Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)

Какое блаженство вернуться къ первобытнымъ временамъ и слушать веселыя или грустныя старинныя псни… Увлеченные примромъ, а быть можетъ также сокровеннымъ атавистическимъ вліяніемъ древнихъ обычаевъ, Эстелла и Жоржъ, вмст съ нсколькими иностранцами, лчившимися здсь спокойствіемъ, приняли участіе въ хоровод. Сюльфатенъ присоединился къ нимъ, повидимому, чрезвычайно охотно. Что касается до его паціента, то онъ только глядлъ, не ршаясь самъ танцовать, но Гретли втолкнула его въ хороводъ и заставила сдлать нсколько туровъ, посл чего онъ, запыхавшись, опустился на деревянную скамью близь бочекъ съ сидромъ, рядомъ съ тми, у кого танцы возбуждали жажду.

Эстелла чувствуетъ себя совершенно счастливой. Аккуратно черезъ день почтальонъ приноситъ ей письмо отъ матери. Почтальонъ! Этотъ общественный дятель безслдно исчезъ теперь всюду, за исключеніемъ національнаго Арморикскаго парка. Везд въ другихъ мстахъ предпочитаютъ бесдовать по телефоноскопу, или въ крайнемъ случа по телефону. Важныя сообщенія посылаются въ вид фонографическихъ клише по электро-пневматическимъ трубамъ. Вообще говоря, письма пишутся лишь самыми завзятыми невждами въ какихъ-нибудь деревенскихъ захолустьяхъ. Эстелла одна только испытываетъ волненіе, предшествующее прибытію почтальона, такъ какъ Жоржъ Лоррисъ писемъ не получаетъ. Проведя нсколько дней въ Керноел, онъ обратился къ отцу съ письмомъ, на которое Филоксенъ Лоррисъ еще не отвтилъ. Вроятно ему было недосугъ распечатать письмо.

Сюльфатенъ тоже получалъ обширную корреспонденію, состоявшую, впрочемъ, не изъ писемъ, а изъ фонограммъ, которыя доставлялись ему ежедневно съ дилижансомъ цлыми тюками. У него былъ при себ фонографъ, который и читалъ вслухъ вс эти посланія. Отвты на нихъ изготовлялись при посредств того же фонографа. Сюльфатенъ диктовалъ ихъ ему, а затмъ отправлялъ фонографическія клише посылкой большой скорости. При такихъ обстоятельствахъ Сюльфатенъ быстро управлялся со своей корреспонденціей и затмъ могъ по произволу располагать остальнымъ временемъ.

Къ величайшему удивленію Жоржа, невозмутимый инженеръ-медикъ продолжалъ воздерживаться отъ всякихъ протестовъ по поводу пребыванія обрученныхъ вь нетронутомъ цивилизаціей керноельскомъ захолусть. Опъ и самъ какъ-будто совершенно забылъ про инструкціи своего патрона и преобразился въ совершенно новаго, веселаго, привтливаго, очаровательнаго Сюльфатена. Вмсто того, чтобы выполнять возложенную на него Филоксеномъ Лоррисомъ, весьма трудную, впрочемъ, при существующихъ условіяхъ, задачу возбужденія раздоровъ между женихомъ и невстой, онъ не длалъ ни малйшихъ попытокъ нарушить мирную радость блаженныхъ дней, которые они проводили вмст. Все это представлялось страннымъ, — до чрезвычайпости страннымъ!..

Жоржъ, подготовлявшійся къ энергической борьб съ неумолимой строгостью Сюльфатена, радовался, что эта горькая чаша его миновала. Одинъ только паціентъ инженеръ-медика, Адріенъ Ла-Геропьеръ, въ присутствіи котораго Филоксенъ Лоррисъ, нимало не стсняясь, излагалъ Сюльфатену свои намренія, — одинъ только онъ ломалъ себ голову, пытаясь разгадать причины столь полнаго нарушенія инструкцій великаго ученаго. Вс умственныя операціи, сводившіяся къ сколько-нибудь сложной послдовательности мыслей, оказывались для Героньера въ высшей степени утомительными, а потому упомянутыя попытки постоянно заканчивались для бдняги страшными головными болями и строгими выговорами со стороны Сюльфатена.

Къ концу второй недли съ инженеръ-медикомъ внезапно произошла рзкая перемна. Настроеніе духа стало у него мене веселымъ и почти тревожнымъ. Подъ предлогомъ, что въ Керноел успли уже ко всему приглядться, и что дальнйшее пребываніе тамъ грозитъ смертельною скукой, онъ предложилъ перехать въ Плудесканъ, въ противуположный уголъ національнаго парка. Желая сохранить съ Сюльфатеномъ наилучшія отношенія, Жоржъ охотно на это согласился. Все общество отправилось изъ Керноеля въ допотопномъ омнибус, который страшно трясло и качало по каменистымъ дорогамъ, очевидно, содержавшимся не особенно исправно.

Прохавъ такимъ образомъ боле шестидесяти верстъ, путешественники увидли передъ собою другую Бретань, несравненно боле мрачную и суровую, — съ грустными полянами, поросшими верескомъ. — съ величественно строгими ландшафтами, въ которые вносили нкоторое разнообразіе лишь группы скалъ, да обнаженные береговые утесы.

