Дважды – не умирать

– Бах! – звонко ударил по ушам выстрел и гильза, звякнув, покатилась по полу.

Урманов видел в бинокль, как вскинулись руки и силуэт исчез.

– Цель уничтожена, – буднично, словно на стрельбах, доложил снайпер.

– Чисто сработано, молодец! – похвалил его Урманов.

Он возвратил бинокль сержанту и отправился расставлять по местам вновь прибывших бойцов. Надо было перекрыть все походы. В том, что скоро начнется новый штурм, он не сомневался.

Урманов не переставал думать о прапорщике Василькове. Его внезапная гибель не выходила у него из головы. Грань, разделяющая жизнь и смерть вдруг истончилась настолько, что сами эти понятия стали восприниматься как будто по-иному. Разум отказывался верить в то, что этот сильный, энергичный человек больше не способен дышать, двигаться, говорить. В мгновение ока он превратился в странную неподвижную восковую фигуру. От него словно бы осталась одна только внешняя оболочка, а само содержимое удивительным образом испарилось, улетучилось куда-то. Подобно тому, как кокон от гусеницы остается лежать на земле, напоминая о бренном теле, а само существо, приняв иной облик, иную форму, уже не ползает, а порхает где-то там, в небесах… Так уж видно устроен этот мир, что даже в смерти таится непостижимая тайна бытия. Но только вот разгадать ее – человек бессилен.

– Аллах акба-а-а-а-а-ар! Аллах акба-а-а-а-ар!

Эти громкие крики раздались со всех сторон. И вслед за тем дом сотрясли несколько взрывов. Пули часто и звонко защелкали по стенам, взбивая облачка белого дыма.

– Началось, – сержант передернул затвор пулемета. – Сейчас пойдут, гады.

Урманов перехватил поудобнее автомат, снял с предохранителя, дослал патрон в патронник. Он вдруг почувствовал себя беспомощным и одиноким. По сути, никого здесь старше его по званию, должности и сроку службы не было. Все рядовые… Только Коля – сержант, но и он всего лишь командир отделения. А Урманов – замкомвзвода. Стало быть, теперь он отвечает за всех бойцов и за оборону этого полуразрушенного двухэтажного дома.

Дом был большой, а людей – маловато. На каждого бойца приходилось по два-три окна. Но с другой стороны, это давало возможность для маневра. Расставляя солдат по местам, он особо обращал на это внимание. Выстрелил пару раз с одного места – меняй позицию. Чем чаще перемещаешься, тем труднее противнику тебя подловить… Устанешь, конечно, набегаешься – но зато больше шансов остаться в живых.

– Патроны зря не жечь! Стрелять прицельно! – дал команду Урманов, пытаясь перекричать звуки боя.

Фигуры атакующих боевиков вынырнули из поредевшего тумана внезапно. Стреляя перед собой, с трех сторон, они стремительно бросились к дому. Их было так много, что Урманов оторопел. Он бил на выбор, в упор, короткими очередями, а они все бежали и бежали, не пытаясь укрыться или спрятаться от огня. А падали лишь тогда, когда настигала их пуля.

Рожок опустел так быстро, что Урманов поначалу не понял, почему автомат вдруг перестал стрелять.

– Гранаты! – крикнул он, хватая заранее приготовленную «лимонку». Дернув кольцо, он швырнул тяжелую ребристую болванку в окошко.

– Дум-м-м-м! – звонко хлопнула граната.

– Аа-а-а-а-а-а-а! – закричали раненные.

Урманов тут же схватил вторую, и бросил ее вслед за первой.

Гранатные взрывы гремели один за другим. Бойцы сноровисто кидали в окна лимонки, они взрывались, секли осколками атакующих.

Быстро перезарядившись, Урманов выглянул в оконный проем и автоматным огнем продолжил расстреливать нападавших. Раненые и убитые густо устилали своими телами дорогу перед домом.

– «Духи» в здании! – крикнул кто-то.

Урманов бросился в коридор. В левом крыле слышалась отчаянная стрельба.

Внезапно впереди появился человек в камуфляжной одежде.

