Две стороны неба

– Ну ругай же меня, Катя, бей!

Она повернула к нему изумленное курносое лицо, вытерла слезы.

– Ты что, ненормальный?

– Ругай меня, Катя!
– с отчаянием повторил он и сел у ее ног на выгоревшую под солнцем траву.

Катька опять заплакала, уткнувшись носом в исцарапанные коленки.

– Причем... здесь... ты? Ду...рачина!

Катька плакала, и Роберт беспомощно смотрел на ржаное поле, речку и дубовую рощу на холмах, на спокойно голубеющее небо и не мог найти слова утешения, потому что никакие слова не в силах были помочь.

А потом он повернул голову и увидел, что сзади, за пнем, молчаливым полукругом стоит весь одиннадцатый класс.

День просочился, окрасившись черной краской общей беды. Роберту казалось, что ребята то и дело отчужденно и даже, может быть, с ненавистью, смотрят на него. Он старался не прислушиваться к разговорам, но ему казалось, что за спиной мрачным шепотом повторяют его имя.

Вечером в кинозале все они были потрясены страшным и прекрасным кинофильмом о борьбе с врагами Советской власти в первые годы Эры Октября.

Они вышли из зала, когда уже стемнело, молча сели в шезлонги у коттеджа. Разговор начался незаметно, с реплики, брошенной всегда задумчивым Альберто Торрено.

– Вот были тогда дела!
– сказал Альберто.

– Что ж, нам теперь плакать о времени большевиков?
– вызывающе спросила маленькая Рената.

– Конечно, времена были трудные и интересные, - вмешался Христо.
– И даже скорее трудные, чем интересные. С точки зрения романтики. Интересными они нам кажутся сейчас, а тогда это была повседневность, и шли против кулацких обрезов не ради приключений, а ради победы.

– А кто спорит?
– вскинулся Пашка.
– Синьор Альберто хотел сказать, что раньше были дела, а теперь нет. Слишком все гладко, спокойно...
– Он запнулся и виновато посмотрел на тихую Катьку Мухину. Катька сидела очень прямо, смотрела перед собой и было трудно понять, слушает ли она разговор или нет.
– Ну не все, но настоящая-то борьба практически исчезла.

– Ты однобоко понимаешь слово "борьба", - возразила Инна Егорова.
– И это на одиннадцатом году обучения. Борьба ведь не только противодействие классовому врагу. Это столкновение нового со старым в любой сфере человеческой деятельности.

– Истина для первоклашек, - сказал Анджей.
– Конечно, тогда вершились грандиозные дела, но разве наши дела менее грандиозны? Разве люди того века могли мечтать об укрощении землетрясений и управлении погодой? Разве мог кто-то тогда предложить план полной автоматизации производства? Мы ведь уже многое сделали, а сделаем еще больше!

– Ну, положим, не мы сделали, - вставил Пашка.

– Нет, именно мы. Не ты, не я, а все люди!

Инна поднялась, прижала руки к груди.

– Да не надо так много красивых слов! Ребята, девочки, мы ведь и так все это прекрасно понимаем. О чем же спор?

– А о том, что некоторые считают, что раньше было лучше, - сказала Рената.
– В добрые старые времена. Каждое время интересно по-своему и надо не вздыхать о прошедших романтических веках, а пошире открыть глаза и посмотреть вокруг.

– А кто спорит?
– спросил Альберто.
– Для любого поколения найдется достаточно трудных и нужных дел.

Роберт никак но мог избавиться от ощущения, что весь этот спор (спор в общем-то ни о чем), затеяли только ради Катьки.

– Вот и родили истину!
– подытожил Пашка.

Наставница Анна внезапно спросила:

– А ты как считаешь, Роберт?

Роберт растерянно посмотрел на нее. Он не ожидал вопроса.

"Что я им скажу?
– думал он, опустив голову.
– Что я им скажу, если борьба в моем понимании всегда была борьбой против коммунистов и никакого другого значения это слово не имело?"

Он принял решение. И поднял голову.

– Мне всегда твердили, - глухо начал он, глядя на Катьку Мухину, все так же неподвижно сидевшую напротив, -всегда, с детства, что борьба против землян - главная цель нашей жизни. Так думали мы все. Так думают оставшиеся.

Роберт помолчал, собираясь с мыслями. Вокруг было очень тихо, словно он стоял один в глубине ночного леса.

– Если человеку изо дня в день говорить, что небо черное, а не голубое, а трава красная, а не зеленая... и не давать возможности увидеть это самое небо и эту траву... Ведь он поверит, что так и есть на самом деле. А если постоянно внушают, что ты изгнанник... Что виноваты в этом земляне... Ведь тогда возненавидишь их... Все силы отдашь борьбе с ними!

Роберт говорил медленно, с трудом, и, не отрываясь, смотрел на Катьку. Она тоже смотрела на него. Не в пустоту перед собой, а на него. Губы ее подрагивали.

– В каждом землянине видишь врага, только врага! Врага, которому нужно перегрызть горло, чтобы хоть как-то отомстить за свои страдания... У меня была персональная каморка... Примерно такой же величины, как Эльзина конура. И еще у меня были длинные коридоры с синими огнями и я мог бродить по ним сколько угодно. В коридорах иногда попадались очень интересные люди - полоумная Лиз, пьяный Арчи Антоневич, нудный проповедник О'Рэйли, который призывал объединиться для борьбы... И другие... Еще я мог пойти в бар. Это такое место, где весело проводили время... Напивались и устраивали небольшие потасовки или стреляли. Да, я твердо знал, что надо бороться. И так же твердо я знал, что борьба будет не на жизнь, а на смерть, потому что, если попадусь - пощады не будет. Допросы, пытки - и смерть...

– Ой!
– воскликнул кто-то из девчонок.

– Да! Я не хотел попадаться живым, потому что... потому что боялся пыток... И только оказавшись здесь, я начал понимать, что с борьбой ничего не получится...

– Потому что ты не победишь?
– звенящим голосом спросил Пашка.

– Нет. Потому что она... бессмысленна... Но другие-то ненавидят вас, потому что знают: небо черное, а трава красная... Ненавидят, Катя...

Катька вздрогнула, но ничего не сказала.

– Но не все же, Роберт!
– тихо спросила наставница Анна. Даже не спросила, а произнесла утвердительно, потому что знала о Гедде.

– Не все. Встречаются нетипичные экземпляры. Но это большая редкость.

– А дети? Там ведь тоже есть дети, - сказала наставница.
– Так в чем же они виноваты? Почему они обречены на существование в каморках меньше Эльзиной конуры? Как ты допускаешь такое?

Роберт почувствовал на себе анимательные взгляды ребят, болезненно скривился и вздохнул. Ничего он им не ответит. Все-таки начали разворачивать ежа!

– А что вы предлагаете?
– настороженно спросил он.
– Что я могу сделать?