Дважды разыскиваемые
Шрифт:
– Не забуду, старик. Будь спокоен.
– Про Женьку тоже не забудь.
– Постараюсь.
Сорокин вызвал милиционера, приказал увести Гирина.
Цыбин понял, что попал впросак. Он поднялся, несмело переступил с ноги на ногу, попросил Сорокина:
– Если что… Успокойте как-нибудь маму…
– Хорошо, Борис.
Между ними опять протягивалась какая-то незримая нить. Она была по-прежнему тонкой и в любое мгновение могла оборваться. Сорокин не стал испытывать ее прочность.
17.
Валентина Дементьевна вздрогнула, услышав звонок, торопливо
«Кто бы это? Неужто опять дружки Бори? Господи, когда только кончатся мои мучения?»
У двери Валентина Дементьевна обомлела. Ей показалось, нет, нет, она ясно слышала:
– Ты одна, мама?
– Одна, Боря! Одна, родной!
Рука дрожала. Валентина Дементьевна никак не могла повернуть колесико, оно скользило в пальцах, словно было смазано маслом.
Звонок зазвенел еще раз.
– Сейчас, Боря, сейчас.
Наконец колесико повернулось - защелка вышла из паза, послышался знакомый скрип двери.
– Вы?!
– Я, Валентина Дементьевна. Добрый день.
– Добрый день.
Валентина Дементьевна прижала руки к груди, посмотрела на Сорокина, не в силах скрыть душевную боль.
– У вас никого нет?
– Н-нет.
– Можно пройти?
– Простите, пожалуйста…
В комнате Сорокин сел на предложенный стул и сделал вид, что рассматривает репродукцию картины «Не ждали», висящую над диваном.
– Чай будете пить?- несмело предложила Валентина Дементьевна.
– Не беспокойтесь, мама…- Сорокин не заметил, как второй раз вырвалось у него слово «мама».- Поверьте, я не хочу зла ни вашему сыну, ни тем более вам. Мне больно сознавать, что я приношу в ваш дом горе.
Голос Сорокина дрогнул, он поспешно отвернулся, чтобы Валентина Дементьевна не заметила его волнения.
– Полно тебе, милый. Поведай лучше, как там мой… Здоров ли?
– Здоров, Валентина Дементьевна, здоров. Передал вам поклон.
– Спасибо, милый. Может, ему чего-нибудь надобно? Я принесу. Можно? А?
– Конечно. Приносите, пожалуйста…
Сорокин осекся: вспомнил, что задержал Бориса в отделе под личную ответственность. Хорошо еще - Каримов не возражал…
– Я приду, сынок, обязательно приду,- горячо сказала Валентина Дементьевна.- Ты уж помоги мне разыскать его! Одной-то мне где уж! Я в долгу не останусь.
– Валентина Дементьевна, ну что вы, в самом деле? О каком долге вы говорите!- упрекнул Сорокин.
– Это я от радости, сынок. Боря-то мне не чужой! Сын ведь. Сколько горя мы хлебнули с ним,- вздохнула Валентина Дементьевна.- Отца-то его убили в Германии. На третий день после заключения мира. Ревела же я тогда, думала, что помру. Боря-то не понимал, несмышленышем еще был, глазенки только таращил на меня.
– Война принесла немало бед каждой семье…
– Принесла, сынок,- согласилась Валентина Дементьевна.
– Вы так и не выходили замуж?
– Выходила… Из-за него, из-за Борьки. Только не принесло это нам счастья. Мужик-то оказался пьянчужкой несусветным. Измотал меня всю. Да и Борьку к водке приучил. Бывало, принесет с собой бутылку и угощает его. Никакие мои слова не помогали. «Мы мужики,- говорит.- Мужикам сам бог пить велел…» «Мужики!»-в сердцах произнесла Валентина Дементьевна.- Настоящие мужики не пьянствуют
день и ночь. Пьянствуют подонки разные.– Где он теперь?
– Бог его знает! Наверно, околел где-нибудь под забором. Выгнали мы его семь лет назад. Боря уж большой был. Понимал все.
– Водка многих губит.
– Ты-то, поди, не пьешь?
– Почему - не пью? Пью. Только в меру.
– Все думают, что пьют в меру,- с грустью заметила Валентина Дементьевна.- Встречался с Борей один парень. С виду представительный такой. Интеллигентный. Напился однажды до потери сознательности… Срам было смотреть.
– Вы знаете, как его звать?
– Подожди… Женькой будто.
– Женькой?
– Женькой,- повторила Валентина Дементьевна,- Отец у него какой-то начальник. Фамилию запамятовала. Не то Бодров, не то Петров, не то Добров.
– Может быть, Бобров?- осторожно вставил Сорокин.
– Вот-вот, так и есть: Бобров… Он и сказал тогда Борису: «Ты, Борька, не бойся! Я тебя из любой беды вытащу. У моего старика - крепкие связи…» Видать, не очень-то крепкие,
– Теперь ему самому помощь нужна.
– Неужто… старик натворил что-нибудь?-удивилась Валентина Дементьевна.
– Натворил его сын, Женька.
– А, батюшки!
– Валентина Дементьевна, в вашем доме не бывал Алик Тихий?
– Алик Тихий?-задумалась Валентина Дементьевна.- Не знаю… Какой он из себя?
– Данте фотоальбом, пожалуйста.
Валентина Дементьевна поспешила выполнить просьбу Сорокина.
Со странным чувством на этот раз рассматривал Сорокин каждую фотографию. Встречая новое лицо, он задавал себе вопрос: «Могла ли эта девушка совершить преступление?», «Мог ли этот парень участвовать в грабежах?»
Фотография, на которой был запечатлен Алик, попалась на последнем листе. Он стоял в обнимку с Борисом у старого дерева, за которым виднелась вода. Должно быть, снимались в городском парке.
Валентина Дементьевна задумалась.
– Постой, его, кажись, не Аликом зовут. Имя у него не наше, как будто, Азик или Айк.
– Он бывал у вас?
– Бывал. Тоже хлещет водку,- сказала Валентина Дементьевна.- Никогда трезвым не приходит. Я уж стыдила его, мол, не хорошо, до добра это зелье не доведет. Он, как и мой второй муженек, отвечал: «Мы, мамаша, мужики - люди темные. Без поллитра не разберемся в жизни». Видно, с поллитрой тоже не разобрались, что к чему.
– Женька знаком с ним?
– Знаком. Как-то до утра сидели. С девицами,- добавила Валентина Дементьевна.- Такие красивые да нарядные. Чего они в этих алкоголиках нашли? Одна больно веселая. Все смеялась. Росточком маленькая сама. Беленькая. За росточек, наверно, и прозвище такое получила - Кнопка.
– Здесь нет ее фотографии?
– Нету. Она, видать, не здешняя. Борис все спрашивал ее: «Нравится тебе у нас?»
– Что же она отвечала?
– Ничего. Смеялась только… Ты поговори хорошенько с Борей, сынок. Он тебе все расскажет,- посоветовала Валентина Дементьевна.- У меня глаза слабые, плохо вижу. Да и не все время я с ними была. Попросили они меня выйти, как пить начали, я и вышла. Глупо сделала, конечно. Надо бы приструнить их или погнать поганой метлой, глядишь, дело бы обернулось не так.