Другой Владимир Высоцкий

Тогда же на самом «верху» было дано «добро» на выпуск фирмой грамзаписи «Мелодия» диска-гиганта с песнями Высоцкого и публикацию первого сборника его стихов. Чтобы свести к минимуму риск возможных разногласий, главным составителем сборника назначили одного из вельможных либералов — поэта Роберта Рождественского, год назад удостоенного Государственной премии СССР за поэму «210 шагов». Таким образом противники «культа Высоцкого» пытались если не уничтожить его, то хотя бы обуздать и ввести в подконтрольное себе русло. Но эти попытки были малоэффективны, поскольку противоположная сторона не собиралась отдавать этот «культ» на откуп своим оппонентам. Причем так было не только в СССР, но и за его пределами, где имя Высоцкого было поднято на щит антисоветской оппозицией. Например, в Польше. Вспоминает Д. Ольбрыхский:

«В 1981 году я участвовал в Фестивале запрещенной песни. Его организовала в большом зале «Оливия» гданьская «Солидарность». Съехались барды со всей Польши. Яцек Качмарский, Анджей Гарча-рек, Мачей Зембатый, многие другие. Мне поручили вести концерт. Я должен был объявить результаты конкурса. Больше всего мне нравилась песня Качмарского, но победила другая — не самого высокого полета, обращенная к примитивнейшим политическим инстинктам: «…А в зад, нависший над страной, дадим пинка — будь он хоть красный, хоть какой». Вердикт жюри, явно неудачный, был понятен в тот период всплеска антисоветских настроений. Я вышел и сказал:

— Господа! Поскольку в этом зале царит полная демократия, я, ваш конферансье, не обязан соглашаться с гласом народа. Мне больше по душе другая песня — не скажу какая, — тут часть зала наградила меня аплодисментами. — Решение уже принято, — продолжал я, — но не могу в завершение фестиваля не поделиться с вами своими мыслями. Нет сомнения, эти великолепные — некоторые! — поэты, барды, поющие под гитару свои стихи, вполне оригинальны. Но их литературная и эмоциональная родословная идет от замечательных русских певцов и поэтов. Прежде всего — от Булата Окуджавы, а последнее время — и от Владимира Высоцкого, который в Польше все более известен (чем больше антисоветской становилась Польша, тем популярнее там был Высоцкий. — Ф. Р.). Увы, его уже год как нет в живых. Полагаю, если бы он был жив и ему удалось получить польскую визу, что вовсе не гарантировано, его выступление стало бы вершиной этого фестиваля. Он умер, проблем с визой больше нет (их не было и при жизни барда. — Ф. Р.). Так дадим ему духовную визу! Я хотел бы, чтоб наша встреча завершилась песней в его исполнении…

По моей просьбе в зале выключили свет. В темноте один-единственный прожектор осветил одинокий микрофон. И зазвучала знаменитая «Охота на волков»… Я не был уверен в реакции зала. Пять тысяч человек — толпа, и совсем не легко ею управлять. И у самого опытного конферансье могут возникнуть сложности. Это действительно искусство — овладевать такой вольной публикой, тем более в чем-либо ее убедить (спорный тезис, особенно учитывая слова самого Ольбрыхского о том, что на фестивале собралась антисоветски настроенная публика. — Ф. Р.). Тем не менее наступила тишина. Володя пел, а я смотрел, как все медленно-медленно встают с мест…»

Тем временем «таганский кружок» весной 1981 года взялся за не менее (если не более) значимое манипуляционное мероприятие — спектакль «Владимир Высоцкий», который должен был стать мощным проектом в рамках той психологической войны, которую либералы вели с державниками. У этого проекта есть влиятельные покровители на самом «верху», которым выгодно его существование: спектакль должен был стать «первой ласточкой» в деле дальнейшего конструирования биографии Высоцкого по лекалам либералов.

А конструкция эта была весьма незамысловатой: в ней Высоцкий изображался как жертва чиновничьего произвола, а в целом — и режима. Это была красивая сказка о том, как мужественный и благородный поэт чуть ли не в одиночку борется с треклятыми бюрократами — врагами всего передового и талантливого. Советская идеология с ее кондовой установкой не трогать скользкие темы (а под это определение могло попасть практически все) сама породила подобный вид пропаганды — сервильные биографии знаменитых людей. Только теперь это была биография не системного деятеля, рожденная руками державников, а биография внесистемного оппозиционера, сочиненная либералами.

Цель перед спектаклем «Владимир Высоцкий» ставилась одна: продолжать пропагандировать «культ Высоцкого», с тем чтобы не только воздействовать на умы его преданных поклонников, но и привлекать на свою сторону новых адептов этого культа. Причем было не страшно, что спектаклю изначально не гарантировался «зеленый свет» и пропаганда в СМИ — популярность, как говорится, дело наживное. Тем более что за ней дело бы не стало: во-первых, любое противодействие спектаклю можно было обернуть во благо, зарабатывая дополнительные очки на «запретном плоде», во-вторых, одной из главных тем постановки было педалирование темы мученичества Высоцкого — беспроигрышный вариант в плане привлечения внимания к этому действу и его раскрутки в массовом сознании. Те политтехнологи, кто конструировал это представление, прекрасно об этом знали. Премьеру спектакля приурочили к годовщине смерти Высоцкого — 25 июля 1981 года.

