Дроны над Сталинградом
Шрифт:
— Нагрузка на левое крыло! Корректируем.
Через минуту самолёт выровнялся. Мешков обернулся к салону:
— В порядке?
— Да, — коротко ответил Громов.
— Тогда держитесь. Москва уже недалеко.
Посадка была на удивление мягкой. Лыжи шасси Ли-2 плавно опустились на посадочную полосу. На снежном поле под Подольском стояла пара грузовиков и серая служебная Эмка.
Лётчики быстро заглушили моторы. Капитан Мешков спрыгнул первым, помог выйти Громову.
— Удачи, инженер, — сказал он, пожимая руку.
Громов поблагодарил летчиков и попрощался. Офицер НКВД, стоявший у машины, уже держал дверь открытой:
—
Громов сел в машину. За окном проплывали сугробы, серые деревья, редкие огоньки деревень.
Москва ждала.
И вместе с ней — всё будущее, которое ещё предстояло построить.
*****
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
о присвоении звания Героя Социалистического труда инженеру-конструктору тов. Громову Алексею Андреевичу
В связи с разработкой и внедрением нового вида вооружения – специальных беспилотных летательных аппаратов, предназначенных для оперативной воздушной разведки, корректировки артиллерийского огня и перехвата вражеских сигналов, а также с учетом значительных успехов, достигнутых в ходе боевых действий в районе Сталинграда, присвоить инженеру-конструктору тов. Громову Алексею Андреевичу звания Героя Социалистического труда.
За период с октября 1942 года по январь 1943 года тов. Громов организовал создание опытной серии беспилотных летательных аппаратов, использованных непосредственно в ходе операции «Кольцо». Полученные фото-материалы и технические отчеты свидетельствуют о высокой эффективности данных средств разведки, что позволило своевременно подавить наступление немецко-фашистских войск, сократить потери и обеспечить успешное выполнение боевых задач 64-й армии Сталинградского фронта.
Тов. Громов проявил не только профессиональную инициативу, но и личную самоотверженность, организовав производство оборудования в сложных боевых условиях. Технические разработки, представленные тов. Громовым, отличались практичностью, надежностью и высоким боевым качеством, что подтверждено документально и наблюдением непосредственно представителя Ставки, а также результатами испытаний, проведенных в полевых условиях.
Просим Президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик рассмотреть данное представление в порядке строгой секретности и принять соответствующее решение.
Командующий 64-й армией
Генерал-лейтенант М.С. Шумилов /
Начальник штаба
Генерал-майор И.А. Ласкин
Дата: 08 февраля 1943 г.
*****
Машина въехала в Москву ранним утром. За окнами промелькнули окраины — деревянные дома с залатанными крышами, редкие фонари, тротуары, заметённые снегом. Везде стояли вооружённые патрули, изредка пропуская санитарные машины, грузовики со строительными материалами, штабные «эмки».
Город жил по-военному: улицы пусты, редкие прохожие — в шинелях, с перевязанными руками, женщины в платках, торопливо несущие ведра воды. Вдали над домами поднимался дым: теплотрассы работали на износ.
На каждом шагу — лозунги на стенах:
«Всё для фронта! Всё для Победы!»
«Трудись, как воюешь!»
На переулках висели транспаранты с призывами сдавать кровь для раненых.
Громов, сидя в кабине, смотрел на этот город с уважением. Героическая битва под Москвой была первым крупным успехом в этой войне.
Офицер НКВД, сопровождавший
его, махнул водителю:— К нашему общежитию.
Через полчаса грузовик свернул на боковую улицу в районе Арбатских переулков. Небольшой, но ухоженный дом, обнесённый невысокой оградой. Табличка у ворот:
«Особое общежитие НКВД. Лица без пропуска не допускаются.»
— Здесь вам нужно будет отдохнуть и привести себя в порядок, — сказал офицер. — А когда потребуется, вас вызовут.
Внутри всё дышало дисциплиной: чистые полы, запах свежей побелки, ровные ряды стульев вдоль стен. После разрушенного Сталинграда было непривычно видеть такую роскошь. У входа висела аккуратная доска объявлений: порядок работы столовой, распорядок дня.
Громову выдали небольшую, но светлую комнату: железная кровать с серым матрасом и подушкой, деревянный шкаф для одежды. На стуле у стены аккуратно лежала новая форма — шинель, гимнастёрка, брюки, сапоги. Всё новое, пахнущее казённым складом.
— Переодевайтесь, — сказал офицер. — Потом милости просим в нашу столовую.
Столовая располагалась в соседнем здании, соединённом крытым переходом. Офицеры и инженеры ели молча, сосредоточенно.
Меню было по военному времени очень даже богатым, на голову выше фронтового пайка:
Борщ с мясной зажаркой;
Котлеты рубленые из свинины, с подливкой;
Гречневая каша;
ломоть ржаного хлеба и порция маринованной капусты;
на десерт — чай с рафинадом и галеты с джемом.
Глядя на это изобилие, Громов взял ложку и поел так, как не ел уже несколько месяцев. За соседними столами сидели такие же, как он — люди в форме без погон, некоторые с инженерными нашивками, другие в шинелях без отличий. Никто не разговаривал вслух. Только движение ложек, скрип табуреток и шелест газет, разложенных на подоконнике. Один из офицеров читал номер «Известий» от 5 февраля, заголовок выведен крупно: «Сталинград — начало конца».
В комнате общежития было тихо. За окном сгущались сумерки, февральский вечер опускался на Москву ранним мраком, сквозь который едва просвечивали редкие фонари с тусклыми лампами. Вдали сигналил паровоз, по улицам стучали шаги патрулей. В городе было спокойно, но чутко: Москва оставалась столицей воюющей державы.
Громов уже переоделся: новая гимнастёрка сидела плотно, бязевое белье пахло складом. Он поправил ворот, проверил документы во внутреннем кармане. Всё было на месте: удостоверение, предписание, выписка из штаба фронта, печати. В папке — основные схемы, перечни оборудования, таблицы. Остальное — в голове.
В дверь негромко постучали.
— Входите, — сказал он, поднимаясь.
Вошёл тот же офицер сопровождения. Держал папку с печатью, в другой руке — табельный планшет.
— Товарищ инженер, передали из Ставки: вам нужно прибыть в Ставку Верховного главнокомандующего завтра в 14:00. Вот ваш пропуск на территорию Кремля. Будьте готовы. А пока отдыхайте.
Когда за офицером закрылась дверь, в комнате снова стало тихо.
Громов присел на край кровати. Механически снял сапоги, вытянул ноги. В голове стучало: «четырнадцать ноль-ноль». Вряд ли он спал с таким комфортом со времён института. Но и таких событий у него никогда в жизни не было.