Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Арабское, съ такимъ богатымъ чепракомъ, что, право, оно стоитъ половины королевства.

— И я ничего этого не могъ видть! воскликнулъ Донъ-Кихотъ. О, я не перестану повторять, что я несчастнйшій изъ людей.

Оруженосецъ нашъ, восхищенный такъ хорошо удавшимся ему обманомъ, съ трудомъ удерживался отъ того, чтобы не захохотать во все горло, видя сумазбродство своего господина, поврившаго такому грубому обману. Поговоривъ еще немного, наши искатели приключеній сли верхомъ и направились по Сарагосской дорог, надясь поспть во время въ Сарагоссу на торжественный праздникъ, устраивавшійся ежегодно въ стнахъ этого города. Но пока до Сарагоссы, имъ суждено было встртить столько удивительныхъ и разнообразныхъ приключеній, что ихъ стоитъ описать и прочитать, какъ это читатель увидитъ изъ слдующихъ главъ.

Глава XI

Молча халъ Донъ-Кихотъ, не переставая думать о волшебникахъ, превратившихъ даму его въ грубую крестьянку, — несчастіе, которому онъ увы! не находилъ средствъ помочь. Погруженный въ свои мечты, рыцарь безсознательно выпустилъ изъ рукъ узду, и Россинантъ, чувствуя себя свободнымъ, останавливался на каждомъ шагу, принимаясь уничтожать свжую траву, которая росла въ изобиліи по дорог.

— Господинъ мой! сказалъ ему Санчо, видя его уныніе и задумчивость, груститъ, конечно, свойственно людямъ, а не животнымъ, и однакожъ тотъ, кто вчно тоскуетъ, становится похожимъ на животное. Перестаньте къ кручиниться, возьмите въ руку узду и явите твердость, достойную странствующаго рыцаря. И изъ-за какого чорта вы сами себя обезкураживаете? Провалъ возьми всхъ Дульциней въ мір, потому что здоровье странствующаго рыцаря дороже всхъ превращеній и очарованій.

— Молчи, Санчо! не изрыгай хулы противъ Дульцинеи, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Ты видишь, я не порицаю мою очарованную даму; къ тому же я одинъ виновникъ всхъ ея несчастій. Она никогда не испытала бы преслдованій волшебниковъ, еслибъ они не завидовали моей слав.

— Оно такъ, сказалъ Санчо; въ самомъ дл, сердце надрывается при мысли, чмъ была она прежде и чмъ стала теперь.

— О, Санчо, ты можешь это говорить, — видвъ Дульцинею во всей ослпительной красот ея, потому что очарованіе, омрачившее мои взоры, не омрачало твоихъ. Мн кажется, однако, что ты дурно обрисовалъ красоту ея, сказавъ, что у нее жемчужные глаза. Жемчужные глаза встрчаются у рыбъ, а никакъ не у женщинъ. Глаза же Дульцинеи должны быть двумя прекрасными изумрудами, осненными бровями, подобными радугамъ. Другъ мой! сохрани жемчугъ для зубовъ, а не для глазъ; въ своемъ сравненіи, ты, кажется, смшалъ зубы съ глазами.

— Очень можетъ быть, сказалъ Санчо, потому что я также отуманенъ былъ ея красотой, какъ вы ея безобразіемъ. Но предоставимъ все вол Бога. Онъ одинъ знаетъ, чему случиться въ этой юдоли слезъ, въ этомъ безрадостномъ мір, въ которомъ все ложно, все полно злобы и коварства. Меня, правду сказать, безпокоитъ теперь только одно: гд найдетъ побжденный вами рыцарь или великанъ вашу даму, когда вы велите имъ явиться къ ней. Мн кажется, я вижу ужъ, какъ одинъ изъ этихъ несчастныхъ бродитъ по улицамъ Тобозо, съ раскрытымъ ртомъ и выпученными глазами, не зная, гд найти Дульцинею, которая, быть можетъ, неузнавная имъ, сто разъ пройдетъ мимо его.

— Можетъ быть она не такъ очарована, чтобы ее не могли узнать побжденные мною рыцари и великаны; впрочемъ, надъ первыми двумя или тремя мы сдлаемъ опытъ, приказавъ имъ возвратиться въ намъ съ отчетомъ о своихъ дйствіяхъ.

— Вотъ что умно, то умно, отвчалъ Санчо. Этакъ мы узнаемъ то, что намъ нужно. Если она очарована для васъ однихъ, тогда горевать объ этомъ нужно вамъ, а ни ей, впрочемъ, о чемъ намъ кручиниться, если мы будемъ знать, что госпожа Дульцинея пребываетъ здорова и невредима. Покамстъ же, не будемъ падать духомъ, ища по свту приключеній, и предоставимъ всеизцляющему времени позаботиться объ остальномъ.