«Свой?! Чужой?!» – молнией пронеслось в голове.

А человек тем временем приоткрыл дверь, где лежали раненые, и бросил туда гранату.

Раздался взрыв и вслед за тем – душераздирающие крики.

– Аа-а-а-а! – в отчаянии крикнул Урманов и очередью от живота сбил человека на пол. Перепрыгнув через него, побежал дальше.

Со вторым боевиком он столкнулся нос к носу. Матерый бородатый мужик внезапно выскочил Урманову навстречу. Выстрелить не успели ни тот, ни другой, сцепились врукопашную… Противник оказался выше ростом и сильнее. Он повалил Урманова на пол, схватил за горло и начал душить. Урманов как мог, изворачивался, пытаясь ослабить хватку, но боевик цепко держал свою жертву. В глазах у него потемнело, в ушах послышался звон… Из последних сил Урманов сумел выхватить из ножен на поясе штык-нож и с размаху всадил его в бок бородачу по самую рукоятку. Хватка ослабла, Урманов сбросил с себя грузное тело и еще дважды ударил противника в грудь. Тот захрипел и вытянулся.

Подхватив с пола свой автомат, Урманов бросился в соседнюю комнату. Там тоже слышалась какая-то возня.

Вбежав, он увидел двух дерущихся насмерть людей. Они пластали друг друга ножами… Еще один влезал в это время с улицы в окно. Урманов выстрелил в него и тот перевалился через подоконник, свесив руки вниз.

В следующее мгновение Урманов оказался рядом с дерущимися. Бородатый чужак не успел взмахнуть ножом – прошитый автоматной очередью, он рухнул навзничь, глухо стукнувшись головой об пол.

Рядовой Смирнов опустился на корточки. Вся его одежда была изрезана в лохмотья и залита кровью.

Урманов на всякий случай бросил гранату в окно, потом осторожно выглянул на улицу. Кроме убитых и раненых, лежащих на земле, он не увидел никого больше… Неужели отбились?

– Давай помогу перевязаться.

Смирнов не ответил. Он лежал на полу без сознания.

Урманов осмотрел его и обнаружил несколько глубоких порезов и проникающих ранений. Наспех перевязав, решил пока оставить раненого на месте. Тащить его куда-то не было сил.

Шаркающей, заплетающейся походкой, Урманов обошел весь первый этаж. Кроме убитых, тела которых лежали повсюду, он не нашел никого. Ни одной живой души.

Привалившись спиной к стене, он замер в каком-то оцепенении. Жуткая опустошающая усталость навалилась на него. Все чувства исчезли, эмоции притупились… Сколько он просидел так? Минуту, две, час?.. Из оцепенения его вывели чьи-то осторожные шаги.

Урманов подобрался, поднял автомат. Указательный палец осторожно лег на спусковой крючок.

Шаги все ближе, ближе…

– Уф-ф-ф-ф.

Урманов шумно вздохнул и опустил оружие.

Это был сержант. Перемазанный сажей, в изодранной одежде, он поставил пулемет на пол и сел рядом.

– Ты был наверху? – спросил Урманов.

– Да.

– Есть там кто живой?

– Нет.

Сержант достал из нагрудного кармана недокуренную сигарету. Щелкнул пластмассовой зажигалкой, затянулся, пустив через ноздри сизый дым.

Урманов закрыл глаза. Перед ним, как в калейдоскопе пронеслись, сменяя друг друга картины недавнего боя. Выплывающие из тумана фигуры, вспышки выстрелов, разрывы гранат, раненные, убитые… Вон их сколько вокруг – своих и чужих.

«Сколько семей сегодня разом осиротело? – отрешенно подумал Урманов. – Сколько матерей будут безутешно оплакивать своих сынов? Для одних они – «федералы», для других – «боевики». Но все вместе – просто люди. Чьи-то отцы, братья, сыновья… С каким остервенением они сегодня убивали друг друга. Почему за столько веков человечество не стало мудрее? Отчего страдания прежних поколений ничему не научили их? И если есть на свете Бог, почему он не прекратит это безумие?»

– Сколько патронов у тебя осталось? – спросил сержант.