Dreamboat 1

Северианов смотрел на это великолепие с явным удовольствием. Становилось всё интереснее. Это уже не три колечка, похоже, Житин методично утаивал с обысков и реквизиций малую часть драгоценностей, постепенно накапливая. Вот за это уже могли спросить "руководствуясь революционным сознанием и совестью". Даже с начальника ЧК. Однако же, он исчез, оставив драгоценности. Почему? Не успел взять? Или то, что он похитил перед сдачей города, во много раз превышает найденное Севериановым, решил бросить, не мелочиться? Пока делать вывод рано.

Что еще? Северианов осмотрел стены: нет, краска везде ровная, красили одномоментно, в одно время, следов нарушения целостности, различий он не обнаружил? Половые доски? Слишком сложно для быстрого доступа к тайнику, и в то же время слишком просто для обнаружения. Для очистки совести он осмотрел пол, благо комната небольшая. Пыль в щелях везде одинакова, нарушений крепления не заметно, скрытых люков нет. Окно, подоконник, занавески? Ничего. Кровать - железная койка спереплетом изметаллических прутьев с надписью на бронзовом шильдике: "Акционерное общество М. Вельницкий"? Не слишком рассчитывая на положительный результат, Северианов проверил ножки и спинку кровати. Пусто. Платяной шкаф? "Антоша самолично изготовил!" - похвасталась Авдотья Терентьевна. Молодец, Антоша! Иногда неделями в этом доме не появлялся, однако человек хозяйственный, на все руки - на изготовление шкафа время изыскал. Шкаф, кстати, сработан превосходно, деревянные доски соединены на шипах и проклеены столярным клеем, подогнаны идеально, места стыков практически незаметны. Конечно, среди великолепия дубовых, ореховых, красного дерева платяных шкафов с резными дверцами, бронзовыми декоративными украшениями, маркетри, росписью и китайским лаком, витражами, зеркалами с фацетом, трехстворчатыми, с откидывающимися дверцами-столами и дверьми-скамьями, в стиле модерн, ренессанс, рококо, Луи XV, бретонским, готическим, шинуазри - в общем, среди этих породистых мебельных вельмож гардероб, сработанный крестьянской рукой председателя Новоелизаветинской ЧК Антона Семёновича Житина, смотрелся бы весьма куцо, жалкой дворняжкой на выставке элитных собачьих пород. Простой, сосновый, без всяческих виньеток и медальонов, в то же время массивный, долговечный, способный простоять не одно десятилетие. Стены при простукивании издают ровный деревянный звук, пустот нет. Двойное дно? Северианов усмехнулся: способы обнаружения потайных отсеков просты и традиционны. Всё имеет определенные размеры, занимает пространство, заметить можно разницу даже в сотые доли дюйма. Северианов веревкой измерил внутренние и наружные размеры шкафа. Оп-па! Двойного дна не было, однако толщина крыши в два раза превышала толщину дна. Почему? Оригинальное конструктивное решение, каприз художника? Северианов внимательным образом осмотрел поверхность крыши, провел ладонью, постучал рукояткой ножа. Ничего не болталось, не колыхалось, сидело, как влитое. Попробовал поддеть лезвием. Бесполезно, сработано на совесть. Нужен инструмент посильнее. Вышел из комнаты, принёс топор. Теперь дело пошло на лад. С жалобным древесным хрустом отделилась тяжелая деревянная плита, сработанная заподлицо из склеенных попарно досок, соединённых шипами в единую пластину. Ломать - не строить, конструкция сопротивлялась, поддавалась с трудом, но всё же поддавалась. Северианов довольно усмехнулся: между скреплённых между собой столярным клеем досок был устроен неглубокий, но широкий паз, в который вполне могла поместиться пачка бумажных листов. Или несколько фотографий. Любые документы. Этот тайник не был временным, наоборот, сработан на совесть, в расчете на длительное хранение. Его изготавливали тщательно, и время на изготовление затратили изрядное. Что же, весьма оригинально. Искать будут двойное дно, а вовсе не двойную крышу. Подальше положишь - поближе возьмёшь... Однако, тоже далеко не ново. Северианов принялся рассматривать добычу. Он держал в руках запечатанный конверт. Что там? Что так усердно прятал председатель Новоелизаветинской ЧК Антон Семёнович Житин? Северианов высыпал на стол несколько сложенных бумажных листов, и фотографическую карточку. Перед объективом аппарата вольготно расположились на стульях двое мужчин, весьма внешне похожие, словно братья-близнецы, словно один и тот же человек. Впрочем, нет, это совершенно разные люди, портретное сходство придают схожее благообразно-счастливое выражение на лицах, одинаковый возраст, однообразного покроя пиджаки, галстуки, сорочки. Даже посадка аналогичная: правая рука на бедре, левой синхронно облокотились о спинку стула. Посредине стоит девушка. Собранные в высокую прическу темные волосы заколоты шикарной брошью-эгреткой в виде букета с жемчужными каплями. Пышная юбка, светлая блуза с оборочками и высоким воротником стойкой. Нежное, в то же время - демонически-загадочное лицо злой волшебницы, очаровательной колдуньи, чародейки. Фотография не в силах скрыть ни кокетливо-таинственной призывности взгляда, ни загадочной притягательности капризно изогнутых губ, ни манящей безудержной страсти образа в целом - в общем, всего того, что на протяжении столетий сводило и ещё долгое время будет сводить мужчин с ума, заставляя совершать безумные поступки и подвиги, подробно перечисленные как в "Учреждении орденов и других знаков отличий", так и в "Уложении о наказаниях уголовных и исправительных". Развязывать войны, отрекаться от престола, жертвовать свободой, выбрасывать на воздух состояния. Выручать из беды, защищать, спасать, не щадя жизни, в то же время, предавать дружбу, писать доносы, лгать, изворачиваться и лицемерить, клеветать и совершать вероломство, наконец, с удовольствием стрелять счастливому сопернику в спину. Внизу, под рамкой - название и адрес фотографического ателье: "И. Самсонов, С. Петербург, Вас. ост. Малый пр. 40." Северианов перевернул карточку, прочел на обратной стороне, вверху: "На добрую и большую память о нас дорогому нашему другу Владимиру. Сердечно преданные и благодарные Дмитрий и Женя, 1912 г. Апреля 14". Шесть лет назад. Ниже - другим почерком, неровными дрожащими буквами приписано:

