Дождись лета и посмотри, что будет

Первая паническая атака как первый секс. Все не так, как себе представлял, хотя много об этом слышал. Послевкусие, застывшее ощущение чего-то невозможного. Все это позади, и удивительно, что оно случилось. Теперь можно жить и вспоминать. Когда оно случится снова, ты будешь уже кое-что знать. Например то, что это работа с дыханием.

Пожар — тоже работа с дыханием.

Сразу стало ясно, что дядя Сережа все организовал, нашел людей. Хорошо, что это не я. Так бы пришлось сидеть и трястись от звуков шагов по лестнице, ждать, когда придут и предъявят.

Да, про то утро. Я проснулся в светлой свежей палате, на чистой белоснежной кровати. Эдуард Петрович пришел и спросил, бывали ли у меня раньше такие острые приступы тревоги. Не бывало. Ничего страшного. Человек почему-то считает, что умирает, и рассказывает об этом своему телу, тело паникует. Небо не свалится, воронка не засосет, собаки не покусают, все это существует как ложное предчувствие.

5 апреля. Приснилось, что нахожусь в большом торговом центре, наверное, в Москве. Там комната, сидят актеры. Некто подходит, платит деньги, садится с ними рядом. Они начинают разыгрывать бытовую сцену, как из жизни, вовлекая этого нового человека. Один кричит, другой рыдает, они ссорятся, мирятся. Так понял, что они зарабатывают этим, разыгрывают популярные сцены из сериалов и дают возможность всем желающим в этом поучаствовать. Эти сериалы и сцены все знают, и хотят сами пережить то, что видели по телевизору.

Пролежал несколько часов, глядя в потолок. Снова вспомнил про человека, который не видел смысла вставать с земли, пока не наступит весна.

За одну ночь мое тело состарилось и стало поролоновым. В старости наверняка так: просыпаешься и не чувствуешь сил в теле, не понимаешь, как встать с кровати, приходится лежать и смотреть на обои. Обои — неподвижные мультфильмы. Водишь глазами туда-сюда, получается движение. И еще изображение слегка плывет, получается, что лежишь не на кровати, а в теплом море. Возможно, я чем-то заболел.

День я провел, играя с картами, прокручивая их пальцами, перекидывая и перемешивая. Еще смотрел телевизор.

Тасовкам я придумывал названия или имена. С именами они похожи на живых существ.

Мост — перекидка карты от указательного пальца до мизинца. Она сначала ложится сверху на собранные пальцы кулака как крыша, а затем выпрямляется.

Воздушный змей — карта порхает над колодой, а колода — земля.

Колесо — карты крутятся вокруг большого пальца правой руки, как колесо обозрения.

Линии на пальцах и на ладони могут служить линейками. У меня на безымянном пальце правой руки оказались две ровные полоски, четко отмечающие колоду в двадцать обычных атласных карт. Можно подснять колоду, приложить к пальцу и сразу определить, сколько там карт: двадцать две или двадцать три.

6 апреля. Придумал еще несколько тасовок. Тройная дорога — в один момент внутри колоды вырываются три стопки, они располагаются рядом друг с другом, как дороги, затем перемешиваются с остальной частью. Думал сначала назвать рельсами. Еще углы, пластинки, лестница, покрывало. Лестница — разделение колоды на шесть кусков. Покрывало — перебрасывание нижней карты так, чтобы она стала второй сверху, это делается мизинцем. Похоже на расстилание ткани на столе или диване.

Наверное, это самое пустое и никому не нужно занятие. Лет десять назад я бы ходил на завод и делал пластмассовые ведерки. Эти ведерки можно использовать как в песочнице, так и на огороде или на кладбище. Можно идти по кладбищу, увидеть, как старушка поливает могилку из лейки, спросить себя, что сделал по жизни, и ответить, а вот эту лейку.

