Две стороны неба

Они прошли мимо большого рыжего муравейника, который египетской пирамидой неизвестного муравьиного царя возвышался под раскидистыми еловыми лапами, миновали две сухие сосны и на самом деле вскоре вышли к пруду, окаймленному жесткими зелеными саблями осоки. Ирочка потянула его на пригорок.

– Вот, смотрите, дядя Роберт!

Впереди тянулись поля, упираясь в далекий лес, слева сбегала с холма прозрачная березовая рощица. Растолкав белые стволы, в белесую синь впивалась колокольня, у подножия которой зеленели роскошные заросли лопухов и крапивы. Еще левее, в низине, осколками гигантского зеркала сверкали два озера и белели окруженные деревьями кубики коттеджей. Дальше начинался лес и из сосен поднималось одинокое громоздкое здание.

– Вон тот большой дом - бабушкин институт, -тараторила Ирочка, теребя Роберта за руку.
– А вон там, на горке, школа. А "апельсинчики" садятся возле вон того озера, там летом купаются, а зимой катаются на коньках. Я тоже умею на коньках, и танцевать, и читать всякие стихи, и рисовать, и еще много-премного всего!

По дороге, вьющейся мимо коттеджей, ползла к подножию громоздкого здания института голубая капля мобиля.

– Ну пока, Ирочка!
– сказал Роберт с сожалением.
– Держи корзинку и беги домой. Обедать пора.

– А вы, дядя Роберт?
– огорченно спросила девочка.

– Я назад.
– Роберт вздохнул.
– К ручью, в нору.

– Вы ведь не в норе живете, дядя Роберт!
– сказала Ирочка, жмурясь от солнца.
– Я знаю. Не в норе, а в интернате. Правильно?

– С чего ты взяла?

– А я всех здесь знаю, - победно сообщила Ирочка, широко раскрыв голубые глаза.
– И в Больших Полянах, и в Лазурной, и в Черничной. В интернате, да?

– Да. Пошел я...

– До свидания, дядя Роберт!
– Ирочка с серьезным видом подала ему руку.
– Приходите еще. Я вам Сережку покажу, и Олечку, и маму, и папу, и бабушку.

Роберт взъерошил ее нагретые солнцем светлые волосы.

– Обязательно приду.

– И мы с вами опять за черникой пойдем!

Он долго стоял у пруда и смотрел вслед девчушке в белом платьице.

– Ах, чертенок!
– вырвалось у него, когда Ирочка на ходу запустила лапку в корзину.
– Ведь не донесет до дома!

Он с грустью подумал, что у него нет сестренки, и мамы тоже нет, да и отца все равно, что нет - а ведь в этом повинен был мир, окружавший его, те белые коттеджи у озер и люди, живущие в них.

– Ладно!
– сказал он и медленно пошел в лес.
– Подумаем о еде.

В столовую поселка Роберт идти не собирался, чтобы поменьше попадаться на глаза, поэтому он решил пройти вдоль дороги на восток, параллельно текущей за лесом Волге, и разыскать еду в более укромном месте.

Так и шел он в стороне от пустынной дороги, постукивая подобранной веткой по стволам, срывая на ходу чернику и пиная ногами огромные яркие мухоморы. Он шел и думал о том, что в интернате как раз время обеда, а к вечеру, когда спадет жара, начнутся схватки на волейбольной площадке и футбол, а потом весь класс соберется в шезлонгах у коттеджа и начнется увлекательная игра "в историю", за которой он пока наблюдал со стороны: а где было то, а когда было это, а что такое "мастаба", а почему дофин назывался дофином, а что сказал Геродот, а в чем причины упадка Рима?.. Мысли были явно пораженческие и он приказал себе не думать об интернате. Есть хотелось все сильнее, а столовой что-то не наблюдалось. Усыпляюще шумели сосны, в глубине леса стучал дятел, раза два или три с легким жужжанием промчались высоко над головой оранжевые "апельсины".

Он начал уставать и в конце концов пошел по дороге. Идти там было немного легче, чем пробираться среди сосен, но и тут оказался свой минус песок набивался в тапочки. Шел он, не поднимая головы, и от навалившейся вдруг усталости и жары перестал обращать внимание на редкое жужжание "апельсинов".

Он миновал вырубку, в центре которой, среди рассохшихся пней, возвышался покосившийся железный столб, и начал подниматься в гору. Пот теплыми струйками щекотал спину под рубашкой, сердце бухало где-то в висках, как при старте космического бота.

Наконец подъем кончился и он оказался на развилке двух дорог у прямо-таки сказочного бугристого серого камня.

"Налево пойдешь - ничего не найдешь, направо пойдешь - от жары умрешь, - подумал Роберт и в изнеможении повалился на пыльную придорожную траву.
– А в бассейне сейчас..."

На камень осторожно выползла бурая ящерица, уставилась на него неподвижными стекляшками глаз и исчезла, будто ее и не было.

"Не хватало еще галлюцинаций... Все-таки не все в этом мире в порядке, если можно в два счета скончаться от голода и жары..."

Двигаться не хотелось, но Роберт пересилил себя и встал, чтобы перейти в тень придорожного кустарника. И увидел прямо на дороге у камня нечто, заставившее забыть о жаре, голоде и усталости. Он застыл в позе Робинзона, наткнувшегося на след человеческой ноги.

Это был не след, а кое-что похуже. Это была выложенная из шишек стрела. Длинная стрела, указывающая вперед, а возле нее слова, написанные веткой на дорожном песке: "Р., держись: до столовой совсем немного". А чуть дальше - круглая вмятина в песке от улетевшего "апельсина".

И значило это, что наставница Анна или Пашка, или еще кто-нибудь из интернатских обнаружил его, бредущего по дороге, улетел вперед и неторопливо соорудил эти вот иероглифы, точно рассчитав, что успеет справиться до его прихода. Не поленился кто-то составить послание. 3начит, за ним следили. И знали, куда он идет. И значило это в конечном итоге, что побег не удался.

"Посмотрим!
– думал Роберт, торопливо пробираясь сквозь сосняк.
– Еще увидим, кто кого! Не возьмете!"

Усталости как не бывало, голод отступил, ноги налились силой. К реке, к реке, укрыться до вечера в каком-нибудь овраге, отлежаться - и снова в путь!

В глубине души он понимал, что попался - ведь лишь при абсолютной уверенности в успехе можно было делать такие надписи, а не брать на месте он понимал, что попался, что ему просто дают возможность вернуться самому, щадят его самолюбие - они же гуманные!
– но продолжал пробираться к Волге.

Вскоре ему пришло в голову одно предположение, быстро ставшее уверенностью. Он еще бежал, еще старался разглядеть за деревьями реку, но уже знал, что все напрасно. Наконец он остановился, повалился на сухой колючий мох и закрыл глаза. Он заблудился.

Когда шум в ушах прошел, он поднял голову и осмотрелся. Небольшая лесная поляна поросла вереском, вокруг стояли сосны, а у черного обгорелого пня вздымался пышный мухомор. Не раздумывая долго, Роберт принял решение и немедленно взялся за его осуществление. Сосновый ствол оказался неожиданно липким, усеянным множеством острых сучков. Зеленые иглы кололи лицо, липкие чешуйки сыпались за шиворот, но Роберт все-таки добрался до последней надежной ветки.

Он оседлал ее и огляделся. Сверху лес казался зеленым морем, расплескавшимся до горизонта к востоку, северу и западу, а на юге, совсем недалеко, спокойно блестела под солнцем Волга и по ней мчался розовый катер.