"Когда настанет час разлуки,

Когда не будет здесь меня,

Тогда возьми портрет мой в руки

И вспомни, кто любил тебя!!!!!

Крепко уважающая Вас

Женя Михляева".

Пять восклицательных знаков!

– Вам знакомы эти люди?
– протянул Авдотье Терентьевне карточку Северианов. Стремительно-быстрым взглядом мазнув по застывшим монохромным лицам, женщина заявила с категоричной решительностью:

– Никогда раньше не видела.

– Так Вы не торопитесь, Авдотья Терентьевна, рассмотрите внимательнее. Вас никто не собирается заставлять спешить, подгонять, подхлестывать. Вглядитесь пристальнее.

Хозяйка поднесла карточку ближе к глазам, неуверенно вгляделась в лица мужчин и женщины.

– Этот господин, - она ткнула пальцем в сидящего слева.
– Очень на Антошу походит. Только это не он: тут дядечка сильно молоденький, из благородных, а Антоша - парень простой, свойский. Но похож, словно братец его меньшой.

– Очень хорошо, Авдотья Терентьевна, попрошу Вас сосредоточиться и подумать: может ли господин на фотокарточке быть товарищем Житиным, только на шесть лет моложе?

– Нет!
– с вызывающей категоричностью заявила хозяйка.
– Тут барин, а Антоша - он из народа. Просто похожий человек.

С точки зрения Северианова доводы, приведенные Авдотьей Терентьевной, ни в коей мере не могли являться основополагающим фактором при идентификации объекта фотосъемки. Барин, мещанин, рабочий - категории, имеющие весьма мало общего с портретным сходством, однако для хозяйки, напротив, именно они были решающими. Северианов отложил карточку, достал из конверта несколько сложенных бумажных листков.

