Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Клянусь! отвчалъ Санчо.

— Я требую отъ тебя этой клятвы, потому что ни за что въ мір не захочу омрачать ничьей чести, сказалъ Донъ-Кихотъ.

— Если я вамъ поклялся, такъ значитъ буду молчать до вашей кончины, и дай Богъ, чтобы завтра я освободился отъ своего слова, отвчалъ Санчо.

— Санчо! Неужели я такъ надолъ теб, что ты желаешь мн такой скорой смерти? спросилъ рыцарь.

— Да это не потому, что вы мн надоли, а потому, что для меня не въ терпежъ хранить какія бы то ни было тайны; я боюсь, какъ бы он не сгнили во мн, отвтилъ Санчо.

— Во всякомъ случа, Санчо, я ввряю мою тайну твоему благородству. Другъ мой, говорилъ Донъ-Кихотъ, въ эту ночь случилось со мной удивительное происшествіе, которымъ я конечно могъ бы гордиться; но не теряя попусту словъ, скажу теб, что нсколько минутъ назадъ, дочь владльца этого замка, одна изъ восхитительнйшихъ двушекъ на большей половин земнаго шара, тайкомъ приходила во мн. Не стану описывать теб ея красоты, ума и другихъ скрытыхъ отъ взоровъ прелестей, о которыхъ я не хочу даже думать, сохраняя обтъ врности, данный Дульцине, скажу только, что само небо, должно быть, позавидовавъ моему счастію, допустило обрушиться на меня атлетическую руку какого-то невидимаго великана въ минуту самаго страстнаго объясненія съ влюбленной въ меня красавицей. Великанъ этотъ, ударивъ меня со всей ужасающей силой своей по челюстямъ, окровавилъ мой ротъ, и воспользовавшись моею мгновенной слабостью, измялъ меня хуже чмъ вчерашніе погонщики, озлобившіеся на насъ за невоздержность Россинанта. Посл этого не остается никакого сомннія, что находящаяся здсь красавица вврена надзору какого-то очарованнаго мавра, и что увы, она существуетъ не для меня.

— Да вроятно и не для меня, отвчалъ Санчо, потому что больше четырехсотъ очарованныхъ мавровъ обдлывали недавно кожу мою такъ, что дубины ангуэзскихъ погонщиковъ показались-бы мн теперь нжнымъ щекотаніемъ; еще вамъ то, продолжалъ онъ, вс прелести сегодняшнія, пожалуй, съ пола-горя; вы только-что держали въ своихъ объятіяхъ какую-то чудесную красавицу, и этимъ можете утшать себя теперь, но мн-то каково? я то какого чорта выигралъ, кром кулаковъ, какихъ отродясь не получалъ. О, будь проклятъ я вмст съ матерью, родившею меня на свтъ. Я не странствующій рыцарь, никогда не думалъ быть имъ, и не смотря на то во всхъ потасовкахъ меня колотятъ, какъ рыцаря.

— Какъ, разв и тебя поколотили? съ удивленіемъ спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Проклятіе на меня и на весь мой родъ, повторилъ Санчо; да о чемъ-же я вамъ только что толковалъ.

— Другъ мой! не обращай на это никакого вниманія, отвчалъ рыцарь; я сейчасъ приготовлю знаменитый фіербрасовскій бальзамъ, который вылечитъ насъ во мгновенье ока.

При послднихъ словахъ на чердакъ вошелъ полицейскій, успвшій наконецъ засвтить свою лампу. Первый увидлъ его Санчо, и глядя на фигуру блюстителя правосудія, покрытую одной рубашкой, съ головой повязанной платкомъ и съ физіономіей еретика, онъ спросилъ своего господина: не это-ли очарованный мавръ, пришедшій вроятно узнать остались-ли у нихъ еще ребра, которыя можно переломать?

— Нтъ, это не мавръ, отвчалъ Донъ-Кихотъ, потому что очарованныхъ видть нельзя.

— Ну, если ихъ видть нельзя, перебилъ Санчо, то ихъ слишкомъ хорошо можно чувствовать; по крайней мр, плечи мои этого пнія.

— Санчо! Неужели ты думаешь что моимъ плечамъ легче; но вдь изъ этого вовсе не слдуетъ, чтобы пришедшій сюда человкъ былъ очарованный мавръ, сказалъ Донъ-Кихотъ.

Полицейскій крайне удивился, заставъ Донъ-Кихота и Санчо спокойно разговаривавшими другъ съ другомъ. Замтивъ, однако, что одинъ изъ нихъ неподвижно лежитъ распростертымъ на земл, съ раскрытымъ ртомъ, полицейскій спросилъ его: «что любезный, какъ ты себя чувствуешь?»

— На вашемъ мст я говорилъ-бы вжливе, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Скажите, неучъ вы этакой, неужели у васъ въ обыча обращаться такъ грубо съ странствующими рыцарями?

