Двойной без сахара
Шрифт:
— Мы в Ирландии. Здесь дождь используют вместо душа. Холодного.
Я решила не улыбаться, и Шон продолжил:
— Включить водогрей?
Я со стоном покачала головой и приподнялась на локтях.
— Я пойду с тобой. Без зонтика.
— Тогда не разлеживайся. Пожалей собаку.
Себя мне стоило жалеть в последнюю очередь. Зачем пила? Ведь понимала, дура, что будет плохо. С трудом разогнувшись, я нацепила футболку и джинсы.
— Носки не нужны, — остановил меня Шон, застилая кровать. — Пойдем босиком. Что ботинки зря мочить?
Резонно, и я завернула
Ноги по колено в грязи, о коврик не вытрешь. Шон приоткрыл дверь. Джеймс Джойс сначала было ринулась к нам, но сразу попятилась.
— Ну давай… Я потом тебя вытру, — заворчал Шон на собаку и потянулся к ошейнику, но Джеймс Джойс увернулась. — Позови эту дрянь, — обернулся он ко мне за поддержкой, а я бы тоже никуда не выходила из- под козырька. — У вас с ней любовь, из которой меня вычеркнули за ненадобностью, — добавил он слишком горько, чтобы проигнорировать, и я повисла у него на шее.
Ноги в луже, футболки набухли, как паруса, а мы целуемся, как школьники, прямо. Ужас… Как не стыдно! Самое время получить от недовольной Джеймс Джойс хвостом под коленку.
— Пошла в дом, ревнивая тварь, — промычал Шон, не отрываясь от моих губ. — Мы тебя еще раз позовем…
Но я оттолкнула этого ирландского козла — хватит над животным издеваться! И Шон потащил меня обратно под дождь. Если к вечеру я захлюпаю носом, буду знать, кто в этом виноват… Черт, я не взглянула на телефон! Я даже не вспомнила про него…
— И что, все?
Я сначала не поняла, что Шон обращается к собаке, которая, не дойдя даже до скамейки, побежала домой. Он почти что разлегся на пороге, чтобы вытащить из-под вешалки тряпку, не испачкав пола грязными ногами. Шон вытер лапы собаке, а потом раскрыл тряпку передо мной. Я сначала рассмеялась, а потом позволила обтереть себе ноги, но прежде чем вступила в прихожую, выжала футболку, но как-то неудачно и попала на сидящего на пороге Шона. Только смех не позволил мне извиниться, да и Шон не расстроился. В крайнем случае, вымою в наказание пол!
Шон насыпал собаке корм и вопросительно уставился на меня.
— Я мокрой есть не буду.
И мы пошли обратно, но до дома не дошли. Шон вдруг остановился и схватил меня за плечи, как заговорщик.
— Ты уже все равно мокрая.
— Нет! — запротестовала я, прочитав его мысли по глазам. — Я не буду купаться! Не буду! Это дурь! — возмутилась я в голос, когда Шон нагло стащил с меня футболку.
— Так давай подурим, — сказал и стащил следом джинсы.
— Иди ты к черту!
Но куда там! Он уже и сам разделся. Не поднимать же одежду из грязи! И в трусах не побежишь. Никого нет, но все же. И я стащила
с себя последние тряпочки, наслаждаясь смущением Шона.— Даже так?! — И он тоже снял трусы.
Впереди ждало самое страшное — кувшинки. На моем лице явно отразился ужас перед встречей с ними, и Шон подхватил меня на руки.
— Я отпущу тебя на глубине.
Шон входил в воду, как в парное молоко, я же заорала, когда он швырнул меня. Брр… Аж зубы застучали, но я поплыла, страшась коснуться дна. В темной воде ничего не видать — зато круги от дождя такие красивые…
— Доплывешь до коттеджа?
Я глянула на бескрайнюю пузырящуюся темную гладь и задрожала сильнее, но поплыла. Всяко лучше илистого дна — там можно подтянуться на досках. Но дыхание быстро подвело меня, и я схватилась за заботливо подставленное плечо.
— Осталось совсем чуть-чуть, ты сможешь.
Я доплыла, но из воды вылезти не смогла. Вернее не успела, остановленная возгласом Шона:
— Что вы здесь делаете, О'Диа?!
Я увидела ботинки и мокрый плащ. Лица под капюшоном было не разглядеть.
— Зашел проведать скучающих дам и составить им в дождь компанию. Но ты, Шон Мур, вижу, меня опередил. Хорошо я вас заметил, а то ведь так бы и ушел, не найдя машины. А где, рискну поинтересоваться, мисс Брукнэлл?
— В Нью-Йорке, — ответил Шон. Я могла в тот момент только дрожать.
— Вот как? А по какому делу?
— Семейному.
— А…
Но тут Шон уже не выдержал:
— О'Диа, дайте нам уже вылезти из воды. Мы окоченеем здесь.
— Вылезайте, кто ж вам мешает?! — послышался из-под капюшона недовольный бубнеж.
— Вы нам мешаете, О'Диа! Вы милый!
В ответ послышалось недоуменное кряканье.
— О'Диа, ступайте к входной двери, — скомандовал Шон. — Мы вам откроем, когда оденемся.
Господин Гончар еще чуток потоптался в луже и ушел. Шон вылез сам и вытащил меня. К тому моменту мне стало по барабану, что у него между ног. Меня душил смех. Дикий, истерический, и я вся сжалась, чтобы не выпустить его наружу.
— Замерзла? — обнял меня Шон, хотя не знаю, как он думал согреть меня таким же мокрым и ледяным телом!
Французские двери со вчерашнего завтрака оставались незапертыми. Шон притащил из ванной три полотенца. Взял одно, вытерся и обмотал вокруг бедер. Вторым я закрутила мокрые волосы, а третьим попыталась согреться.
— О’Диа брехун, но не трепло. Я скажу ему, чтобы молчал.
— Не надо. Он же ничего не видел. Может, у нас в Сан-Франциско принято плавать голышом.
— Тогда я пойду открою.
И тут началось такое… Я поспешила одеться, чтобы мужики не перегрызлись у дверей. Бреннон О'Диа мог бы чуть уменьшить громкость
— Джеймс Джойс за озером явно услышала, каким нехорошим был ее хозяин, что заставил меня плавать в такую погоду. Речь у Господина Гончара была намного длиннее, но мой мозг ее, к счастью, резюмировал.
— Мур, ты когда-нибудь оденешься? — не выдержал мокрый гость созерцания голого торса своего водопроводчика.
Я к тому времени вышла в гостиную и смогла оценить наглую улыбку Шона.