Это были письма. Личные письма, ни в коем случае не предназначенные для глаз постороннего. Читать их, вторгаться в чужую жизнь, в чужие страсти, чужие отношения, возможно, ворошить чужое грязное белье Северианову ужасно не хотелось. Не любил он душевного стриптиза. Стараясь абстрагироваться от личности автора, штабс-капитан быстро пробежал глазами содержимое.

В сущности, там не было ничего запредельного. Высокопарные слезливые фразы, сравнения, полные обожания, душещипательные монологи. Ситуация весьма распространённая, встречающаяся настолько часто, что стала банальной и даже привычной. Любовный треугольник: двое мужчин любят некую женщину, она поначалу отдаёт предпочтение одному, впоследствии раскаивается. "... Моя душа безумно устала, ему всё равно, его больше не трогает моя любовь. Получив меня, он утратил всякий интерес, посчитав меня лишь вещью, принадлежащей ему безраздельно на законных основаниях, и относится соответствующе. Единственное, кого Дмитрий способен любить - так это самого себя, а моя слабость к нему, страсть, верность лишь тешат его самолюбие... Вот в чём вся правда и огорчение. Я могла познать истинную любовь, но держась за Дмитрия, не подпускала к себе никого. Сейчас я понимаю, что я придумала человека, и он просто подошел под тот образ, который я сама для себя создала. Все чувства, что я испытывала - было лишь моё воображение. Как жаль, что нельзя повернуть время вспять и исправить ошибки прошлого. И ведь я могла быть сейчас счастлива, не чувствовать жгучую боль, прожигающую всё внутри, когда ощущаешь, насколько скоротечна река Лета, как короток отпущенный нам век, чтобы быть несчастной и нелюбимой. Иногда я сравниваю себя с маленьким беззащитным листочком, который безжалостно срывает порыв ледяного ветра и несет в неизвестность...". Почерк был тот же самый, что и приписка на фотографической карточке. Далее, по-видимому, ситуация получила закономерное развитие, усугубилась, любовный треугольник приобрёл геометрическую завершённость, логическую целость. Ответное письмо содержало множественные заверения в безграничном обожании и трепетной страсти, а также изрядную долю ликования по поводу того, что дама наконец-то сделала правильный выбор. "... Спасибо тебе за то, что дала мне почувствовать, что значит любить. Любить искренне, бескорыстно, я полностью осознал, что не могу без тебя жить, ты нужна мне как воздух, без тебя я задыхаюсь. Осознав, что "остался у разбитого корыта", я долго не мог найти утешения, потому что ты единственная, кто всегда понимала меня без слов, чувствовала мое настроение, волновалась из-за моего молчания, была единственной сутью этого молчания, и одновременно злилась на меня из-за этого. Женя, Женечка, ты сумела постичь, уразуметь, взять в толк, раскусить, наконец, причину этого безмолвия. Не знаю уж, я нашел тебя или наоборот - мне показалось, что всё произошло само собой. С тех пор огонь моей любви к тебе становится всё сильнее, он обжигает сердце: образ твой, мысли о тебе терзают душу каждое мгновение, как сильно не хватает мне твоей нежности во взгляде, твоей теплоты и твоего запаха. Не поверишь, совершенно невероятное счастье испытал я, когда вдруг понял, что у твоих глаз совсем не обычный карий цвет, а цвет в котором я тону и не могу выбраться. Неужели не бывает другой любви? Только рядом с тобой я чувствую себя полноценным, ощущаю смысл своей жизни: сделать тебя счастливой. Мне нелегко писать эти строки. Для мужчины быть чувственным и откровенным очень трудно, воспринимаю себя уязвимым, незащищённым, ранимым. Именно сейчас, я понимаю, что нахожусь полностью в твоей власти. От кончиков волос до самых пят! Хочу прикасаться к тебе, нежно-нежно, поглаживая каждый дюйм твоего тела. Всего лишь один взгляд, прикосновение губ, объятия, касание шелковистой кожи, чувство, пронзающее душу и оставляющее глубокий след сладостных воспоминаний, предвкушение прекрасных ощущений и тревожного биения сердца. Вихрь, в который погружаешься медленно, желая сберечь каждую секунду, продлить ее, не ожидая конца стихии чувств. Сберечь, как золото, как самый ценный подарок, хранить в памяти вечность, никогда не предать святое для двоих в их маленьком мирке забытья и отрады - более ничего не нужно для счастья ...".