10 апреля. Впервые за неделю вышел из дома, добрел до хаты. Там был незнакомый чел. Показал ему новые карточные тасовки. Он сказал, что они как звезды. Потом мы угасились, дунули запасы, спрятанные под диваном. Запасы скопились между покрашенных досок на полу, смешались с пылью, как мусорные прослойки. Чел ушел, я лег на том самом диване, стал смотреть на шторы. Когда закрыл глаза, складки на шторах остались, только превратились в лестницу. Пошел по этой лестнице, лег снова, и почувствовал, как сквозь поры тела пробивается трава. И не только трава, но и растения, кусты, деревья. Поролоновое тело стало почвой. Тепло, приятно и спокойно.

Пару дней пил компот, смотрел телевизор, какие стены в передачах, какого цвета, и куда люди смотрят. Мама подошла и сказала, что надо поговорить. Я давно не мылся и от меня пахнет как от горелой покрышки. Ответил, что вечером помоюсь, как-то нет сил. Надо доползти до ванной, погрузить себя под воду. Что-то случилось? Ничего. Не принимаю наркотики. Ничего не случилось. Уже весна и все нормально.

Мама спросила, а не поехать ли нам в деревню к бабушке и дедушке на лето. Сдам сессию и поедем. Папа не поедет, будет шустрить с компьютерами, а мы хотя бы отдохнем. Бабушка и дедушка теперь старенькие, с ними проще общаться, не устраивают истерики по пустым поводам. Ответил, что мне все равно, можем и в деревню.

Мама родилась в той деревне, после войны. Надо было это раньше рассказать. Сколько помню, у нее получалось общаться со своими родителями, они начинали орать друг на друга без повода. Характер у мамы жесткий и четкий, как и у бабушки с дедушкой. Один раз у нее заболел зуб, она взяла плоскогубцы и вырвала его, без лишних рассуждений, подошла к умывальнику, поплевалась кровью и забыла про этот зуб. Мне кажется, у них с отцом была настоящая любовь. Отец изворотливый и гибкий по общению, как болотная змейка, они дополнили друг друга. Дедушка с бабушкой клевали отца при каждой встрече, пока он не перестал к ним ездить, они объясняли, что он не так живет, не в ту сторону мыслит. Или я это все уже рассказывал?

Кажется, я начинаю рассказывать историю с самого начала. Говорят, наш город старинный — какого-то века. Все новостройки находятся за железной дорогой, а у нас двух и трехэтажные дома. Сейчас распишу в деталях первое детское воспоминание, и что-нибудь еще.

В мае случилась вторая паническая атака. Она пришла из тишины. В один момент стало поразительно тихо, затем проявился легкий звон, этот звон и перерос в панику. Паника вылезла из звона как цветы из стебля. Я старался глубоко дышать и думать о простом, как учил Эдуард Петрович. Через правильное дыхание можно войти в сон, и в нем паника растворится как в облаке.

Лучше сразу перенесусь в конец июня.

Мы сидели с дедушкой за столом, смотрели друг на друга. Заметил, что у нас одинаковые глаза и манера глядеть. Как будто он — это зеркало, только морщинистое и уставшее. Глаза проваленные в темные ямы. Он спросил, чем занимаюсь. Ответил, что студент, учусь в Москве. Выучусь — буду работать по специальности.

Дед — идейный и упертый, его нельзя переубедить ни в чем. Не видел ни разу, чтобы он улыбнулся или засмеялся. Смотришь на него, и сразу тянет оправдываться за что-то.

Представил, что это состаренный «я», вглядывающийся в совесть людей.

В первый же день, когда пошли с ним чинить сарай, он четко пояснил, что руки у меня выросли из жопы, и нужно было не так жить все это время, а отдавать себя труду. Вечером он завел рассказ на два часа про послевоенное время, колхозы, работу, коллективы.

Не могу сказать, что все это мне не нравилось, даже наоборот. Как новый странный мир. Слушал его как смотрел кино, про честных людей с постными лицами. Они вытащили трактор из озера, спасли лошадь, построили предприятие. Казалось, что они все как дедушка — грустные и справедливые.