Dreamboat 1

Старая армейская мудрость гласит: "Куда солдата не целуй - везде задница". Эта поговорка весьма распространена среди господ офицеров, считающих, что у значительного количества солдат в полной мере отсутствует добросовестное отношение к прохождению службы, и свои прямые обязанности они исполняют, мягко говоря, спустя рукава. Исправить это можно только одним способом - свирепой и зверской муштрой. Гонять серую мышиную массу до седьмого пота, заставлять делать абсолютно бессмысленные вещи просто так, для "профилактики", нещадно лупцевать по мордасам, презирать, испытывая глубокое сознание своей избранности, привилегированности, благородства, превосходства над низшим классом. Солдат ведь - скотинка совершенно бесправная, голоса не имеющая, издеваться над ним вольно любому начальнику, от фельдфебеля до генерала. Однако судьба тасует карты, когда и как пожелает, и позже может сыграть весьма дурную шутку в виде пули в спину или массового дезертирства. Есть, разумеется, иной вариант - воспитывать солдат личным примером, считать их равными себе, заботиться о них, полагать, что оскорбляя солдата, ты оскорбляешь собственный мундир и собственную честь. Возможно, в таком случае, в бою солдат закроет от пули офицера собой, раненого вытащит из-под огня любой плотности, в походе по какому-то чуду, а вернее, негласному соглашению первую и лучшую порцию провианта предложат офицеру и, в конце концов, единодушно выберут в солдатский комитет. Существует великое множество различных способов снискать расположение, и если самый скорый - угождать, прислуживать, извиваться ужом, то самый надежный, хотя и весьма трудный и неблагодарный - отличиться делами и достоинствами.

Пётр Петрович знал доподлинно: в Новоелизаветинском гарнизоне рукоприкладство процветает: в чести порка, мордобой, зуботычины - и этим умело пользуются большевистские агитаторы в пропагандистских целях. Смазал, к примеру, штабс-капитан Волынцев по роже рядового Сидоренко за небрежное козыряние, нечёткое отдание воинской чести и пошел себе дальше, фальшиво насвистывая "Солдатушки, бравы ребятушки". Сидоренко кровь напополам с соплями из разбитого носа утирает, а рядом тут как тут, словно чёрт из табакерки, появляется некто, тоже в солдатском обмундировании и начинает: "Бьют? Мало били, надо больше? Зачем ты вообще здесь служишь? Где были у тебя руки, где твоя винтовка? Кто ж твой враг - большевики или этот, кто бьет тебе рожу?" Штабс-капитан Волынцев уже и думать забыл о произошедшем инциденте, тем более что для него-то это вовсе не инцидент, а вполне рядовое событие, никакого внимания не заслуживающее, а вокруг побитого уже собираются товарищи, кивают, сочувствуют. А среди них - и бывшие красноармейцы, мобилизованные из военнопленных, которые, авторитетно поддакивают: в Красной Армии подчиненных не бьют. Агитатор же знай, подливает масла в огонь: перебежчиков большевики не расстреливают и в тюрьму не сажают, а отпускают по домам. При появлении рядом офицера такой разговор, разумеется, прерывается. Но цель достигнута: люди расходятся с определенным настроем: не воевать с большевиками и при удобном случае перебежать на сторону войск Красной армии. В сознании у каждого остаётся замечательная картина: Сидоренко с разбитым носом и убедительные доводы подпольщика, что большевики не "изверги", какими их представляют господа офицеры. Несколько похожих случаев - и пожалуйста: солдаты массово готовы перейти к красным. Куда это годится.

Агитаторов, понятное дело, стараются всеми средствами выявить, только весьма сложно это и затруднительно. В силу вышеописанных причин. Потому что не станет тот же Сидоренко в угоду штабс-капитану Волынцеву на агитатора доносить, а, совсем напротив, постарается всеми средствами укрыть, спрятать, оказать помощь.

Нет, конечно, успехи в борьбе с подпольщиками имеются: на днях схватили сразу четверых. Однако, большевизм - как гидра многоголовая: одну срубил - вместо неё сразу две отрастают. Арестованные, пропагандистская четвёрка, замкнуты сами на себя, руководителей не знают. Грамотно, в принципе: разбить подполье на отдельные группы по четыре - пять человек, в случае провала - ни на кого вывести не сумеют.

