Добрый мир

«нелюбовь к лаборантской деятельности». Дарю.— Коля еще шире растянул в

улыбке рот.

— Слушай, Николай Николаевич, ты извини меня, ишака старого, но

знаешь, аж искры скачут от любопытства: не могу поверить, чтобы такими

мужиками, как ты, запросто разбрасывались; ты ее что... ну, это... прихватил,

что ли, с кем?

— Сем-меныч! — так и повело Колю.— Ну не надоело вам? Вам же

боженька язычок-то отжулькает в конце концов! Ну нет. Не прихватывал. Мне

еще только этого не хватало.

— А что, кто-нибудь сказал чего?

— Нет. Никто ничего не говорил. Пошли, Семеныч, поработаем. Нам

без работы, брат, никак нельзя!

Коля встал, собрал тарелки и пошел к мойке. Янкевич за ним.

— Ну а как же тогда? — грудью пошел на

амбразуру Янкевич, это было уже в коридоре.— Как же тогда? Ты же

сам давеча про рога намекал... Или это так, подозрение?

Коля молча шел по коридору.

— Ох и тяжелый ты мужик! — не выдержал

наконец Виктор Семенович. И отстал. В прямом

смысле. Обиделся и пошел в курилку.

Коля размеренной походкой дошел до лаборатории и набрал код замка.

Замок не открылся: видимо, он неверно набрал одну из цифр. «Сим-Сим,

открой дверь»,— прошипел сквозь зубы Коля и еще раз быстро пробежался по

кнопкам. Замок щелкнул, и Коля резко толкнул дверь. Он быстро прошел

«предбанник». В аппаратном зале за большим столом играли в шахматы.

— Ага, Батаев! — окликнул его из кучки болельщиков Юра Бутенко.

— Ступай сюда, тут наших бьют!

Коля сделал рукой неопределенный жест, который мог означать что

угодно — приветствие, отказ, «погоди, не до тебя»,— и, не сбавляя скорости и

не поворачивая к столу головы, пошел кратчайшим путем в любимый угол,

где из окна светило теплое мартовское солнце, а по широкому оконному

карнизу гуляли раскормленные заводские голуби. «Подоз-зре-ние...» —

процеживал он сквозь зубы пущенное скорым Янкевичевым языком злое,

тяжелое слово. «Подозрение — оз-зверение...» Он прислонился лбом к

теплому стеклу окна и правой рукой коротко стукнул по раме. Серая ленивая

пара пернатых не торопясь стартовала в межцеховое пространство. «Баю-баю,

баю-баю, я тебя подозреваю»,— тихо шептал Коля.

Смотреть из окна было некуда. Только на третий цех, на бетонную

стену. Налево, направо и вверх — стена. Над нею, совсем низко,— слепящее

солнце. Коля закрыл глаза, постоял еще несколько мгновений у окна и

медленно от него отошел. Перспектива просидеть в лаборатории еще

несколько часов показалась ему египетской казнью. Коля расстегнул халат,

вытер чепчиком потную шею и пошел в кабинет шефа просить отпуск без

содержания на три часа.

Очевидно, вид у него был очень нездоровый. Александр Андреевич

озабоченно спросил, не подхватил ли он грипп, и без обычных вздохов и ахов

выписал увольнительную записку на тринадцать тридцать.

В два часа Коля подошел к своему дому. Ключа у него не было: уходя,

он оставил его на обувной тумбочке. Он сел на лавку у подъезда и стал ждать

Люсю.

Двор был полон ребятни. Эта беззаботная компания орала, пищала и

созидала снежных баб. Коле она не мешала, он был даже рад ей. «Никакой

слабости с моей стороны нет»,— лениво рассуждал Коля. «Обыкновенный

деловой визит. В сущности, мне же и придется указывать причину развода: я

— инициатор. И спросить все равно надо. Не для суда, понятно... Но я должен

спросить. Я просто спрошу, самым простейшим образом спрошу: «Людмила,

я имею сильнейшее подозрение, что на старости лет обзавелся рогами;

докажи, что это не так! Если тебе кажется диким мой вопрос, то я имею на

него право. Ты видишь, я цивилизованно, без скандала... и, в конце концов, мы

девять лет спали в одной кровати».

Коля попытался представить, как он будет при этом выглядеть. И

решил не насиловать воображение.

Из соседнего двора начала выворачивать мусорная машина.

Остановилась. Заработал на повышенных оборотах двигатель. Коля испытал

инстинктивное желание забежать в дом за мусорным ведром. Он взглянул на

часы. Мусорка подошла точно, ничего здесь не изменилось.

Он сидел, ждал и ни о чем не думал. Во дворе стало тише. В дверь

подъезда прошла соседка со второго этажа; с затаенным любопытством

посмотрела на него, поздоровалась. Коля автоматически мотнул головой.

Он несколько раз поднимался с лавки и неторопливо прогуливался по

двору, а около пяти вышел на улицу и пошел к Алешкиному садику. Там

воспитательница сказала ему, что Алешку забрали еще в полпятого.

Трамвай подошел почти сразу. Через пять минут Коля снова был у

дома. Начало уже темнеть, но в окнах света не было. Он все же позвонил в

дверь.

Не задумываясь особенно над тем, то ли он делает, Коля выбежал на

улицу и остановил такси — бежать к Вострецовым было далеко.

Свет горел во всех окнах вострецовской квартиры. Он постоял у

подъездной двери, застегнул пальто и поправил шарф. Затем вошел в подъезд

и стал неторопливо подниматься на третий этаж.

Дверь вострецовской обители была не захлопнута, а лишь прикрыта.

Можно было постучать условным стуком — «тетя-Катя» — и тут же войти.

Коля позвонил.

— Не закрыто! — услышал он из квартиры

Еленин голос.

Он вошел.

— Башмаки сбрасывай, не топай! — предостерегающе крикнули из

большой комнаты.

Коля начал снимать сапоги.

—

...Нет. Пустой разговор, не в этом дело. Вот именно, что мне

лучше знать,— заговорила Елена другим голосом.