Отметим, что у властей были все возможности не допустить постановки этого спектакля. И причин для его закрытия можно было найти множество. Например, такую: в истории советского театра еще не было подобного прецедента — выпускать спектакль о современном поэте, да еще со столь неудобной в идеологическом плане судьбой. Тем более что с момента смерти Высоцкого прошел столь короткий срок. Однако власть допустила выход спектакля, что лишний раз подтверждает все тот же факт: борьба либералов и державников двигалась в русле взаимных компромиссов. Вот почему никакая цензура не могла помешать «Таганке» выпустить свой спектакль, хотя претензий к нему было «вагон и маленькая тележка». Например, из 24 стихов, по которым цензорами были сделаны замечания, Любимовым было заменено лишь б. Более того, им было добавлено еще… 23 (!) новых стихотворения. При этом концепция спектакля не претерпела никаких изменений и идейно-художественная ее направленность осталась прежней. А теперь почитаем выдержку из докладной записки министра культуры СССР П. Демичева, из которой явствует, как Любимов, что называется, «забил» на всех проверяющих большой болт:

«…Ю.П. Любимову было предложено соблюдать установленный порядок работы над спектаклем, однако он высокомерно заявил, что представлять материалы и согласовывать их ни с кем не будет. От делового разговора по доработке материала Ю.П. Любимов в грубой, оскорбительной форме отказался. 15 июля с. г. руководство театра без разрешения Главка провело репетицию с приглашением зрителей, в числе которых были зарубежные дипломаты, представители иностранной прессы, радио и телевидения…»

Казалось бы, чего проще — призвать режиссера к ответственности, тем более что он являлся членом КПСС. Однако ничего этого сделано не было, и он благополучно показал свое детище в назначенный день (на нем присутствовало около 600 человек — сплошь одни сливки либеральной общественности столицы). Более того, после всего случившегося Любимову было дано… «добро» на дальнейшую эксплуатацию этого представления. И это при том, что тот же Демичев сообщал в ЦК КПСС следующее:

«В популярности Высоцкого, особенно после его смерти, отчетливо проявляется элемент нездоровой сенсационности, усиленно подогреваемой враждебными кругами за рубежом, заинтересованными в причислении Высоцкого к разряду диссидентов, «аутсайдеров»……Все содержание композиции сведено к доказательству тезисов о «затравленности» поэта, его конфликте с нашим обществом, предопределенности и неизбежности его гибели. Значительная часть песен, включенных в композицию, взята из пластинок, выпущенных за рубежом, из архива Высоцкого, не получивших разрешения Главлита. Содержащиеся в композиции отрывки из «Гамлета» Шекспира использованы тенденциозно, с определенным подтекстом. Этой же задаче подчинены отрывки из произведений американского драматурга Стоппарда, известного своими антисоветскими взглядами и сочинениями.

Предвзято выстроенный в композиции стихотворный и песенный ряд призван выявить «мрачную» атмосферу, в которой якобы жил Высоцкий… Во многих стихах и песнях Высоцкого преобладают кабацкие мотивы, говорится о драках, попойках, тюрьмах, «черных воронах», «паскудах» и «шлюхах»…

В стихотворениях Высоцкого о Великой Отечественной войне показ героизма советских воинов нередко подменяется описанием подвигов штрафников, предательства и измены жен…»

Все эти записки клались под сукно, поскольку у коммуниста Любимова в том же ЦК КПСС и других влиятельных структурах (например, в КГБ) были влиятельные «крышеватели». Например, член Политбюро Юрий Андропов (кстати, он и хозяин Москвы В. Гришин были единственными членами Политбюро, кто прислал свои соболезнования на «Таганку» в связи со смертью Высоцкого). Поэтому режиссер и творил все, что хотел. Например, 31 октября, во время очередного прогона «Владимира Высоцкого», Любимов разрешил снимать это действо на видеопленку, чтобы показать потом коллегам и зарубежным журналистам. За это режиссеру был объявлен очередной нагоняй — строгий выговор с предупреждением об освобождении от работы. На что Любимов заявил: дескать, если спектакль не будет принят, то он будет вынужден… уйти из театра. Казалось бы, вот прекрасный шанс дать строптивому режиссеру под зад коленом и освободить себя от дальнейших проблем с ним. Тем более что он сам грозит увольнением. Но на защиту режиссера вновь встают его «крышеватели». В результате стороны приходят к компромиссу: Любимов остается на «Таганке», но работа над спектаклем «Владимир Высоцкий» приостанавливается. Не навсегда, а всего лишь на время, поскольку куратор «Таганки» Юрий Андропов, по сути, уже находится в полшаге от генсековского трона.

Но пока главный чекист только готовится стать генсеком, его оппоненты из державного лагеря ведут «борьбу нанайских мальчиков» — пытаются сбить накал страстей вокруг «культа Высоцкого». 9 декабря 1981 года в Центральном Доме архитекторов на улице Щусева состоялся вечер, посвященный выходу в свет сборника стихов Владимира Высоцкого «Нерв». На него, как и положено, пришли сливки либеральной общественности, однако власти сделали все от них зависящее, чтобы испортить им настроение. Например, в зал пускали далеко не всех (людей с гитарами сразу заворачивали назад), а также было запрещено исполнять песни Высоцкого (Николай Губенко этот запрет все же нарушил).