Дождись лета и посмотри, что будет

— Да так, просто интересно, что с ними стало. Роскошно жили.

— Про Васю люди говорили, что передел был, он без шума легализовался. Фабрика какая-то своя в области. И по политике пошел.

— А где они живут?

— А я знаю? А что ты за них-то? Не виделись столько с тобой. Ладно, теперь все по-другому будет.

Конечно, по-другому.

Интересно, кстати. Тот день, 17 сентября, я восстановил в памяти до деталей, до запахов и случайных взглядов. Но не мог вспомнить лицо жениха. Когда восстанавливал то, как они вошли в зал, у него не виделось лица. Словно невеста шла рядом с обезличенным манекеном. И даже ревности никакой не возникало. Этого человека как бы не существовало.

Я рассказал, как мама сожгла карты, отец посмеялся, ответил, что может и правильно сделала. Лучше увлекаться чем-то более солидным, из чего можно сделать профессию. Компьютерами, например. Компьютеры — это важно, да, скоро все будет на компьютерах.

Кстати, моего отца зовут Владимир. Или Вова Инженер. Откуда тогда, на классном часе, возникла мысль сказать, что отец работает инженером? А ведь это след того самого первого воспоминания. Темно-бордовый Новый год, мягкий звон от телевизора. Кто-то из гостей так обратился к отцу. Инженер. Затем это забылось, а позднее в школе всплыло само собой.

Сколько отец всего рассказал за первые же дни. Больше всего впечатлило описание так называемых «спектаклей». Появляется новый человек, а раз появляется, то сразу с ним приходит информация о том, кто он на воле, а если молодой, кто его родители. Если нищеброд — ну и ладно, разговора нет. Если узнают, что у родаков бизнес или приличная квартира, начинают готовить спектакль. Подготовка может занимать несколько месяцев. Его будут греть, поддерживать. Однажды втянут в карточную игру, совсем ненароком. У него очень хорошо пойдет карта. Никто не будет особо заострять на этом внимания, ну выиграл и выиграл — повезло. Затем подогреют еще немного, скажут, что на редкость хорошо играет. В один день он сядет за стол, сыграет на копейки, у всех выиграет. Через пару месяцев он будет ходить и думать, что реально фартовый — повсюду люди у него в долгах, он кому-то прощает, с кого-то собирает, знает, кто против кого играет, кто кого ненавидит. Все знает, все умеет, и еще золотая рука. А настоящая игра будет впереди, и ее подготовят с медицинской тщательностью. Он никогда не догадается, что все находящиеся в камере или бараке будут против него. Если за столом окажутся шестеро, пятеро будут участниками спектакля, а он — единственным зрителем. Будет приготовлено все: ты можешь быть даже со своей колодой, изощренно играть, владеть всеми мулями и приблудами — не поможет ничего. И те, кто якобы друг друга ненавидел, кто всегда за или против играл, все они окажутся на одной стороне. В нужный момент кто-то покашляет, у кого-то упадет стакан, даже менты ввалятся с обыском. Вряд ли можно заподозрить, что менты — часть спектакля. Игра будет вестись так, что это случайно не свезло, но сейчас придет нужная карта, и все отыграется. В итоге бизнес родителей или квартиру придется продать, чтобы расплатиться с долгом.

Спектакль медленно заканчивается крахом надежд и обновленной картиной реальности.

Какая жуть. Ты живешь и не представляешь, что вокруг тебя выстраивается продуманная карусель. А твои новые друзья и твои новые враги работают по четко выстроенному сценарию. Хлопаешь глазами и думаешь, что понимаешь, как устроены взаимоотношения. А на деле все крутится вокруг твоей наивности.

Ночью не мог уснуть, от мнительности. Закрывал глаза, виделись выстраиваемые картинки. Большое пустое помещение, только стол и стулья. Захожу, а там сидят все. Аладдин, Алик, Химоз, Митя, Кальмар, Ласло, Жасмин, Света. Говорят, чтоб проходил и присаживался. На столе книги. Смотрят на меня. Аладдин говорит, что никто меня подставлять не собирался, так принято просто. Смотрю недовольно на Ласло, видом говорю ему, мол хотя бы ты мог рассказать, что это все карусель. А он так же видом отвечает, что все нормально, так принято. Заходят мама с отцом, отец хохочет, а мама злится, говорит, что предупреждала, чтобы с ними не играл. А во что я с ними играл? Тут они начинают успокаивать маму, говорят «зато он нашел свою любовь». Появляется Оля в белой фате, улыбается, садится со всеми. А вот и свадьба. Давайте не откладывать на будущее, что там впереди — никто не знает, справим свадьбу прямо здесь. Папа с тем же хохотом подходит и говорит, что сам не понимает, разводят ли они и что вообще происходит. Но явно все это долго готовилось. Аладдин смотрит на собравшихся и заявляет, что в это время обычно передают прогноз погоды. Сразу после его слов звучит радио:

«Уэльс сетанли ин зе мор сентрал энд сауферн партс итл би э файн драй дэй».

Отец радуется, говорит, что он инженер по образованию и знает английский, сейчас для всех переведет.

В центральных и южных частях Уэльса будет ясный день без осадков.

