Дождись лета и посмотри, что будет
Шрифт:
Мы прошлись по пустому утру. Он молчал и улыбался. Расспрашивать про больницу не хотелось, так и промолчали час.
Затем он сказал, что у него дела, надо идти, а вечером он зайдет. Какие дела? Я точно знал, что он до вечера будет бродить по рельсам, по болоту, около завода, и даже ничего не поест.
Под вечер он снова появился. Все то же самое, что утром. Я подошел к окну, а он там стоял и улыбался. Мы пошли на хату. Он еще не знал, что мы ее захватили, что у нас теперь есть свое место, и не отсыревший гараж, а полноценная квартира, хоть и скрипучая.
Химоз как увидел Ласло, сразу
— Ласло, проведешь медитацию?
Ласло кивнул. Алик достал прозрачный пакет с мелкими цветными бумажками, протянул всем по очереди. Мне досталась красно-черная.
— Ласло, начинай медитацию.
— Она уже давно началась.
Я положил бумажку на язык, подержал во рту, а затем проглотил.
— Один знакомый бандос рассказал. Он со своей телкой под кислотой начал сосаться. Языки превратились в провода, по которым типа идет информация. Потом они трахались внутри черных дыр. Кайф, не?
— Это что, реально марки?
— Ну. Подгон от пацанов.
Алик вывел меня на кухню и сказал, что приход еще не скоро, мы можем час посидеть со всеми, а потом он просит меня увести Ласло и Химоза, сам могу вернуться, но они тут не нужны сегодня.
— Ничего против них не имею, но они не по этой теме. Посмотри, классные девочки ведь.
— Ну да.
— Просто проводи их, скажи, что покажешь Ласло что-нибудь. Тут типа что-то построили неподалеку. Новый дом. Он точно пойдет, и Химоза с собой заберите. А сам если хочешь потом возвращайся, как раз начнется.
— Ладно.
Химоз крутил одну и ту же кассету. Как заканчивалась, переставлял на другую сторону, и так по кругу.
Зе хорнс оф Джерихо, Фил зе бас кам даун он ми бэби. Винд ит ап, винд ит ап.Что-то там про иерихонские трубы.
Девушки сидели, прижавшись друг к другу, и хихикали. Алик их постоянно смешил. Ласло молчал, Химоз танцевал. Сколько это продолжалось? В один момент Алик дал мне знак, что пора уходить. Точно помню, что играло в этот момент. Сначала прогноз погоды на английском, а затем торжественные звуки, как будто гимн. Алик строго посмотрел на меня, настаивая видом, что я должен сделать, как договаривались. Я все понял, кивнул ему. После гимна начались тонкие тянущиеся звуки и постукивания, а затем из глубины полилась нежная мелодия. И в то мгновение, когда я раскрыл рот, чтобы сказать Ласло, пошел жесткий бит:
— Пойдем, покажу новый дом.
Зря, наверное, я это произнес. Пойдем, покажу новый дом.
Пойдем, покажу новый дом.
Вы думаете, я буду наслаждаться описанием того прихода, описывая в деталях то, что началось? Следующие несколько страниц текста заполнятся психоделическим абсурдом? Я просто скажу вам: пойдем, покажу новый
дом. И замолчу. Мне очень стыдно за то, что там происходило следующие часы. Давайте представим, что я все это рассказал, записал, а затем взял, вырезал и сжег. Представьте, что вы все это прочли и посмеялись, но потом забыли. Просто вырежем этот фрагмент из памяти. Сразу перескочим в четыре часа ночи.Ласло и Химоз привели меня за руки к моей квартире, постучали в дверь. Мама открыла и сразу спросила криком, где я шатался до середины ночи. Ласло ответил за меня, что я был на работе. Мама как это услышала, взглянула по-орлиному, приблизилась и проговорила по слогам «на ка-кой ра-бо-те». Ласло ответил, что в ординаторской. Я уже не слышал, что мама им говорила, прошел в комнату, взял книгу — сказку о царевне, открыл на первой попавшейся картинке и заплакал. Я стал просить ее простить за все, что сегодня натворил. Мама зашла в комнату и заорала «что происходит». Ласло ответил:
— Он очень расстроен.
— Из-за чего? — мама смотрела то на меня, то на моих друзей, стоящих в коридоре.
— Расстался с девушкой.
Ответ Ласло подействовал. Мама сказала «ладно», закрыла перед ними дверь, пришла ко мне в комнату.
— С какой девушкой? Я не знала, что у тебя есть девушка.
Я рыдал, вымазывая слезами страницы книги. Даже если бы захотел, не смог ничего ответить. Мама обняла меня, и от ее объятий я еще больше растрогался, заскулил как жалкий зверек.
— Ложись спать.
Я покивал, дополз до кровати на четвереньках и, не снимая одежды и даже кроссовок, забрался под одеяло. Так закончилось пятое июня.
Никаких снов не было в ту ночь. Их и не могло быть. Шел дождь как общий шорох. Мое тело завернули в темную простыню. Иерихонские трубы. И протяжный звук, идущий из прошлого в будущее. Все звуки идут из прошлого в будущее, но этот — из совсем прошлого в совсем будущее.
Утром к маме зашла соседка. Постучала в дверь. Просто постучала. Но меня от этого стука подбросило на кровати. Я открыл глаза и понял, что ничего не закончилось, приход почему-то держится.
Необычно болела голова и шея, во рту был незнакомый привкус. Я все прекрасно помнил, весь вечер и всю ночь. Зашел в ванную, чтобы умыться, и понял, что не должен смотреть на свое отражение в зеркало, подставил голову под холодный кран, простоял так с минуту, вытер голову и выбежал на улицу. На хате был один Алик, увидев меня, он сразу заржал. Сказал ему, что сильно извиняюсь за то, что устроил ночью и спросил, когда закончится.
— Что закончится? Тебя торкает еще что ли?
— Ну да. Все то же самое.
— А меня давно отпустило.
Так. Может это и не закончится. Никогда. Зеркала. Новый дом.
— А если я поселюсь в новостройке, в новом доме, как там будет по свету?
Алик упал в смехе на диван. Я вроде понимал, что не надо это говорить, но почему-то само вырвалось. Да, я мыслил как мыслил, как всегда, но как будто в мышлении проявлялись «иные интонации». Они цеплялись за то, что обычно проносилось как неважное. Где-то далеко был склад с пустыми каркасами, из которых строят новые дома. «Иные интонации» обычно там парили как утренний туман, могли в любой момент войти в каркас и наполнить его смыслом.