Дураков нет

– Что ты наделал, – сказал водитель мусоровоза, глядя на свежую царапину – надо признать, более чем внушительную – на краске “линкольна”.

Руб вздохнул:

– Жаль, что я вас не увидел.

– Одна-единственная машина на всей этой чертовой улице, и надо же тебе было на нее налететь, – продолжал водитель. – Господи боже!

Остальные два Сквирза выжидающе смотрели на Клайва-младшего.

– Извините нас, мистер Пиплз, – произнес водитель.

Клайв удивился было, откуда тот его знает, а потом вспомнил, что уже видел этого человека, даже отказал ему в кредите на покупку того самого мусоровоза, на котором он теперь ездил.

– Мы все исправим, честное слово.

Клайв-младший вдруг пожалел, что не дал Сквирзам денег, когда водитель – костюм на нем сидел скверно – приходил просить кредит.

– Хер с ним, – по-свойски ответил Клайв-младший, отважившись выругаться. – В жизни всякое случается.

– И с некоторыми чаще, чем с другими, – подхватил Сквирз, сверля взглядом Руба. – Я очень рад, мистер Пиплз, что вы не сердитесь. Пришлите мне счет за ремонт. И если мы уладим это дело без страховой, я буду вам очень благодарен.

– Мы этих гадов терпеть не можем, – осмелился подать голос другой Сквирз, тот самый, который снял капюшон почесать макушку. Его явно ободрило, что они так славно поладили.

– Моя бы воля, всех их перестрелял бы и смотрел, как они подыхают, – заявил третий Сквирз, до той поры молчавший.

– Ребята, вам делать нечего? – спросил главный Сквирз, он явно считал себя начальником в их фирме.

Работы и правда было немало, так что мусорщики ушли, на прощанье влепив Рубу подзатыльник, и оставили Сквирза-начальника и Клайва-младшего – двух бизнесменов, оказавшихся в затруднительном положении, – наедине. Сквирз опустился на колени у “линкольна”, провел указательным пальцем по царапине.

– Мы все исправим, мистер Пиплз, – повторил он. – Можете мне верить.

– Я в этом не сомневаюсь, – заверил Клайв-младший, его вдруг охватило согревающее чувство доверия. И еще легкая тошнота – возможно, от близости мусоровоза.

– Сообщите мне, во сколько обойдется ремонт, и я сразу же возмещу. Дважды просить не придется.

– Договорились, – согласился Клайв-младший.

Им ничего не оставалось, как напоследок еще раз оглядеть царапину, будто признавая ее серьезность и установившееся между ними доверие.

– Как идут дела? – решился спросить Клайв-младший, когда молчание и благожелательность сделались нестерпимы.

– Хорошо, – ответил Сквирз и добавил философски: – Мусор есть всегда, что бы ни случилось. Люди не любят, когда копится мусор, разве что в Нью-Йорке иначе. Я рассчитывал, что мы не прогорим, и угадал.

– Я рад. – Клайву-младшему почудилось, что в холодном воздухе осязаемо повис вопрос о невыданном кредите. Оба словно гадали, как показать, что не держат зла друг на друга.

– Я так понимаю, луна-парк строить не будут, да? – после долгой паузы заметил Сквирз. Он явно наслаждался выпавшей ему возможностью поговорить с банкиром на серьезные темы и оглядывал пустынную улицу, точно надеялся, что их увидят.

– Да, – подтвердил Клайв-младший, – похоже, уже не будут.

– Ну и пошли они к херам, – сказал Сквирз. – Жили без них раньше, проживем и впредь.

– Думаю, проживем, – согласился Клайв.

– Но вообще жаль, конечно, – добавил Сквирз. – С луна-парком у нас было бы втрое больше мусора.

Они пожали друг другу руки, и Клайв-младший с удивлением отметил, что ладонь у Сквирза – тот снял рабочую перчатку – чистая и на вид, и на ощупь.

Сквирзы уехали, Клайв-младший уселся обратно в “линкольн”, выехал задом с парковки под новой растяжкой – ее повесили только накануне, до того, как пришло известие. На ней красовалась типичная похвальба, которую Клайв поощрял в ту пору, когда еще верил, что предупредительный сигнал светофора означает “останавливаться необязательно”. Но сегодня слова на растяжке читались иначе, нежели вчера. На ней говорилось: “1985-й: ПЕРВЫЙ ГОД ОСТАТКА ВАШЕЙ ЖИЗНИ”.