Донъ-Кихотъ собирался отвчать, когда за поворот дороги неожиданно показалась повозка съ разными странными фигурами. Существо, исправлявшее должность кучера, походило на чорта, и такъ вамъ повозка была открыта, поэтому можно было легко разсмотрть все, находившееся внутри ея. Прежде всего взоры Донъ-Кихота поразилъ образъ смерти въ человческомъ вид. Рядомъ съ смертью возсдалъ ангелъ съ большими разноцвтными крыльями. По правую руку ея помщался императоръ, украшенный внцомъ, казавшимся золотымъ, а у ногъ смерти сидлъ купидонъ съ своими атрибутами: колчаномъ, лукомъ и стрлами, но съ непокрытыми глазами. На заднемъ план виднлся украшенный всевозможными доспхами рыцарь, не имвшій только шлема, но взамнъ его шляпу съ разноцвтными перьями затмъ еще нсколько странныхъ фигуръ завершали собою описанную нами группу.

Это неожиданное зрлище почти что устрашило самаго Донъ-Кихота и переполнило ужасомъ душу Санчо; но рыцарь скоро опомнился и мгновенный страхъ его быстро смнился живою радостью, когда онъ вообразилъ себя лицомъ въ лицу съ какимъ то опаснымъ приключеніемъ. Преисполнившись мужества, готоваго все преодолть, онъ поскакалъ къ повозк и гордымъ и грознымъ голосомъ закричалъ: кучеръ, или, чортъ! кто ты, куда дешь и кого везешь въ этой телг, похожей боле на лодку Харона, чмъ на обыкновенную повозку»?

— Господинъ мой! отвчалъ сладкимъ голосомъ кучеръ, придерживая коней; вы видите актеровъ труппы Ангуло злаго. Ныньче утромъ, мы розыграли позади вотъ этого холма, который виденъ отсюда, одну духовную трагедію, и сегодня вечеромъ собираемся представить ее въ сосдней деревн. И такъ какъ намъ предстоитъ недалекій перездъ, поэтому мы и не заблагоразсудили переодваться. Вотъ этотъ молодой человкъ, продолжалъ онъ, указывая на смерть, играетъ роль смерти; этотъ другой — ангела; эта женщина, она же и жена автора піесы — королеву; вотъ этотъ императора, а вотъ тотъ солдата; самъ я исполняю роль чорта, и по праву могу назваться главнымъ персонажемъ нашей труппы, потому что исполняю вс первыя роли. Если вамъ угодно еще что-нибудь узнать, сдлайте одолженіе, спрашивайте; я готовъ отвчать, и какъ чортъ, конечно, за словомъ въ карманъ не ползу.

— Клянусь рыцарскимъ орденомъ, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, увидвъ вашу телгу, я готовъ былъ присягнуть, что встрчаюсь лицомъ къ лицу съ какимъ то опаснымъ и великимъ приключеніемъ; и теперь вижу, какъ мало должно доврять вншности, чтобы не попасть въ просакъ. Позжайте съ Богомъ, добрые люди, и отпразднуйте въ мир вашъ праздникъ. Если же я, съ своей стороны, могу быть чмъ-нибудь полезнымъ, то будьте уврены, я отъ души услужу вамъ. Я всегда былъ страстный любитель театра, а въ дтств только и думалъ о немъ.

Въ эту минуту къ позду присоединился одинъ отставшій комедіантъ. Одтый какъ шутъ, онъ былъ покрытъ съ головы до ногъ погремушками и носилъ за конц своей палки три надутыхъ бычачьихъ пузыря. Подойдя въ Донъ-Кихоту, эта чучелообразная фигура принялась фехтовать своею палкой. ударяя привязанными къ ней пузырями по земл, и прыгать направо и на лво, гремя своими побрякушками. Это странное видніе испугало Россинанта, и не смотря на усилія Донъ-Кихота успокоить его, онъ началъ грызть удила и помчался чрезъ поле съ такой быстротой, какой трудно было ожидать отъ него. Видя это, Санчо соскочилъ съ осла и кинулся на помощь къ своему господину, но посплъ къ нему тогда, когда рыцарь и его конь лежали уже распростертыми на земл; — такъ обыкновенно оканчивалъ Россинантъ вс подвиги.

Между тмъ чуть только Санчо спрыгнулъ съ осла, какъ на него вскочилъ чучелообразный господинъ съ побрякушками, и ударяя ими осла, заставилъ его, не столько отъ боли, сколько отъ страха, мчаться во всю прыть къ деревн; въ которой готовилось театральное представленіе. Положеніе Санчо было критическое; онъ не зналъ: бжать ли ему на помощь къ своему господину, или догонять комедіанта, но любовь въ господину восторжествовала надъ любовью къ ослу, и оруженосецъ, не смотря на дождь ударовъ, сыпавшихся на его осла, которые онъ предпочиталъ чувствовать за зницахъ собственныхъ очей, побжалъ однако къ Донъ-Кихоту, находившемуся въ положеніи весьма незавидномъ. Помогая рыцарю взобраться на Россинанта, Санчо сказалъ ему: «ваша милость, чортъ уноситъ моего осла.»