Полицейскій, человкъ довольно заносчивый, вовсе не намренъ былъ хладнокровно снести дерзости какого-то жалкаго, повидимому, господина. Не долго думая, онъ швырнулъ въ несчастнаго рыцаря лампой, и увренный что размозжилъ ему черепъ, поспшилъ въ потьмахъ убраться себ по добру, по здорову.

— Что!воскликнулъ Санчо; не говорилъ-ли я, что это очарованный мавръ; онъ хранитъ для другихъ какую-то красавицу, а для насъ кулаки и удары подсвчниками.

— Пожалуй, что и такъ, оказалъ Донъ-Кихотъ, только знаешь-ли Санчо, сердиться на вс эти очарованія такъ-же напрасно, какъ напрасно старались-бы мы изыскивать способы противодйствовать явленіямъ, исходящимъ изъ міра невидимаго. Санчо, встань, если можешь, и спроси у владтеля этого замка немного масла, вина, соли и розмарина, для приготовленія моего бальзама, который мн необходимъ теперь, потому что, правду говоря, мн ужъ не въ моготу становится потеря крови изъ ранъ, нанесенныхъ мн появившимся здсь привидніемъ.

Не безъ труда и вздоховъ приподнялся Санчо съ постели и отправился ощупью искать хозяина. Наткнувшись, при выход изъ своей коморки, на полицейскаго, подслушивавшаго у дверей, съ желаніемъ узнать, что сталось съ его противникомъ, оруженосецъ сказалъ ему: «милостивый государь! кто-бы вы ни были, прошу васъ на милость дать мн немного соли, вина, масла и розмарина. Мы нуждаемся за всемъ этомъ для излеченія одного изъ славнйшихъ странствующихъ рыцарей въ мір, который лежитъ, израненный очарованнымъ мавромъ, обитающимъ въ этомъ замк«.

Услышавъ это, полицейскій принялъ Санчо за полуумнаго, тмъ, не мене, онъ отворилъ дверь, кликнулъ хозяина и повторилъ ему просьбу нашего оруженосца. Хозяинъ отпустилъ Санчо всего, что ему было нужно. Когда оруженосецъ вернулся назадъ, рыцарь, опустивъ голову на руки, жаловался на сильную боль, отъ удара подсвчникомъ, отъ котораго у него вскочили на лбу дв большія шишки. Этимъ впрочемъ и ограничился вредъ, причиненный ему подсвчникомъ; а то, что онъ принималъ за кровь, было пролившееся на него лампадное масло, смшанное съ потомъ, выступившимъ у него на лбу посл треволненій отъ недавней бури.

Рыцарь высыпалъ въ кострюлю вс снадобья, принесенныя ему Санчо, вскипятилъ ихъ, и когда эта смсь показалась ему готовой, онъ попросилъ дать ему бутылку, но какъ таковой не оказалось во всемъ дон, поэтому онъ принужденъ былъ удовольствоваться подаренной ему хозяиномъ жестяной лейкой, служившей для разливанія масла въ свтильни. Вливъ въ эту лейку свой бальзамъ и прошептавъ какія-то таинственныя слова, онъ счелъ лекарство готовымъ. При этой церемоніи присутствовали Санчо, хозяинъ и полицейскій; не было одного погонщика, отправившагося спозаранку къ своимъ муламъ, притворившись будто онъ не принималъ никакого участія въ происшествіяхъ послдней ночи. Приготовивъ бальзамъ, Донъ-Кихотъ пожелалъ тотчасъ же испытать дйствіе этого чудеснаго лекарства на саномъ себ, и, не долго думая, выпилъ довольно порядочный остатокъ его, не помстившійся въ лейк. Не усплъ онъ допить его, какъ уже у него открылась страшная рвота, въ которой извергнулось все, что только было у него въ желудк. Посл рвоты онъ началъ сильно потть, и тогда попросилъ, чтобъ укрывши одяломъ, его оставили одного. Просьба его была исполнена и герой нашъ проспалъ боле трехъ часовъ. Пробудясь, онъ почувствовалъ себя такъ хорошо, что у него не оставалось никакого сомннія на счетъ своего умнія приготовлять фіербрасовскій бальзамъ. Обладатель тайны имть всегда подъ рукой такое чудесное лекарство, онъ увидлъ возможность смло пускаться теперь въ самыя отважныя предпріятія.

Санчо счелъ ршительнымъ чудомъ исцленіе Донъ-Кихота, и намъ милости просилъ у него позволенія выпить все, что оставалось еще въ кострюл. Получивъ его, онъ съ наивнйшей врой схвативъ въ об руки кострюлю, выпилъ залпомъ почти столько-же бальзама, какъ и Донъ-Кихотъ. Нужно однако думать, что желудокъ оруженосца былъ нсколько слабе желудка рыцаря, потому что, прежде чмъ лекарство произвело свое дйствіе, Санчо почувствовалъ такія колики и такую мучительную тошноту, что онъ ежеминутно готовился отдать Богу душу, и въ страшныхъ мученіяхъ не переставалъ проклинать и лекарство и злодя, угостившаго его этимъ лекарствомъ.