Две стороны одной монеты
Шрифт:
Мать в ужасе. Ее рот открывается и закрывается, но она не говорит ни слова, осматривая замерших людей.
«Нет-нет-нет… Прекрати! Боже, за что мне все это! Как он это делает? Я схожу с ума?»
— Я просто хочу тебя защитить от плохих людей на твоей работе. Ты всегда думаешь о них, — он опускает руку, и люди продолжают свои действия как ни в чем не бывало.
— Чарльз! Не делай так никогда, ты понял?! Никогда! Идем отсюда! — она хватает его за руку и тянет прочь из парка, к машине, в которой Чарльза ждет водитель, чтобы отвезти домой.
— Но я просто хочу помочь!
«Если кто-то узнает… Это
Картинка начинает ускользать, оставляя за собой лишь послеобраз обиды и страха. Эрику сейчас нужна помощь! Как никогда! Он не может нести этот груз в одиночестве, не знает, что сделать, не знает, где найти силы… Он тот, кто в отчаянии готов продать душу дьяволу за помощь и подсказку.
Он тянется к Чарльзу из сна, позволяя ему сделать то, что он так хочет и в чем отказывает ему мать.
«Помоги мне, Чарльз. Прошу…»
Эрик открывает глаза, глядя в темный потолок. За окном глухая ночь. И он боится даже пошевелиться, лишь бы только не разрушить эту иллюзию успеха. Невесомое ощущение легкости человека, который сдвинул гору и добился цели. Он словно парит в воздухе.
Смех в его голове кажется эхом.
Он моргает, чтобы убедиться, что ему не кажется.
«Ты и вправду паришь, друг мой…»
Чарльз в его голове!
Он резко садится и падает, группируясь с испугу, но ударяется пятой точкой о матрас собственной кровати.
— Какого черта?!
Эрик один в комнате и в своем разуме. Чарльз и то ощущение легкости пропали вместе с падением. Он должен разобраться с этим. Прямо сейчас.
Они сидят в темноте, комната освещается только ночниками, встроенными в нижнюю часть стены. Эрик крутит в руках монету, потому что телепатическая связь снова разорвана.
«Такое уже было однажды, я вспомнил. Когда я попал в больницу после передозировки адреналина…»
«Сразу не мог сказать?» — Чарльз лежит на боку, подложив ладонь под щеку, и смотрит на темный силуэт в кресле. Они оба слишком взбудоражены удачей, чтобы спать.
«Мне тогда было не до раздумий над странным сном. Через полчаса после пробуждения в клинике Рейвен вырубила меня и похитила на машине скорой. Они думали, что я работал на Шоу…»
Чарльз улавливает напряженные нотки в мыслях Эрика, крутящиеся вокруг Рейвен и какого-то парня, Хэнка…
«Уверен, они смогли о себе позаботиться. Ты не должен винить себя за то, что сделал».
«Я бы не был столь уверен. Им стоило оставить меня одного. Тогда жертв было бы меньше…»
Чарльз молчит. Он знает, что такое невинные жертвы и что это за чувство «если бы я не…».
«Я все равно не понимаю, что именно произошло. В обоих случаях я видел твои сны…»
«Что странно, Эрик. Потому что Я давно уже не видел собственных снов, тем более связанных с воспоминаниями о детстве», — Чарльз хмурится, но Эрик не видит его лица, скрытого в тени.
«То есть ты даже не знаешь, что мне снилось?»
Эрик всматривается в звездное небо за окном. Сегодня ясно, и ветра нет. И на сердце тревожно, потому что затишье обычно бывает перед бурей.
«Пока ты не показал мне».
Они молчат, погружаясь в собственные мысли. Эрик надеялся, но у Чарльза нет ответов. Эрик изучал мутации на генном
уровне, но ему никогда не приходилось иметь дело с их последствиями в виде телепатии или металлокинеза. Ученые до сих пор не знают, как электрические импульсы в нейронах преобразуются в психику и сознание. Что говорить о чем-то более сложном, вроде псионической активности? До этой недели Эрик слышал такие слова только в научной фантастике или от психов в клинике.К их общему огорчению у Чарльза не было возможности получить даже высшее образование, не говоря о проведении научных исследований. Точнее, он оказался по другую сторону изучения телепатии… подопытным.
«Мог бы не озвучивать это «вслух», Эрик».
«А ты не подслушивай мои мысли».
«Ты сам пустил меня в свою голову».
«Я надеялся, что ты поможешь!»
«Я делаю все, что в моих силах. Если бы я был в своем теле, и мы просто находились рядом, я думаю, барьер не играл бы столь существенной роли. Я смог бы его преодолеть. Но я в этом теле лишь формально. На самом деле мозг Мойры работает, как отражатель. Церебро посылает сигнал, и я говорю через ее тело, двигаю ее руками, вижу ее глазами. Вместе с этим целенаправленным пучком псионической активности передается и часть моей телепатии. Довольно слабая. Возможно, будь я собой, было бы достаточно моего желания проникнуть в твоей разум и твоего разрешения».
«До того, как ты попал в Церебро, ты… часто ты применял к другим телепатию?»
«Спрашиваешь, подсматривал ли я мысли учителей на экзамене и обманывал ли продавцов в магазине? Нет, если ты об этом. Я всегда старался уважать личное пространство: так меня воспитывали. Маме не нравилось, что я проникаю в ее голову, и она сделала все возможное, чтобы я прекратил это делать. Я благодарен ей за это на самом деле. Думаю, зачастую это спасало меня от неприятных ситуаций. Иногда лучше пребывать в неведении о том, что думают и чувствуют некоторые люди. И не знать о чужих грехах за душой. Порой тяжело общаться с людьми, зная всю их подноготную или видя, как на самом деле они относятся к тебе, какой камень держат за пазухой…»
«Думаю, будь у меня возможность променять металлокинез на телепатию, я бы ни за что не согласился».
Эрик с грустью понимает, что Чарльз бы тоже отказался от своей мутации. Теперь, когда она принесла ему, его семье и многим людям и мутантам столько горя. Он добавляет, чтобы как-то поддержать более нейтральную тему:
«Твоя мать не должна была отворачиваться от тебя…»
«Она и не делала этого. Просто хотела помочь. Так же, как твоя, верно?»
Эрик считает, что они должны попытаться еще раз. Это их возможность: пока он будет спать под наркозом по пути в Церебро, Чарльз сможет проникнуть в его разум.
«В тот день я не знал, что тебя везут в Церебро. Нужно целенаправленное сосредоточение, чтобы проникнуть в конкретный разум».
«Чем схожи сон и злость? Противоположные ощущения — полный покой и полная боевая готовность».
«Возможно, потерей контроля над телом? Ведь в обоих случаях ты не управляешь силой».
«Все снова завязывается на металлокинезе…» — Эрик с досадой сплющивает монету в руках. Если завтра они не придумают чего-то еще, все что у них будет — надежда на то, что сработает хотя бы один вариант: злость, умиротворение или сон.