Долина смерти
Шрифт:
Прежде чем я успеваю ответить, с улицы доносится тревожное ржание лошадей. Моё сердце сжимается при мысли о Джеопарди.
— Что там происходит? — спрашивает Коул, забывая про Обри.
Я подхожу к окну и смотрю сквозь щель в шторах. Лошади в панике мечутся по загону.
— Их что-то напугало, — говорю я, осматривая темноту за пределами хижины. Сначала я вижу только тени и летящий снег.
А потом это.
Там стоит неподвижная фигура и смотрит на хижину.
Смотрит на нас.
Я моргаю, когда порыв ветра швыряет снег в окно. Когда видимость восстанавливается,
— Хэнк? — спрашивает Элай, вставая рядом со мной у окна.
— Не знаю, — бормочу я.
Как будто в ответ, раздается тихий стук в оконное стекло с другой стороны хижины. Словно кто-то специально стучит.
Потом — еще раз.
Более настойчиво.
Не случайный стук ветки, а определенный ритм.
Как будто там кто-то есть.
Кто-то пытается привлечь наше внимание.
Пытается войти.
Моя кровь стынет от страха, когда мы поворачиваем головы.
— Не открывайте дверь, — тихо говорю я. — Не открывайте окна. Не двигайтесь.
— Это может быть Хэнк! — говорит Коул. — Надо его впустить.
— Ты совсем охренел? — ругается Элай, но Коул направляется к двери, и Обри встает прямо перед ним, направив винтовку в лицо.
— Ты слышал Дженсена, — говорит она, не отрывая взгляда от него. — Никто не пойдет к двери. Оставайтесь на месте.
Стук продолжается, становясь все более ритмичным, почти гипнотическим.
Тук-тук-тук. Пауза. Тук-тук-тук.
— Кто ещё там может быть, если не Хэнк?! — вопит Коул.
— Ты видел, что он сделал с Рэдом! — кричит она. — Он опасен.
— Рэд не знает, что он видел! — возражает Коул, брызжа слюной, но Обри по-прежнему твердо держит винтовку. — На него мог напасть… медведь. Кто угодно! Зачем Хэнку это делать?
Рэд стонет на столе, его лицо бледное от боли и потери крови. Бинты, наложенные Обри, уже насквозь промокли, малиновый цвет распространяется по белой ткани. Его глаза, когда открываются, выглядят стеклянными, взгляд блуждает по комнате.
— Холодно, — бормочет он. — Почему так холодно?
Тем временем стук усиливается, больше не мягкий, а настойчивый, требовательный.
И как будто кто-то говорит…
Впусти меня. Впусти меня. Впусти меня.
— Что нам делать? — спрашивает Элай, в его голосе слышится страх, он смотрит между нами и в окно, ища Хэнка.
Я смотрю на Обри, по-прежнему целящуюся в Коула.
— Ты у нас агент, — говорю я ей. — Что нужно делать в такой ситуации?
— Трудно соображать, когда тебя хотят пристрелить, — говорит она, не отрывая глаз от Коула.
— Коул, — говорю я ему. — Отойди и слушай. Не давай ей повода стрелять в тебя, потому что она выстрелит, если я не сделаю это первым.
Коул смотрит на меня, на нее, на окна. Его слегка трясет. Он до смерти перепуган. Но, наконец, отступает, пока не упирается в стену.
Я пользуюсь моментом, подхожу к нему и забираю пистолет Обри. Но вместо того, чтобы отдать его ей, засовываю за пояс. Она встречается со мной взглядом. Между нами возникает понимание.
Она мне не доверяет.
И я ей тоже.
23
—
ОБРИ
В хижине тихо, если не считать
тяжелого дыхания Рэда и стука в окно. Стук замедлился за последние несколько минут, но потом снова начинается.Тук. Тук. Тук.
Я стараюсь сосредоточиться на помощи Рэду. Пытаюсь не думать о Хэнке с безумными голубыми глазами и окровавленным ртом, стоящем за окном и стучащем в него, словно сумасшедший монстр. Он ведь может ворваться в хижину, если захочет? Но он даже не пытается. Просто монотонно стучит, словно хочет напомнить о своем присутствии.
— Нужно больше света, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, несмотря на леденящий ужас. — И чистой воды. Если у нас еще что-то осталось.
Лишь Элай реагирует, молча поднося ближе керосиновую лампу и ставя на огонь котелок с водой. Его лицо непроницаемо, но я вижу страх в его глазах. И еще… недоверие. Недоверие ко мне. Я ожидала, что Дженсен почувствует себя обманутым, но этот взгляд Элая ранит гораздо сильнее.
Рэд неподвижно лежит на столе. Его лицо осунулось, кожа приобрела землистый оттенок. Рана на руке выглядит ужасно, несмотря на все мои попытки ее обработать. Вокруг нее вздулась безобразная багровая опухоль, расползаясь словно яд. Это не похоже ни на одну инфекцию, которую я когда-либо видела. Слишком быстро, слишком агрессивно, словно кожу исковыряли.
— Насколько все плохо? — хрипит Рэд. Кажется, ему все равно, что я коп. Впрочем, чего еще ожидать от человека, который на пороге смерти?
Черт возьми. Нельзя думать об этом. Нельзя сдаваться так рано. У него еще есть шанс. Но он потерял слишком много крови, и мы застряли в этой богом забытой глуши. Ему нужен укол от столбняка, укол от бешенства, антибиотики… черт возьми, все, что угодно! Инфекция уже прогрессирует, и я не знаю, как нам успеть доставить его в город.
Но главный вопрос не дает мне покоя. Вопрос, который терзает Дженсена и Элая: Рэд и Коул не знают правды. Они не знают, что Хэнк — не просто сумасшедший. Они не знают, что укус Хэнка может превратить Рэда в чудовище. Неужели Хэнк специально укусил его, зная, что произойдет? Неужели он хотел пополнить свою армию?
Или Рэду просто повезло, что он сумел отбиться?
Можно ли это вообще назвать везением?
— Я видела и хуже, — говорю я, глядя Рэду в глаза. Лгу, не моргнув глазом, и осторожно снимаю пропитанную кровью повязку, чтобы оценить масштаб повреждений.
— Не ври, — усмехается он, и его смех переходит в мучительный кашель. — Я… я стану таким же, как Хэнк?
— Не неси бред, — огрызается Коул из своего угла. Он сидит, словно парализованный, прижавшись спиной к стене. — Хэнк просто сошел с ума и укусил тебя. Он не зомби.
Но вопрос Рэда повисает в воздухе без ответа. Я не знаю, что с ним происходит, не знаю, распространяется ли сейчас голод по венам Рэда, преображая его изнутри, или это вообще не так работает. Все, что я знаю, — это медицинские факты: учащенный пульс, кожа то горит от лихорадки, то становится липкой от пота, зрачки расширены, несмотря на свет лампы.
Тук, тук, тук.
Опять кто-то у окна.
Каждый удар, кажется, вот-вот разорвет мои нервы, и, глядя на других, я вижу, что они чувствуют то же самое.