Двойной без сахара

— Чай еще не остыл. — ответила я и попыталась выудить из-под его пальцев листок, но Шон не отдал:

— Мой.

— Я для Моны рисовала.

— Это мое!

За спором мы даже не заметили возвращения хозяйки. Она забрала рисунок и ручку и спрятала в шкафчик на верхнюю полку, видимо, от детей. Шон придвинул к себе чашку и сделал глоток.

— Остыл? — обеспокоенно спросила Мона.

— Сядь уже! — повысил голос Шон. и сестра подчинилась, но тут же затараторила:

— Я сделаю вам с собой сэндвичи, есть пара упаковок «Хобнобс» и… Термос только один. Второй я разбила.

— Успокойся. Пусть Кейтлин сама сделает сэндвичи. Хватит всех обхаживать.

— Тебе побриться надо, — буркнула Мона, будто обидевшись на выговор брата.

— Не надо. Буду страшным монстром. Может, хоть тогда твои дети начнут слушаться.

— Шон, — Мона бросила на меня короткий взгляд. — Может, вам одним поехать, а?

Шон так резко вскочил со стула, что я еле успела поймать чашку, которую он сшиб локтем.

— Наслушалась Йоны, да? — заорал он, позабыв про ранний час. — Что сразу не сказала, я бы не перся в Корк!

— Шон! — Мона явно хотела встать, но слишком сильно придвинула стул к столу, и живот застрял. Она опустила на него руку и закусила губу. — Ты пригласил Лану посмотреть Ирландию, а не приглядывать за моими детьми.

— Я пригласил Лану, чтобы угомонить твоих детей. — перешел Шон на рык. — И не надо так смотреть на меня. Она в курсе и про Эйдана, и про истерику нашей сестренки, и про сопли Кейтлин. Либо мы едем в Килларни с этой троицей, либо мы с Ланой уезжаем прямо сейчас, и я найду, что ей показать в нашей дыре.

— Шон, извини меня, — выдохнула Мона и наконец вылезла из-за стола.

— Я просто думала, что пока Деклан дома, вы… Здесь достаточно взрослых мест, чтобы показать Лане, и…

— Все достойные взрослые места я успел показать за вчерашний вечер. Все остальное я могу показать ей вместе с детьми. И прошу, не лезь. Я обещал им сегодня Килларни, и я не изменил бы планы даже из-за дождя, а сейчас я точно еду. А завтра мы можем поехать даже на мыс Мохер все вместе, а вы с мелкими делайте, что хотите.

— Завтра я хотела бы, чтобы ты позанимался с Дерри и Рэйем.

— В воскресенье! Господи Иисусе! Ты хочешь, чтобы они меня совсем возненавидели! Парни хотят бегать, прыгать и орать. Именно этим мы и займемся! А для остального у них есть отец.

— Волынка была твоей идеей!

— Моей идеей была не волынка. Я только лишь предложил детям самим заработать и перестать клянчить у родителей, когда в доме нет лишних денег.

Мона сжала губы и почти плюнула в брата словами:

— Так отчего же ты сам волынкой не заработаешь, умник?!

— Потому что мне давно не двенадцать лет, — отчеканил Шон и отошел от стола. — Сейчас мне платят за более приземленные вещи, — Он поднял с пола отломанную ручку. — И именно этим я сейчас планирую заняться в надежде, что ты сваришь для меня овсянку. И эту идиотскую дверь надо починить — как можно вечно жить с задвижкой!

Мона поднялась и поплыла к дивану.

— Не смей ничего трогать в моем доме! Ты меня слышишь?

Но Шон не слышал, он уже шел к лестнице.

— Ты идиот! И всегда им был. И останешься. Слышишь? — бросила она брату в спину.

Я поспешила ретироваться с кухни и почти наступила Шону на ноги, потому что тот пропускал у лестницы Деклана, спускающегося с пока самым младшим сыном на руках.

— Чего так рано поднялись? — взглянул он на нас после обмена утренними приветствиями. А сам уже в рубашке и в брюках. Странно, что без галстука.

— Чтобы успеть с твоей женой поругаться, — бросил Шон зло и начал подниматься. Со мной хозяин дома, к счастью, не начал разговора, и я успела вскочить в комнату до того, как Шон закрыл дверь. Мы стояли слишком близко друг к другу, чтобы разойтись без поцелуя, но его не последовало. Мешала ручка в руках. Шон подошел к окну и оценил ущерб.

— Просто винты разболтались. Минута работы.

Он положил ручку на стол и уселся на стул. Я продолжала стоять у двери и ежиться. Как же комната успела продубеть за ночь! И как же успело зарасти лицо Шона. Щетина сразу накидывает ему лет пять. Чего он молчит? Ждет, когда я попрошу его выйти, чтобы переодеться? А я жду, когда проснутся дети, чтобы пойти в душ, так что пока просто сяду на кровать. Он не повернул ко мне головы, его взгляд теперь буравил дверь. Нет, ему не до меня. Он думает про сестру.

— Шон, — прошептала я, боясь разбудить спящих за стенкой детей. — Не ругайся при мне с сестрой. Я все-таки посторонняя.

Он медленно повернул голову, и дрель его взгляда просверлила дырку у меня между глаз, и я почувствовала, как похолодели виски от отливающей крови.

— Ты для меня не посторонняя. К несчастью.

Шон вскочил со стула, а я с кровати, чтобы не позволить ему уйти. Пока мы одни, надо вновь напомнить ему про расставленные нами точки и подписанные виртуальные договоры. Он отдернул руку от ручки и сунул в карман.

— Ты не так меня поняла, — Шон начал понимать меня без слов. — Просто ты уже столько обо мне знаешь, что еще одна-другая деталь, брошенная в запале, уже не имеет никакого значения.

— Деталь довольно интересная, — Я непроизвольно стала искать в пижамных штанах карманы, заставив Шона издевательски улыбнуться.

— Почему ты не сказал, что играешь еще и на волынке?

— А смысл говорить, если я не собирался для тебя играть.

Слова хлестнули очень больно, и я сжала руки в кулаки — клиентская служба сделала его тонким психологом, он умеет подбирать слова. Не рубит с плеча, как водопроводчики, а подпихивает под ногти тонкие иглы, как нацистский садист. А что я хотела? Я к нему не на концерт традиционной музыки шла.

— А я бы с удовольствием послушала, — постаралась я поддержать беседу в его тоне.

— А я не хотел окончательно испортить отношения с мисс Брукнэлл.

Ах, вот как… Теперь игла вошла глубоко в сердце. Ну давай уже скажи, что ты раскусил мою игру и больше не веришь ни в какого «Эрика». С твоим-то умением выуживать информацию так долго верить моей сказке нереально. Бей сильнее. Я выдержу. Мне даже станет легче. Я устала лгать и взвешивать каждое слово. К тому же, теперь я знаю, что можно было не скрывать от тебя нашу ориентацию. Даже нужно было сказать тебе это сразу — и я бы осталась для тебя посторонней. К всеобщему счастью. А сейчас…