Вот тогда и вступает в дело старый добрый и весьма эффективный принцип кнута и пряника. С одной стороны, по-прежнему раздавать зуботычины, а с другой, предложить этот самый пресловутый пряник либо морковку. Это образно говоря. Пользуясь правилом, альтернативой: хороший - плохой, "добрый - злой" офицер - можно виртуозно играть на солдатской психологии, искать подходы к представителям большевистского подполья, которое солдатиков "за Советскую Власть" агитирует и агитаторов этих всецело выявлять. Так в гарнизоне появляется недавно переведенный капитан Тимофеев, умница и изрядный артист. Солдат он не презирает, напротив, разговаривает с ними весьма уважительно, Волынцева же публично, в присутствии нижних чинов, отчитывает за рукоприкладство. "...Послушайте, штабс-капитан, вы имеете дело не с лакеями и хамами, а с солдатами-защитниками Отечества, потому должны развивать в них чувство гордости, а вовсе не унижать. Бить подчиненных без нужды, топтать их достоинство, оскорблять матерным словом - это хамство, недостойное русского офицера!..". И что же? Недели не прошло, а к Тимофееву уже представители подпольного комитета подкатывают, удочку забрасывают. Намекают этак недвусмысленно: Вы, ваше благородие, господин капитан, человек весьма благородный, чувствуется солдатская косточка, так что Вы среди этих "драконов" делаете? Вам прямой путь к большевикам. В Красной армии немало офицеров Родину защищают, не желаете ли и Вы послужить делу мировой революции? Тимофеев, разумеется, сразу ответа не даёт, театральную паузу выдерживает, обещает хорошо подумать. А агитаторов берет на карандаш. Понятное дело, арестовывать их никто не торопится, это мелкая сошка, расходный материал, однако, через них на крупную рыбу выйти можно. Потянуть за эту ниточку - и весь клубок распустится. Большевики, между тем, торжествуют, себя от радости не помнят, ручки потирают: заполучили "карманного" офицера, много пользы поиметь можно. Блажен, кто верует, усмехнулся про себя подполковник Никольский. Тимофеев - комик преизряднейший, все исполнит в наилучшем виде. Или трагик? Неважно, в принципе, главное - работает виртуозно!

Капитан Тимофеев раздумывал долго, почти целых пять дней. Колебался, терзался сомнениями, был на распутье. Потом объявил: в принципе, он не против, всегда сочувствовал простому народу и ненавидел всяческих угнетателей, однако честное слово в карман не положишь, какие-никакие гарантии получить бы неплохо. Сами понимать должны: перейти на сторону неприятеля - не стакан водки выпить. Убеждения переменить - не лапоть обуть. Хотелось бы, Вы уж не обессудьте, встретиться с кем-нибудь посущественнее и выслушать предложение от него, дабы с полным осознанием взвесить все "за" и "против". Чтобы, так сказать, оценить серьёзность предложения. Агитатор поначалу мялся, просил повременить, тогда Тимофеев прямо заявил: вижу я, организация у вас несерьёзная, окромя слов и пустых обещаний ничего существенного явить не можете, потому убирайтесь-ка подобру-поздорову, и чтобы я вас больше никогда не видел. Потому как, с такими пустозвонами всяческие переговоры вести вовсе не расположен. Это не вы мне нужны, мне и так неплохо, - это я вам потребен, потому уж или соответствуйте, или пшли к чёртовой матери! Ничего, скушали товарищи большевики эту эскападу Тимофеева, обещали решение сообщить. Вот тут-то и встала перед Петром Петровичем дилемма: хватать того, кто на встречу с колеблющимся капитаном придет, или отпустить, проследить, поводить на длинном поводке. С одной стороны, разумеется, второе предпочтительнее: таким образом, всю цепочку раскрутить можно, действуя не спеша, со вкусом. А с другой стороны - время! Впрочем, время - не главное, теплилась мысль, что на встречу с Тимофеевым может прийти кто-то из подпольного большевистского руководства: Троянов, например. Следить за ним - дело пустое, может оторваться и уйти, к тому же, личность известная, почти легендарная, его сразу брать надо, минутку промедлишь - уйдет, ищи - свищи потом по всей Дозоровке! И что вот тут прикажете делать? И хочется, и колется. Ежели слежку устанавливать, тогда филеров надо к Тимофееву приставлять, а если Троянов появится - группу захвата готовить. Которые искусству наблюдения не обучены, и вполне спугнуть могут - тогда вся операция насмарку.

