великом мессии, явившем слово, и речи быть не могло. Да он элементарно наутро даже не вспомнит, что ему говорили.