Дождись лета и посмотри, что будет

Если его накормить маркой, ничего не изменится. Настолько прочный в нем психический стержень. Он так же посидит за столом, строго посмотрит, скажет, что голова чего-то закружилась, ляжет спать, проснется и пойдет работать.

Вспомнил, как Алик предлагал сходить в лес, там где собирают березовый сок, ставят банки, вбивают в березы хрень, чтобы сок стекал. Взять и бросить марку в какую-нибудь банку. В целях просвещения. Ну вот, если бы это случилось с моим дедом, он бы ничего и не заметил.

У бабушки больше гнева, эмоций, недовольства, но в целом они похожи с дедом. На второй день они с мамой наорали друг на друга, мама сказала, что мы уезжаем домой. Я ее убедил остаться. А что дома? Давай здесь побудем, раз приехали, интересно же. Дедушка еще не все рассказал про коллективный труд и рабочие зори.

В доме большая комната, разделенная тонкой полустенкой, металлические кровати, тяжелый телевизор, накрытый кружевной тряпкой, на стенах черно-белые портреты. Еще постоянно идущие щелчки от больших часов. Как общий звуковой фон. Все это же было и десять лет назад, ничего не поменялось, не передвинулось, не сломалось. Замороженное во времени место, с которого стирают пыль и проветривают.

В воскресенье мы пошли на кладбище. Молча. Идти минут сорок, сначала до села, затем на гору. И за всю дорогу никто ничего не сказал.

Кладбище не похоже на городское, все кривое, извилистое, с дорожками вверх-вниз, оградками, зарослями. Пришли на могилку, так же молча встали. Я даже не понял, кто там похоронен.

Мама с бабушкой стали очищать могилу от напавших веток и листьев. Тоже молча. Раньше даже не отмечал, насколько они похожи. Ясно было, что похожи, как иначе, но не настолько. По ритму, телу, лицу, движениям. Как один человек. И действуют настолько уверенно, не глядя друг на друга, как будто занимаются этим каждый день, много лет.

Дедушка неподвижно стоял и смотрел на надгробие. Интересно было бы залезть к нему в мысли. Наверняка там дичайшее движение памяти, блуждание по детству, юности, заботам, страхам. Он беседует с теми, кто здесь лежит, вряд ли спорит, скорее что-то рассказывает.

Бабушка и мама закончили прибирать и чистить, тоже встали и замерли. Простояли так минут пятнадцать, под конец уже стало не по себе. Стоят, молчат, даже не покачиваются, как воткнутые крепкие деревья.

Обратная дорога прошла в полной тишине. Заговорили только когда вернулись домой, как ни в чем не бывало.

Вечером я копался в своих вещах. Достал книги, положил на стол. Дедушка проходил мимо, заметил книги, подошел, взял одну из них, полистал, потом другую.

— Хорошие книжки. Ты их с собой возишь? Понравились, значит. Когда ты родился, я их привез, чтобы ты рос и читал.

Это прозвучало совсем неожиданно. Спросил его, почему он именно эти книги выбрал, чтобы мне привезти. Он ответил, что у него было несколько книг, они ему сильно нравились, решил подарить внуку. От сердца к сердцу. Под окном лежали еще две книги, аккуратно, явно на своих местах, он взял их, открыл на странице с рисунком.

— Меня когда-то удивили рисунки в этих книгах. Вот человек. Вроде как ничего особого. А он как капля воды похож на моего товарища по совхозу. У него все рвалось, вся одежда. Куда ни пойдет, разорвет штаны или куртку. Случайно. Зацепится за что-то. И в книге он видишь какой? Весь в лохмотьях. Ему жена купит бывало новую рубашку, на следующий день вся в дырках, шел мимо остановки, зацепился за столб, разорвал. Или вот, рассказ про подвиг разведчика. А я знал этого разведчика, пятьдесят лет назад сколько дрязг вместе преодолели. Читал эти книжки и думал, как это так вышло, что они про моих знакомых.

Ну а что тут скажешь? Я сидел и слушал, задержав дыхание, боясь пошевелиться.

Дедушка листал книги, показывал картинки, рассказывал о своих товарищах. Этот мог засыпать только стоя, как только ложился, его охватывал ужас, ему казалось, что его похоронили, он сразу вскакивал, и вот, на картинке он стоит с закрытыми глазами — спит.

Как только дедушка вышел из комнаты, я бросился перелистывать книги дрожащими пальцами. Сразу же нашел там Толика и дядю Сережу. Они руководили большим строительством, стояли рядом и смотрели, как работают экскаваторы. Всего три книги. Одна про строительство новых городов, вторая о войне, третья — сборник сказок. Третью испугался сразу открыть. Явно там полно знакомых, а может есть и я сам. Наверное, зря я боялся листать книги на той хате, они обычные, в них нет никаких ключей, а в этих есть.

Представил лицо Эдуарда Петровича, как он вглядывается и докапывается, просит еще раз рассказать. И у этого человека все время рвалась одежда? Да. Так-так. И в книге он нарисован в лохмотьях? Да. Так-так.

Ночью в доме все шелестит, в стенах кишат какие-то жуки, их движение создает жутковатый шум. Если выйти на улицу, все будет звенеть и чуть-чуть стонать. Как будто природа спит вместе с людьми и видит не очень приятный сон, хочет закричать, а не получается. Выходит только легкий стон.

Встал в шесть утра. Поздно, по местным меркам. За столом сидел скрюченный человек. Он меня увидел и тихо похохотал. Дедушка сразу его представил. Яша Пружина. Когда-то его переехал трактор, после чего тело стало вот таким. Он скомканный и съежившийся, а в моменты распрямляется как пружина, так и существует. Нервы передавлены и переделаны, как механизмы.

Яша сразу спросил меня, что слышно о политике. Ответил, что не особо вникаю, но знаком с депутатом. Он обрадовался. Надо его сюда везти. Привози депутата. Поговорим. Представил, что приехали Толик и Мазай, сели за стол с дедом и Яшей. Вполне бы они сговорились, кстати.

Яша переливался в эмоциях и теле, как тело перекатывалось, так и состояния, он то хохотал, то грустил. Спросил, вышел ли папка на свободу. Уже давно. Хорошо. Как там сейчас в тюрьме? Не знаю, не был. Наверное, в тюрьме, как в стране вообще. Хорошо. Быт налажен, почта, кони по стенкам бегают. Ответил еще, что знаю одного помощника депутата, он и про политику, и про тюрьму многое знает. Если приедет, расскажет.

Голос Яши хриплый, перемешанный с кашлем. От кашля из глаз идут слезы, получается, что он плачет.

Дедушка взял длинный ремень, подошел к Яше, перевязал его плечи, со всей силы, дальше сжал пальцами его шею сзади. Яша закряхтел, сказал, что только дед лечит боли. Иногда в шее как будто током бьет, ничего не поделать. Врачи в городе несут чепуху, говорят, что с таким телом жить невозможно, все органы перемешаны.

Яша выпрямился, вскочил, переместился в комнату, включил телевизор, плюхнулся на кровать, снова сжался в клубок. Дедушка объяснил, что у него нет своего телевизора, он здесь смотрит. Любит всякие политические передачи, дебаты, экономическую аналитику.