Ласло строго смотрит, я вспоминаю его слова: «Мой тебе совет: не слушай прогноз погоды на завтра». А что теперь?

А что теперь? Послушал вроде бы. И что будет?

3. День рождения

Приснилось, что поселился на высоком этаже. Смотрел в окно. Там росли красивые высокие вьющиеся деревья. Решил взять одно из них, схватил за ветку и потащил к себе. Дом стал из-за этого содрогаться.

Если вы живете в многоэтажном доме, то привыкли смотреть сверху на землю. А этот вид не для всех привычен. Вообще я только в тринадцать лет поднялся выше третьего этажа. Один раз зашел в ближайшую новостройку, поднялся на лифте на последний этаж, вылез на крышу и посмотрел вниз. Голова резко закружилась, я лег и ползком подобрался к краю. Увиделись все десять наших домов и сараи. Дома расположены неизвестным иероглифом, воткнуты в землю как штрихи нечитаемой надписи. Конечно, высота напугала. Даже появился внезапный холод, но не от ветра, а от взгляда с неожиданной точки.

Сверху видны не только постройки, но и наши перемещения. Столько лет я ходил между этими домами, а кто-то мог наблюдать и отмечать. Когда приходят такие мысли, сразу успокаивает, что никому ты не нужен. Никто о тебе не станет столько думать, как ты сам. Или станет? Это может быть не человек. Или он может не отмечать, но просто наблюдать, без выводов.

Тогда я решил спуститься по лестнице, а не на лифте, и только пошел, как почувствовал на себе чей-то взгляд. Никого не было. Спускался и наполнялся ужасом все больше, казалось, за мной идут, почти дотрагиваются, этаж за этажом. Это прошло, когда выскочил на улицу.

Аладдин часто упоминал в разговорах «дядю Сережу», обещал познакомить при случае. Насколько я понял, дядя Сережа — человек, который выкупил по дешевке закрывшийся завод. И те части, что остались дымить и что-то производить, — его собственность.

Даже не знаю, надо ли описывать все эти процессы последних лет, кто что захватывал, что закрывалось-открывалось. Так всегда и везде — когда перестраиваются порядки, появляются активные люди, захватывающие ресурсы. На самом деле выбор происходит постоянно: ты либо совершаешь усилие, либо деградируешь. Никакого среднего варианта нет. Есть природные удовольствия, без них тяжело, типа отдохнуть после тренировки или понежиться с телкой, а остальное — типа наркоты — не туда. Если постоянно совершаешь усилия и укрепляешься, ресурсы сами к тебе приходят. Есть нормальные пацаны, которые это понимают и держатся друг друга. Вот и все. И не надо вешать всякие ярлыки типа «братва». Да, братство, сообщество тех, кто не хочет пахать за копейки на унизительных работах, кто не дает себя иметь во все щели. Примерно это объяснял Аладдин про дядю Сережу и всех остальных.

Все это было понятно. Я постоянно кивал, когда слушал все эти размышления о жизни как цепочке волевых захватов ресурсов. Аладдин не сводил эти ресурсы к чему-то примитивному, нет, он убедительно увязывал внутренний рост и внешний, говорил о «становлении» и волевых практиках. Если у тебя есть сила и воля, проблемы сами решатся. Поэтому. Поэтому «поехали в лес постреляем».

Пару раз съездил с ними пострелять. Они выставляли консервные банки и бутылки рядком, отходили на приличное расстояние и расстреливали их. Такой полигон. Собиралось человек по десять-пятнадцать, из них все так или иначе имели отношение к спорту, в основном боксеры и борцы.

Еще Аладдин не любил разговоры о блатной романтике, шансоне, рассуждения о понятиях, говорил, что все это шлак, рассказывал истории, как разбирался с «блатняком» — вставлял ствол в рот без лишнего трепета, и проблемы всегда растворялись. Ну и в плане музыки. Не так много было точек, где слушали трип-хоп, а в машине Аладдина постоянно что-то такое играло. Мы покатались пару раз под эту музыку по городу, и в моем восприятии весь этот грузный и слегка депрессивный, но уверенный ритм связался с Аладдином, когда я видел его, музыка начинала играть сама по себе. На тренировках, в тишине — где угодно. Давящий трип-хоп.

Ну да, я кивал, когда он все это объяснял. Хотя понимал, что все устроено не совсем так. Моего малого опыта было достаточно, чтобы понять: человек — не набор волевых импульсов и не «преодоления» или «становления». Реальная жизнь куда ближе к трипу с вылезающими из тайников змеями, «иными интонациями», которые никак с твоей волей не связаны, с новыми домами, а Аладдин так рассуждает до поры до времени, пока не потер лампу. Хотя нет, я же отрицал все эти надчеловеческие влияния карт, раскладов, предсказаний. Или не отрицал? А чему я говорил «нет»? То было другое, власть пустых карточек над человеком. Не знаю… Если бы не все эти картинки в книгах, не все эти совпадения, я бы может и принял его объяснения. А так. Мне казалось, что у Ласло больше силы, чем у Аладдина. Просто Аладдин еще не сталкивался с настоящими проблемами, которые не решаются смелыми движениями типа «вставить ствол в рот». А Ласло сталкивался. С тем «ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж» на больничной стене, с лесным духом, например.