Две стороны одной монеты

Может, это был сон?

Эрик трет свои ладони, пытаясь вспомнить прикосновение к чужой руке — теплой, живой, но слишком слабой для здорового на вид человека. Никакие молодильные яблоки не спасут от мышечного гипотонуса*, если лежать столько лет без движения…

Его металлокинез снова на месте, краны послушно закрываются, подчиняясь его воле. Голос Чарльза не появляется в его голове, а значит, разум телепата в Церебро.

Эрик покидает комнату и идет по коридору, целенаправленно. Ему нужна одна комната и один обитатель этого места. Он отпихивает в сторону всклокоченную женщину, которая все время смотрит телевизор, обкусывая ногти. Она истерично смеется ему вслед, но Эрику не до психов сегодня.

Он врывается в комнату Мойры. Женщина сидит с книгой у окна и вздрагивает, когда дверь ее палаты распахивается. Эрик краем глаза отмечает, что комната поделена на две половины, будто в ней живут два разных человека, хотя он уверен: Мойра здесь одна.

— Надо поговорить.

— Тебя учили, что нужно стучаться и спрашивать разрешения, прежде чем входить? — она захлопывает книгу, даже не положив закладку.

Эрик не хочет вступать в бесцельные споры.

— Ты пыталась убить Чарльза, ведь так? Поэтому ты в кресле?

Ее лицо кривится, губы белеют от злости, и она катит коляску прямо на Эрика. Это могло бы выглядеть угрожающе, но Эрик останавливает колеса, не давая ей подъехать близко.

— Он тебе сказал?

— Да. Я был в Церебро. Видел его.

На секунду в ее взгляде сквозит нечто… И Эрик думает, что сейчас она спросит: как Чарльз? Но этого не происходит.

— Неужели? И какое мне должно быть до этого дело?

Эрик смотрит в мигающий глазок камеры, Мойра замечает это.

— Твой брат сделал все, чтобы ты могла жить. Так ты ему отплатила?

Лицо Мойры вытягивается в шоке от услышанного, пальцы стискивают книгу.

— Чтобы могла жить? Ты издеваешься? Это, по-твоему, жизнь?! — ее трясет, и Эрик немного жалеет о своей затее, но механизм уже запущен. Под пальцами Мойры металл от ее часов сливается в буквы и оседает на обложке книги.

— Я не просила такой жизни!

Никто не должен заподозрить Мойру, если она что-то знает. Чарльз не хотел бы, чтобы она пострадала еще больше.

Он дергает ее за ремешок часов, заставляя обратить внимание на книгу.

— Знаешь, лучше такая жизнь, чем-то, что есть у Чарльза. Участь живого мертвеца, привязанного к машине. По крайней мере, ты можешь сидеть здесь и читать свои книги, — он машет рукой на ее колени, и Мойра, красная от злости, опускает гневный взгляд на обложку. — Не только Шоу следит за тобой, но и Чарльз. Присматривает и заботится о тебе. Ты лишь причинила ему страдания своей выходкой. Подумай, как могла бы извиниться перед ним.

Эрик уходит, хлопнув дверью, прежде чем Мойра что-то говорит в ответ.

Наверное, стоило просто написать и подбросить записку, попросить самого Чарльза поговорить с сестрой с помощью переписки или что-то еще. Но Эрик с досадой понимает, что ему нужно было спустить пар, сорваться на ком-то. Он чувствует себя отвратительно. Наорал на беззащитную женщину с загубленной судьбой. Если Чарльз узнает, ему точно достанется.

Но это единственный способ защитить ее от подозрений Шоу. Обиженная, злая, не станет помогать такому ублюдку, как Эрик, и брату, из-за которого она двенадцать лет прожила в пансионате для стариков и инвалидов.

Он слышит хлопок двери вдалеке и шорох колес по линолеуму в коридоре. Дверь его комнаты открывается, на пороге встрепанная Мойра. Она замахивается книгой и швыряет, целясь Эрику в голову.

— Пошел ты на хер, Леншерр! Понял?! И твой Чарльз пусть идет на хер со своей заботой! Пусть рухнувший мир погребет вас под своими руинами.

Она фыркает, словно разъяренная кошка, и уезжает прочь, оставляя Эрика наедине с «Королем былого и грядущего». Какое-то время он напряженно смотрит в дверь, не шевелясь, а потом швыряет книгу на тумбочку.

Он оставил Мойре записку: «Хочу помочь. Знаешь, где Церебро, — оставь одну деталь в книге».

Книга пуста.

Она с гулким стуком падает на пол, не долетев до цели, и Эрик зло поднимает ее, чтобы шлепнуть на подушку рядом с собой. На полу остается лежать небольшой белый прямоугольник. Фотография?

Эрик подносит ее к лицу, чтобы разглядеть в закатных сумерках человека на фото. На него смотрит блондинка с голубыми глазами, как у Чарльза, и тонкой аристократичной улыбкой, которая могла бы красоваться на лице Мойры, если бы не случившееся с ней несчастье.

Шерон Ксавье.

Эрик падает лицом в подушку, продолжая сжимать карточку в пальцах. У него снова ничего нет…

Чарльз выглядит недовольным, узнав о ссоре с Мойрой. За игрой в шахматы у Эрика начинает болеть голова, словно по ней долго и упорно стучали резиновым молотком: вроде не травматично, но, в конце концов, начинает раздражать. Злость телепата — это болезненно.

«Она ничего не знает. Как ты мог подумать, что Мойра бы стала скрывать такую информацию. Ее, как и тебя, привозили под наркозом!»

«Ладно-ладно, но я должен был убедиться».

«Пожалуйста, впредь убеждайся после того, как подумаешь».

Эрик чувствует себя пристыжено и глупо. Он хочет извиниться перед Мойрой, но та отшивает его, хлопнув дверью перед носом.

— Возьми хотя бы книгу. Здесь фото…

За дверью слышится злое сопение.

— Это не моя фотография, а Чарльза. Ему и верни.

Эрик передает книгу телепату, и тот с ностальгией листает страницы старого издания.

— В детстве мне читал ее отец.

Он натыкается на фотографию Шерон и какое-то время рассматривает ее, хмуря брови.

— Мойра сказала, чтобы я вернул тебе.

— Хм. Не думал, что еще остались какие-то фотографии…

— Она сказала, что это твое, — Эрик делает ход конем, пока Чарльз занят рассматриванием фото.

Женщина стоит у какой-то скульптуры в центральном парке Нью-Йорка. Солнце освещает ее аккуратную прическу, запутавшись в волосах. Она гордо смотрит в объектив фотоаппарата, будто не памятный снимок делает, а не иначе как готовится к получению Оскара.