Две стороны одной монеты

— Это всего лишь дурные сны… Спи, дорогой…

Утро приносит неприятный сюрприз.

— Проснись и пой, мой мальчик. Работа над Церебро в полном разгаре, и твой добрый папочка решил показать тебе машину, которой ты послужишь прекрасным винтиком. Чтобы ты не боялся! — Шоу чуть ли не сияет от счастья и разве что не пританцовывает, глядя на злое лицо Эрика.

Снотворное слишком хорошее, и Эрик проспал аж до полудня. Он чувствует себя разбитым и хочет растерзать того, кто вырвал его из вязкого, спокойного сна.

Он сверлит Шоу взглядом, пока не осознает суть его слов. Его везут в Церебро. В ЦЕРЕБРО. Он сможет узнать, где оно находится!

Он старается не вскакивать слишком резко, но Шоу отмечает его бодрый настрой.

— Надеюсь, тебе не понадобится напоминать, чем может обернуться любой выкрутас, мальчик мой? — он с улыбкой достает рацию, и Эрик бросает испуганный взгляд на монитор.

Его мать сидит на диване, неестественно выпрямив спину. Охранники по разные стороны от нее. На коленях одного из них длинный охотничий нож.

Эрик смотрит на Шоу огненным взглядом и на секунду жалеет, что его дар не пирокинез. Иначе чертов псих вспыхнул бы и сгорел, как спичка, в одно мгновенье.

— Не понадобится.

— Вот и славно. Одевайся. Я не намерен ждать тебя вечно.

Он уходит из комнаты, оставляя Эрика наедине с монитором и чистой одеждой.

***

— Ну же, всю жизнь проспишь, мальчик, — чья-то грубая ладонь хлопает его по щеке, и Эрик вяло соображает, что он уже просыпался сегодня.

Он с трудом разлепляет веки, чтобы уставиться на странный металлический потолок. Его сила, на удивление, никак не реагирует. Может, потолок пластиковый?

Он лежит на чем-то жестком. Скамья?

— Сколько вы ему вкололи, болваны? Три кубика? — голос Шоу приближается обратно, и на Эрика выливается кувшин холодной воды, заставляющей его резко сесть. — Уже лучше.

Полотенце падает ему на колени, и Эрик утирает льющуюся за шиворот воду. Его обещали отвезти в Церебро… Воспоминание бьет током, окончательно пробуждая. Выходит, он… на месте?

Шоу ухмыляется во все тридцать два зуба.

— Мы в Церебро?

— Ты догадливый. Люблю смекалистых.

Комната, в которой они находятся, круглая, потолок куполообразный. Они на втором этаже, под ногами решетчатый пол, а сам Эрик сидит на железной скамье. По кругу идут узкие двери — явно технические помещения. Он встает со своей жесткой койки и подходит к перилам, чтобы посмотреть, что находится на первом этаже по центру, к которому от потолка тянутся провода и тонкие металлические прутья.

И застывает, пораженный увиденным. Сердце пускается в бешеный пляс, и краем сознания Эрик отмечает, что чего-то в его ощущениях не хватает. Но сейчас ему не до того. Потому что в центре комнаты в окружении какой-то аппаратуры и людей в халатах стоит больничная койка с единственным живым элементом машины. Чарльз Ксавье, опутанный медицинскими проводами, со странным шлемом над головой, смотрит прямо на него, и его губы шевелятся.

Эрик не может услышать его отсюда: в комнате стоит шум вентиляторов и работающих процессоров, — но он и так догадывается, что тот говорит:

— Здравствуй, Эрик.

Комментарий к Глава 4

*Трисомия - наличие трех гомологичных хромосом вместо пары (в норме). Эрик говорит о синдроме Патау, при котором генетическая аномалия приводит к серьезным порокам во всех системах организма, из-за чего беременность чаще всего заканчивается гибелью плода, а более 80% рожденных детей умирают в первый месяц жизни.

**Седативные – успокоительные лекарства.

========== Глава 5 ==========

Эрик понимает, чего не хватает в ощущениях, когда в его голове шальной мыслью проскальзывают слова Мойры: «Один шанс остановить все это. Только один… Убей Чарльза Ксавье». Металл не отзывается на зов. Тело слишком легкое, будто пустое, без способности, и он дергается на очередной ступеньке. Но, обернувшись, встречается с ухмыляющимся взглядом Шоу. Конечно, он бы никогда не пошел на напрасный риск.

— Зачем я здесь? — они останавливаются на лестнице, но Шоу подталкивает его в плечо.

— Не бойся, малыш Эрик. Моим ребятам надо провести кое-какое обследование, прежде чем подключить тебя к машине.

Ну конечно…

Эрик скрипит зубами, глядя на ждущих внизу людей в белых халатах. Откуда-то прикатывают медицинское кресло, похожее на те, что стоят в донорских центрах. Весь первый этаж заставлен оборудованием: мониторы с диаграммами, консоли управления, рычаги, тихо гудящие процессоры, блоки питания… Через каждые пару метров на стене висят камеры, два выхода: центральный и запасной. Узкие окна под самым потолком, пропускающие слишком мало света. Эрик силится разглядеть хоть что-нибудь, но видит лишь серое небо, затянутое дождевыми облаками.

Эта комната выглядит крайне удручающе. Единственное белое пятно в серо-стальном интерьере — больничная койка. Увы, это отнюдь не радует.

— Что ж, познакомьтесь, мальчики. Вам ведь творить наше будущее. Не ваше, конечно.

Эрик и Чарльз бросают на Шоу полные презрения взгляды, и он усмехается в ответ.

— Сэр, все готово. Мы можем взять анализы и провести необходимые тесты прямо сейчас, — молодой парень в халате и очках выступает вперед. Он делает вид, что мутантов вовсе нет в этой комнате.

— Я бы хотел сначала услышать отчет. На Эрика у вас еще будет время.

Шоу идет куда-то к мониторам, и вся стайка медиков-ученых увивается за ним, побросав приборы и оставляя Эрика наедине с их пока что единственным пациентом.

Они смотрят друг на друга, наверное, целую минуту, разглядывая словно диковинку. Чарльз Эрика уже видел. А вот Эрик никак не ожидал такого.

— Тебя молодильными яблоками кормят? Дашь телефон диетолога?

Он думает, что найдет Чарльза чуть ли не на смертном одре. Состарившимся раньше срока, седым или, может быть, облысевшим, иссохшим, с лицом, превратившимся в маску…

Он хоть и рад, но все же удивлен увиденному. Даже Мойра, как ему кажется, выглядит хуже.

— В больном теле не может быть разума, способного поддерживать работу Церебро. Он хорошо позаботился о том, чтобы я не умер от инфекций или застойной пневмонии.

Эрик готов поклясться, что чертов телепат выглядит даже моложе своего возраста. Если бы не бледность человека, который давно не видел солнца, и кучи проводов, тянущихся к его голове, рукам и груди, можно было подумать, что он просто прилег отдохнуть.