Дроны над Сталинградом

— Ждать не будем, — тихо сказал инженер. — Они идут туда, где их и ждут.

Всё происходило с предельной чёткостью. Радиоигра превращалась в работу тонкую и опасную, но эффективную: фальшивая передача вгоняла врага в ловушку, где уже выверены сектора обстрела и пристреляны дальности.

После второго сеанса немцы попытались контрмеру: эфир вдруг загудел «белым шумом», хлёстким, как гудение трансформатора. Один из бойцов, краснощёкий парень с украинским акцентом, воскликнул:

— Давят! Глушат нас, как на Западном!

Хачатуров только усмехнулся и протянул другой шифровальный шлейф:

— Мы знали, что будут давить. Вот тебе и запасной канал. У нас ещё три наготове. Громов, можешь продолжать.

Позже, в штабе, заместитель начальника разведки доложил Шумилову:

— Немцы начали активно менять позиции. Они верят в достоверность перехваченных радиограмм. Перемещаются так, будто командование получает прямые указания с фронта.

Генерал аккуратно прижал пальцем новую карту:

— А наши наблюдатели подтвердили — движение настоящее?

— Так точно. И беспилотник Громова сработал. Снимки с ночной камеры подтвердили: колонна с боеприпасами пошла в обход, точно по маршруту, который мы указали в радиопередаче.

Шумилов приподнял бровь:

— Значит, ловушка сработала. Молодцы. Отмечайте позиции, где можно повторить.

*****

Бункер связи штаба группы армий "Дон" окутал густой запах перегретого трансформаторного масла. Вентиляция едва справлялась с работой многочисленных радиостанций, и гул эфира заполнял помещение глухими, почти ритмичными всплесками волн. Лейтенант Курт Хаузер стоял у стенда, на котором светились индикаторы сигналов. Он щурился, пытаясь разобрать размытые пиковые амплитуды.

— Повтори захват, на частоте 12.14, — приказал он, не оборачиваясь.

Молодой радист кивнул, ручка настройки дрогнула в его пальцах.

— Есть... тот же импульс. Короткий. Повторяется с интервалом в восемь минут.

Хаузер кивнул. Это была не помеха. И не атмосферный шум. Слишком организованно, слишком уверенно. Он подошёл к столу, на котором капитан Вильгельм Штромфогель рассматривал карту с нанесёнными за последние сутки перемещениями.

— Они снова подают ложные сигналы. Вчера колонны двух батальонов Вермахта попала под артиллерийский обстрел. Наши двигались по маршрутам, которые, по идее, должны были быть безопасными. В итоге угодили в ловушку.

Штромфогель отложил карандаш.

— Думаешь, это те же самые русские, что вели нас за нос во время попытки прорыва к аэродрому?

— Почерк тот же, — ответил Хаузер. — Радиоигру ведут профессионально. Не похоже на простую дезинформацию. Они знают, что мы слушаем. И ведут нас. Как на поводке.

К ним подошёл оберштурмбаннфюрер Ланге. Его лицо, как всегда, было спокойным, но взгляд — сосредоточенным.

— Что вы предлагаете?

— Запустить контрмеру. Пусть Абвер подключит свои мобильные станции глушения. И ещё... — Хаузер запнулся. — Возможно, пришло время применить то, что мы обсуждали.

Ланге с интересом поднял брови:

— Система подавления на базе радиотехнической роты?

— Да. Поставим несколько передатчиков, которые будут срезать весь диапазон. Если у них аппараты радиоуправляемые, мы увидим результат почти сразу.

Штромфогель пожал плечами:

— А если они используют сменные частоты?

— Будем искать и подстраиваться. У нас достаточно приёмников. Главное — начать.

— И не забудь, Хаузер, — добавил Ланге, — если найдёшь источник сигнала, сообщи мне лично. У меня есть пара людей, которые знают, что с ним делать.

Тем временем, в одном из передовых наблюдательных пунктов, унтер-офицер радиогруппы Бауэр фиксировал в журнале координаты. Он слушал эфир почти непрерывно, чертил маршруты, и с каждым днём всё больше убеждался: где-то на другом конце линии сидит такой же профессионал — только в советской шинели.

— Господин лейтенант, — сказал он, когда Хаузер приехал лично, — эти русские не просто передают. Они наблюдает за нашим ответом. Похоже противник водит нас за нос.

Хаузер взглянул на карту. Маршруты совпадали. Ложные координаты, перемещения войск, засеченные радиосигналы. Всё сходилось.

— Значит, пора сыграть по их правилам, — тихо сказал он. — Но с нашими картами.

Он подошёл к радиостанции и передал короткий приказ в эфир:

— "Операция Штиль". Немедленное развёртывание станции подавления. Сектор 4-B, 6-E. Перекрыть весь диапазон."

Штромфогель, наблюдавший за Хаузером, усмехнулся:

— Теперь посмотрим, кто кого перехитрит. Но мне всё больше кажется, что на этом фронте война ведётся не только пушками.

Ланге молча закурил и бросил взгляд на потолок бункера:

— Настоящая битва — это всегда битва умов. И чем дальше, тем меньше в ней дыма, и больше тишины эфира.

А в этой тишине, среди треска радиошума, начиналась новая фаза противостояния: не глазами — по сигналу, не винтовкой — по волне.

*****

Когда третий передатчик ОСНАЗ вышел из строя почти одновременно с двумя другими, в укрытии под радиощитом установилась зловещая тишина. Шорохи бумаги, перекличка позывных, металлический щелчок тумблера — всё исчезло. Вместо этого в наушниках операторов звучал лишь ровный, чужой гул помех.

— Пятый канал — мёртв, — сухо отрапортовал радист Седых, сбросив наушники.

— Седьмой тоже, — вторил ему сержант Уланов. — Глушат. Причём грамотно.

Громов, стоявший у распределительного щита, медленно выпрямился, вытер руки тряпкой, испачканной в графите. Он молчал. Сказать было нечего — исход был ясен. Противник понял, что его бьют с помощью эфира, и нанёс удар в ответ. Квалифицированный, технически грамотный, без грубых шорохов — с точной подстройкой на частоты ложной передачи.

— Радисты жалуются, что немец усиливает помехи с переносных станций. Работают короткими импульсами, подвижными группами, — доложил майор из ОСНАЗА. — По предварительной оценке — минимум шесть точек активного подавления.

— Значит, научились, — кивнул Громов. — Радиоигра себя исчерпала.

Через полчаса информация поступила в штаб 64-й армии. В штабе было холодно — сквозь щели в стенах пробивался январский ветер. Генерал-лейтенант Михаил Степанович Шумилов стоял у карты, над которой горела тусклая керосиновая лампа. Он выслушал доклад молча, лишь качнул подбородком.