Дубль два. Книга вторая

На предмет терминологии мы с бывшей тоже спорили. Ну, как — спорили? Когда одна сторона дискуссии то рыдает, то визжит, а другая молча хмурится, испытывая внутри одновременно злость, тоску и жалость, причём по отношению к каждому из участников — это так себе спор. Бывшая плевала обычно, утирала слёзы и уходила, обозвав напоследок пнём. Это мы тогда пней настоящих не встречали просто. Так вот, начав с заведомо проигрышного «тебе надо купить себе новые кроссовки», следовал переход к «твой гардероб не актуальный!». Меня оба момента сперва забавляли. Откуда кому-то ещё, пусть даже жене, знать, что именно мне надо? И чему конкретно должно быть актуально моё барахло? У меня есть одежда для работы, есть для походов и отдыха, и есть домашняя. Это мои вещи, и логично предположить, что актуальными им следовало быть исключительно мне. Я так и думал. А на все её заходы «подумай, как на тебя люди посмотрят?!» совершенно искренне отвечал: «мне всё равно».

Может быть, я был и оставался по-прежнему безынициативным инфантилом. Хотя Ольха яростно спорила с этим. Может, зря слишком настойчиво шёл вразрез современной культуре и обществу потребления, продолжая жить в них. А может, просто, как в том анекдоте, надел кольцо не на тот палец, не на ту руку и не на ту бабу.

Наверное, кто-то поумнее и пошустрее меня давно вписался бы в какие-нибудь совместные мутки и проекты с подгорным епископом. Выторговал себе за свои уникальные возможности и гипотетическую помощь в расплывчатом будущем кучу благ и ништяков авансом, до выезда в опасное неведомое. А не шрамы на руках и затылке и страшно даже представить, что там творилось внутри. Но, думается мне, хрена с два бы тот умник и шустрила спас Ольху и привёз Тилодендрону чёрный росток. Просто потому, что посчитал бы это честным и правильным.

К слову о чести и правде. История Сашки-слесаря была как раз об этом.

Когда рыскавшие по области ищейки добрались до Белых Берегов, чёрная стая обступила скит. И вызвала для переговоров старца Варфоломея. Который, поторговавшись немного, рассказал всё, что знал. Хорошо — «картинок по лучу» не передал, и то лишь потому, что не умел. Зато повелел иноку Серафиму, смирив гордыню и думая о благе обители и братии, проводить чёрных к дому бывшей жены, поискать фотографии, попросить у Натана записи с камер. Вот тут-то Сашка и понял, что обман, предательство и ошибки в жизни бывают ой какие разные. И что от тех, кому безоговорочно веришь, они стократ больнее. И исправлять их не в пример сложнее, чем допускать.

У дома, где они так недолго, но жили настоящей семьёй, инок твёрдо решил, что на след Алисы и Павлика, и того странного хмурого парня, что оказался Странником, а ещё неожиданно — шурином, он чёрных не выведет. Любой ценой.

В квартире шёл ремонт — фирма Шарукана работала на совесть. Новые хозяева предсказуемо ничего не знали о старых жильцах, кроме имени-фамилии, сделку проводило агентство. Зураб, стелясь перед молчаливыми надменными хищниками второго ранга, сразу же вызвонил Натана. Тот примчал вмиг, передав и записи с немногих в городке камер, где снимался в главной роли в основном старичок Форд Галактика. Со знанием его номеров и подсвеченным маршрутом чёрные двинулись обратно в Брянск. Желая позадавать предметные и неприятные вопросы тамошнему Мастеру. Наплевав на извечное правило — не трогать их и не вмешивать в свои дела. Злоба и гнев Чёрного Древа гнали вперёд, веля не считаться ни с чем.

На одном из мостов у третьей, последней в их небольшой колонне, машины открылась на ходу задняя дверь. И из неё выпал окровавленный инок с развороченным лицом. Прокатившись по асфальту, поднялся, опираясь на одну ногу. И одним прыжком махнул через ограждения, с шумным плеском ударившись о воду. Оставив на заднем сидении два трупа, четвёртого и третьего рангов. Машина встала, лишь налетев на бордюр ограждения. У водителя, тоже четвёрки, над ухом торчала вбитая туда по самую рукоятку отвёртка.

Ищейки не стали тратить время на вылавливание из реки тела, что опускалось ко дну, разметав руки и ноги, страшным чёрным крестом на треугольном основании рясы, что еле заметно шевелило течение. Просто сообщили старшему, что проводил ведомственную планёрку в городе. И помчали дальше. Прибывшая вскоре на место в чёрном тонированном немецком микроавтобусе группа прибрала трупы, отогнала машину. А вот тела монаха-убийцы не нашла, хоть и прочёсывала дно до самой ночи на пару километров в обе стороны.