По вечерам капитан Тимофеев наведывался в ресторан, спиртное употреблял в меру, только для аппетиту, больше любил посидеть за чашкой кофе с пирожными, послушать трагические романсы, даже в умилении пустить прижимистую копеечную слезу. Растроганно промокнув белоснежным платочком глаза, капитан Тимофеев, поднялся из-за стола, прошел через зал, воровато оглянувшись, юркнул вниз по лестнице и выскочил наружу через неприметную дверь в задней части здания. Перебежав улицу, вошёл в подъезд, поднялся на второй этаж и отворил дверь ближней к лестнице квартиры. Здесь его уже ждали. Пётр Петрович Никольский, лениво потягивая мелкими глотками коньяк, смотрел прищуренными глазами на капитана и радушно улыбался.

– Рад приветствовать, Антон Николаевич!
– протянул он руку. Крепко стиснул пальцами слегка влажную ладонь Тимофеева.
– Коньячку?

– Вечер добрый, господин подполковник, времени мало, давайте сразу к делу.

– Слушаю Вас внимательно.

– Вчера ко мне вновь пожаловал Свиридов, из мобилизованных, я думаю, главный среди агитаторов, во всяком случае, переговоры ведутся через него. Сообщил, что со мной готовы встретиться, обсудить все условия и возможности моего сотрудничества с красными. Я уже докладывал Вам: сам по себе Свиридов большого интереса не представляет, мелкая сошка! Умеет только солдатам головы мутить, сказки всяческие про счастливое будущее рассказывать, однако, видно, что повторяет чужие слова, попка, одним словом.

– Это понятно. На переговоры, как правило, является человек, не обладающий реальной властью и реальными полномочиями. Если его взять - потеря для большевиков невелика, его с лёгкостью заменить можно. Теперь о главном, Антон Николаевич. Вам не удалось узнать, где большевики намерены назначить встречу?

– Никак нет, Пётр Петрович. Свиридов конкретного места и времени не называет, кто будет с той стороны тоже, мыслю, сам не знает. Если наше, так сказать, рандеву состоится, то о месте и времени Свиридову сообщат в последний момент.

– Разумно. Итак, Антон Николаевич, я полагаю, что на вашей, либо нейтральной территории встречи не будет, поведут куда-нибудь в Дозоровку. Либо в подобное же место, и будут тщательно конспирироваться, а также охранять, сторожить, караулить. Ваша задача: определить степень компетентности и важности для большевиков переговорщика, того, кто явится к Вам на встречу. Торгуйтесь, тяните время, выражайте сомнения. Всё-таки, присягу нарушить собираетесь, переметнуться на ту сторону. Главное, будет ли это кто-либо из руководителей подпольного комитета или такой же попка, как Свиридов. Если птица серьёзная - есть шанс рискнуть и попробовать захватить его, если же нет - будем продолжать операцию, в связи с этим, желательно узнать, что за собеседника Вам представят. Потому умоляю Вас - не ошибитесь. Если мелкую сошку возьмём - все труды напрасно, придется сызнова всё начинать, а это скверно, сами понимаете...

Тимофеев молодцевато усмехнулся.

– Не извольте беспокоиться, Пётр Петрович, всё исполню в лучшем виде.

– Только не перестарайтесь, Антон Николаевич.

Они поговорили ещё несколько минут, обсуждая детали предстоящей операции, потом начали прощаться.

– Помните главное, Антон Николаевич, - напутствовал начальник контрразведки.
– Вы всё время будете под нашим неусыпным наблюдением, не один-одинёшенек, лучших филеров отряжу в наблюдение. Если вдруг Вам покажется по дороге на встречу, что мы Вас потеряли, потому что путь подпольщики избрали весьма хитрый и замысловатый, - не поддавайтесь панике, оторваться от моих орлов невозможно, в этом можете быть уверены в полной мере.

Капитан Тимофеев задорно усмехнулся, крепко пожал руку Никольскому, затем всё тем же маршрутом вернулся в ресторан, а Пётр Петрович ещё долго сидел в кресле, смаковал коньяк и обдумывал детали. Всё казалось весьма и весьма заманчивым, однако же, на душе скребли кошки, подполковника терзали сомнения. Вот так сразу, за здорово живешь, на встречу с капитаном не явится никто из руководителей городского подполья, невелика птица... Или, наоборот, велика? Свой человек, офицер в самом логове белых - аппетитная наживка? Это же получается распропагандированное воинское подразделение с готовым командиром, этакое секретное формирование Красной армии, которое в нужный момент... Как бы он сам, подполковник контрразведки Никольский, повел себя в сходной ситуации? Нет, безусловно, кусок весьма аппетитный, решил Пётр Петрович, сам бы, наверняка, ухватился за представившуюся возможность. Однако, проверял бы вербуемого долго и весьма тщательно.