Чувственные признания, слова нежности возымели действие, женщина отвечала все более пылко. "... Как же мне тебя не хватает рядом, аромата твоего тела, запаха твоих волос, твоих нежных, уютных объятий, в которых я хочу засыпать и просыпаться в них же. Это просто колдовство, сказка, волнующее волшебство сладострастного упоения! Милый, милый мой Владимир, ты открыл для меня новую жизнь. Ты стал всем: днем, ночью, моей мечтой и реальностью, моим прошлым, настоящим и будущим. Без тебя я не вижу себя, не чувствую, не знаю. Без тебя меня нет. Только теперь я понимаю, что ждала тебя. Ждала всю жизнь, знала, что однажды ты придешь и скажешь: "Я тот, кого ты искала". Ты - мужчина. Мужчина Моей Мечты. Мой ласковый и нежный. Мой далекий и близкий. Мой серьезный и такой забавный. Мой дерзкий и непредсказуемый. Мой...".

Прочие письма были подобного же содержания: пылкие слова любви, состязание в весьма откровенных комплиментах, жалобы женщины на "третьего лишнего", по всей вероятности, третьего на фотографической карточке, Дмитрия, супруга Жени. Датированы были: первое - августом 1912 года, последнее - мартом 1913-го. Это последнее, написанное Женей Владимиру, весьма сумбурное, сильно отличалось от предыдущих. В нем была мучительная боль расставания, скорбь, граничащая с отчаянием. Что-то произошло, понял Северианов.

"... Я знаю, что ты прочитаешь это письмо. Прочитаешь и поймешь, что все зря. Наша встреча - не случайность, и ты навсегда останешься для меня самым лучшим и самым любимым. Ты бесконечно будешь в моих мыслях, мечтах, в моём сердце. Я не стану бежать от себя и своих чувств, буду безумно скучать по тебе, шептать твоё имя, забыв, что в ответ не услышу твоего голоса, сходить с ума без твоих поцелуев, не ведая того, где ты и с кем. У меня никто не сможет отнять память о тебе, самый желанный сон принесет долгожданную встречу с тобой - мою новую жизнь и мою мечту. Я никогда не думала, не полагала, в мыслях представить не могла, что буду чувствовать такую боль. Прости, прости за всё! Умоляю, прости! Прости, мой родной, что не смогла сказать тебе этого в глаза..."

Фотография, письма - прекраснодушный сувенир из прежнего. Прежнего другого человека, совершенно непохожего на председателя Новоелизаветинской ЧК Антона Семёновича Житина. Кто был тот Владимир из 1912 года, внешне напоминающий квартиранта Авдотьи Терентьевны? Или это один и тот же человек? Пылкий и ранимый влюбленный, судя по письмам, страдающий от нежных, переполняющих его чувств к некоей Жене?

Зловещим натюрмортом, хоть сейчас картину пиши, раскинулись на столе результаты обыска. Книга Николая Васильевича Гоголя, принадлежащая неизвестному Владимиру Федоровичу Белогорцеву-Архангельскому, россыпь золотых украшений, пачка любовных писем и поверх всего - фотографическая карточка неизвестной троицы. Возможно ли собираясь исчезнуть, уходя в бега, бросить всё это? Ценности, по всей вероятности, да, хотя, разумеется, жалко до невозможности, а вот память о прекрасной возлюбленной - Жене? Письма и фотографию, бережно хранимые на протяжении шести лет?

Авдотья Терентьевна, как заворожённая, рассматривала этот натюрморт, и лицо её выражало сложную гамму чувств: от легкого тревожного беспокойства и малой толики надежды до полного и совершенно безнадежного отчаяния.

– Вы знали о сокрытых ценностях?
– спросил Северианов. Хозяйка, продолжая неотрывно изучать плоды розыскных действий штабс-капитана, смогла лишь отрицательно мотнуть головой, язык не повиновался, приклеился к нёбу, слова застревали в горле, не могли прорваться наружу. Северианов, впрочем, в ответе не сомневался, он с сочувственным сожалением посмотрел на Авдотью Терентьевну.