Шарукан нашёл его первым. Крепкие молчаливые черноволосые и темноглазые смуглые парни вытянули сперва тело из воды, потом воду из тела, а потом и душу из-за кромки — Сашка потерял много крови и слишком долго не дышал. Для обычного человека. Но на удачу дед, до ухода в монастырь, обучил его кое-чему из арсенала Мастеров. Да и в скиту послушников гоняли и в хвост, и в гриву старцы с очень серьезным опытом за широкими, не раз простреленными спинами. Не радикулитом простреленными.

В фуре, что неспешно пыхтя ехала на северо-запад, было три комнаты. От хвоста к кабине по порядку шёл узкий тамбур, заканчивавшейся буквально через полметра от заднего борта. Случайный наблюдатель упёрся бы взглядом в стопки паллет в плёнке и каких-то непростых пломбах с тревожной маркировкой. Это была ширма. Сдвинув которую вправо можно было попасть в подобие рубки на корабле или диспетчерской. Там внимательно вглядывались в кучу разных экранов два парня и девушка, в наушниках и удобных чёрных костюмах-«горках». За прозрачной перегородкой из стекла и пластика находилась палата на две кровати с кучей медицинских приборов. В кресле в углу сидел, хмуро тыча пальцем в смартфон, Шарукан. Над Сашкой, из которого практически отовсюду торчали трубки, кружила Венера в сине-голубой форме медработника, время от времени поглядывая на мужа, который то слушал доклады, то наговаривал в трубку голосовые сообщения. Они впервые на её памяти так быстро сорвались с насиженных и обжитых мест. Но страха в ней не было. Помогали кочевые гены. И абсолютная вера во всемогущество мужа.

Сорокафутовый морской контейнер скучной красно-коричневой, под ржавчину, расцветки на усталом пожилом МАЗ-овском тягаче вопросов и интереса у блюстителей не вызывал, даже без игр с отводом глаз. Документы в полном порядке, а за рулём — прожжённый дальнобой: руки с намертво въевшимся маслом, прокуренные усы, железные зубы, перебитый нос и непременная кепка на лысине в обрамлении короткого седого ёжика. На такого где сядешь — там и слезешь, только насмешливые матерные прибаутки его ещё долго будут хрипло звенеть в ушах. И кому могло прийти в голову, что в этом ржавом скрипучем неприглядном корыте ехал целый координационный центр? Никому, ясное дело.

С места пришлось сниматься, как цыганам. Ещё вчера табор гудел, шевелился, шумел и жил в одном месте — а сегодня с утра брянчане с удивлением не обнаружили привычных фруктово-овощных развалов. Не вышли на линию шустрые и звонкие ребята-курьеры. Обнаружились замки на дверях автосервисов, магазинов, турфирм и агентств недвижимости. Город, конечно же, не опустел. Но потерю бойцов заметил совершенно отчётливо. И по области, как тараканы ночью из-под холодильника, поползли слухи.

Поговаривали, что на федеральном уровне приняли решение, что работать и богатеть, наконец-то, должны наши, а не «чёрные», «понаехавшие», «чурки и хачи». И что пора ждать погромов — вон, как сдёрнули основные-то, как предупредил их кто! Ещё говорили, что генеральская «красная крыша» известной в области группировки лично приехала из Москвы, чтоб попилить активы татарвы, которая, по слухам, была как-то связана с недавним жутким убийством. Шептались и о том, что кошмарная расправа над семьёй зубного техника была ни чем иным, как жертвоприношением. Масонским, разумеется. А где в России рассадник и гнездо масонов? А кто это к нам такой важный сюда приехал из столицы? Народ в Брянске такими инфоповодами особо избалован не был, поэтому бурлил, как магма в кратере вулкана. Это привлекало внимание к перемещениям чёрных по округе. Злило их, мешало, отвлекало и путало карты. Кыпчаки умели не только махать саблями и метать стрелы, не вылезая из сёдел.

Несколько фур с контейнерами ехали сейчас в разные стороны. Чтобы перехватить их все оперативно и одновременно у столичных делегатов не было ресурсов. А местные власти как-то не сильно спешили влезать в чужую игру — им хватало и своих. У Шарукана за столько лет накопилось много связей и знакомств. А ещё обязательств и долгов. Только должен и обязан был не он, а ему.

Странник, Хранитель, а главное — Древо как в воду канули. Непонятный молодой монах — тоже. Мастер, а с ним и всё его племя, исчезли из города. Злоба чёрных хлестала через край. А от их внезапного обилия в городе начинали грустить, паниковать, тосковать, а ещё болеть и умирать обычные люди. И это стало привлекать излишнее внимание на слишком разных уровнях, даже для чёрных. Которые хоть и плевать хотели на всё, кроме собственных интересов, но потенциальные проблемы видели очень хорошо.