Клайв-младший направился по Главной на юг, мимо обреченного супермаркета, и выбрался из города на шоссе, ведущее к федеральной автомагистрали, по которой обычно ездил на север, к Шуйлер-Спрингс и удаче. Он выбрал длинную дорогу, но так ему хотя бы не придется проезжать мимо дома матери. Одно дело – смириться с крахом “Последнего прибежища”, проекта, грандиозного по задумке, плану и исполнению. И совсем другое – сознавать, что ему не удалось осуществить даже замысел частный и скромный: выкурить наконец Салли из материнского дома. Правда, Салли пообещал к январю съехать, но потом он попал за решетку, то есть съехать к январю никак не мог, и теперь Клайв-младший понимал, что Салли никогда не уйдет полностью. Клайв надеялся изгнать Салли не только из дома, но и из сердца матери, из сферы ее протекции, чтобы Салли наконец-то завершил то, что начал давным-давно и никак не мог закончить, – погубил себя. У Клайва-младшего по-прежнему не укладывалось в голове, почему Салли все еще жив. Ведь такие, как он, гонят не только на мигающе-желтый, но и на пылающе-красный. А может, в этом и дело. Тот, кто решил вести себя безрассудно, должен придерживаться этого принципа во всем.

В этот ранний час на шоссе, кроме Клайва, не было ни души. Слева тянулось кладбище, из-за которого начались раздоры, за ним простиралась огромная территория, где должны были выстроить луна-парк, но теперь эту идею похоронили. Клайв-младший пытался представить, как болотистый этот участок расчистили бы, засыпали, замостили, как выстроили бы на нем высоченные русские горки и двойное колесо обозрения, как вдалеке замаячили бы извилистые небесно-голубые водные горки. Разноцветный и яркий пейзаж, как в “Волшебнике из страны Оз” с Джуди Гарланд. Еще недавно эта картинка стояла у Клайва перед глазами, теперь же он видел только болото. Оно не просто выглядело как болото, которое есть, оно выглядело как болото, которое будет всегда. Инженеры уверяли Клайва, дескать, болото можно засыпать и выстроить на нем парк, но теперь он думал, что, пожалуй, не стоило и пытаться. Лет через двадцать бетон на бескрайней парковке пойдет волнами и трещинами, сквозь них просочатся накопившиеся в болоте смрадные газы. Сорняки попрут так стремительно, что замучаешься травить. Вдруг выяснится, что оба колеса обозрения уходят под землю по дюйму в год. И парк потихоньку придет в запустение. Вызовут государственных инспекторов, те задумчиво почешут в затылках и сообщат властям округа, что вообще-то на этом месте прежде было болото и здешняя почва как была топкой, так и осталась.

Клайв-младший подъехал к домам, которые фирма Карла Робака возводила близ будущего луна-парка, съехал на гравийную дорогу, остановился и принялся рассматривать недостроенные, дешевые и немудреные дома на три спальни. Вот вам пример свойственного Бату малоприбыльного, ничем не примечательного финансового проекта, подумал Клайв-младший. В смысле фантазии эта затея недалеко ушла от бизнеса Сквирзов. Многим из здешних фирмочек, планы которых зависели от открытия луна-парка, предстоят серьезные трудности. До Клайва доходили слухи, будто бы Карл Робак строил эти дома не столько с прицелом на продажу, сколько рассчитывая уступить землю, на которой они стоят, и получить компенсацию. Если так, эти дома не пройдут добросовестную инспекцию. Разумеется, за определенные деньги можно будет получить определенное заключение, точно так же и Клайву удалось обеспечить высокую оценку того болота, на котором предполагалось строить “Последнее прибежище” и которое ныне опять обесценилось, к немалому удивлению инвесторов. Клайв-младший не сдержал улыбки. Ему давно хотелось стать самым важным человеком в Бате, чтобы все его узнавали, как некогда отца. Что же, через неделю – а может, и меньше – о нем точно узнают все.

Клайв-младший не заглушил мотор, и из выхлопной трубы “линкольна” валил дым. Мать, как обычно, оказалась права. Неудачные местоположения будут всегда. А он – опять-таки по ее пророчеству – познал эту истину, ухнув силы и средства в это болото. В чем он ошибся? В Техасе и Аризоне ему преподали урок о земле и вере. Д. К. Коллинз объяснил Клайву, что к чему. Как-то раз, много лет назад, он привез Клайва-младшего в пустыню, где не было ничего, кроме камней, песка, солнца и кактусов. И щита с рекламой жилого комплекса “Серебряное озеро”.