Плудесканъ далеко не обладалъ тми удобствами, какими путешественники пользовались въ Керпоел. Онъ оказался простою деревней съ грубыми хижинами, сложенными изъ гранита и крытыми соломой. Деревня эта ютилась на берегу моря, на мрачныхъ скалахъ, придававшихъ всей окрестности величественно-строгій видъ. Въ ней оказалась всего только одна порядочная гостинница, куда каждое лто прізжали фотоживописцы, чтобы направлять свои аппараты на скалы и утесы бурнаго плудесканскаго залива. Эти художники, реализмъ направленія которыхъ не подлежитъ ни малйшему сомннію, выбираютъ себ изъ жителей Плудескана натурщиковъ и натурщицъ, живописно группируютъ ихъ въ соотвтственной обстановк, и съ помощью усовершенствованныхъ своихъ аппаратовъ создаютъ великолпныя фотокартины, которыми мы и восхищаемся на различныхъ выставкахъ.

Жоржъ и Эстелла предприняли въ Плудескан рядъ маленькихъ прогулокъ. Сюльфатенъ сопровождалъ ихъ далеко не всегда. Онъ казался все боле озабоченнымъ и отлучался теперь довольно часто, оставляя своего паціента на попеченіе Гретли.

Что бы такое могли значить эти таинственныя отлучки?

Мы обязаны объяснить ихъ, хотя намъ и придется скрпя сердце обнаружить передъ читателемъ слабую сторону инженеръ-медика, котораго было бы несравненно пріятне изобразить совершенно недоступнымъ обыкновеннымъ человческимъ слабостямъ. Необходимо замтить, что Плудесканъ находится на границ національнаго парка, всего лишь въ трехъ верстахъ отъ Керлоша, станціи электро-пневматическаго трубнаго сообщенія, снабженной всми современными научными приспособленіями. Сюльфатенъ ежедневно ходилъ въ Керлошъ и занималъ тамъ на часъ, или два одинъ изъ станціонпыхъ телефоносконовъ.

Войдемъ же теперь вмст съ знаменитымъ инженеръ-медикомъ въ телефоноскопическій кабинетъ, дозволяющій гд и когда угодно увидться съ любимымъ человкомъ, оставшимся дома, и какъ бы вернуться на фабрику, или въ контору, не взирая на отдляющее отъ нихъ разстояніе въ нсколько сотенъ, или даже тысячъ верстъ… Ежедневно Сюльфатенъ вызывалъ къ телефоноскопу или «Парижъ, 375, улица Діаны де-Пуатье, въ квартал Сенъ-Жерменъ-en-Laye», или «Парижъ, дворецъ Мольера, ложа m-lle Сильвіи». Сенъ-жерменская корреспондентка Сюльфатена оказывалась тою же Сильвіей. Изящный небольшой домикъ, совершенно съ иголочки, подъ № 375, на улиц Діаны де-Пуатье, имлъ честь служить кровомъ знаменитой трагической артистк Сильвіи, звзд Мольеровскаго дворца, могущественному медіуму, привлекавшему втеченіе цлаго полугода весь Парижъ на спектакли бывшаго Французскаго театра.

Само собой разумется, что слово привлекать употреблено здсь въ переносномъ смысл. Даже и въ тхъ случаяхъ, когда даются самыя удачныя и блестящія пьесы, ныншніе театры оказываются зачастую почти совсмъ пустыми, такъ какъ, благодаря телефоноскопамъ, можно слдить за представленіемъ не выходя изъ дому и даже, пожалуй, не вставая изъ-за стола. Вслдствіе этого оказалось возможнымъ значительно уменьшить, размры театральныхъ залъ. Имется даже въ виду совершенно упразднить мста для зрителей. Такая радикальная мра много сократитъ расходы на театральную антрепризу и дозволитъ соотвтственно удешевить цны абонемента для зрителей по телефоноскопу. Сильвія, трагическая артистка-медіумъ, доставила втеченіе какого-нибудь полугода театру Мольеровскаго дворца четыреста тысячъ телефопоскопическихъ абонентовъ. Понятно, что театральная дирекція, несмотря на дешевизну абонемента, нажила фантастически невроятные барыши.

Передъ тмъ дла Мольеровскаго дворца шли не вполн удовлетворительно, несмотря на боле или мене остроумныя попытки дирекціи поддлываться подъ вкусъ зрителей. Тщетно старалась дирекція измнять на тысячу ладовъ характеръ представленій. Тщетно давала она самые блестящіе балеты при участіи великолпнйшаго ансамбля первоклассныхъ балеринъ и неподражаемо ловкихъ фокусниковъ, — тщетно заручалась она содйствіемъ знаменитйшихъ клоуновъ и арлекиновъ, — публика все боле охладвала къ этому театру и только лишь счастливый случай спасъ его отъ угрожавшаго финансоваго краха. Директору Мольеровскаго дворца довелось однажды увидть на сцен маленькаго спиритическаго театра m-lle Сильвію, двицу съ необычайными медіумическими дарованіями, вызывавшую духъ Расина. Слушая, какъ эта артистка декламировала стихи изъ Федры голосомъ самого автора, нарочно вызваннаго ею для этого изъ безднъ небытія, директоръ Мольеровскаго дворца тотчасъ же сообразилъ, какія выгоды можно будетъ извлечь изъ таланта столь необыкновенной артистки и немедленно ее ангажировалъ въ свою труппу.