Дядя самых честных правил 11

— Обыграл кого-то в карты?

— Ой, да с кем там играть, Константин Платонович? Нет, я вечерами прогуливался по Тихуане в образе синьора Зорро.

— Причинял добро и наносил справедливость?

— Что-то вроде этого, — Киж осклабился. — Помог хорошим людям, наказал плохих. Убедил парочку жадных синьоров поделиться с ближними.

— Ладно, народный мститель, будем считать, что этот вопрос мы закрыли. Сегодня можешь отдыхать, а завтра у меня будет для тебя ещё одно задание.

— Снова куда-то ехать?

— В Петербург.

Киж подался вперёд, будто охотничья собака, почуявшая дичь.

— Константин Платонович, зачем же откладывать? Я мёртвый, мне отдых не требуется. Готов отправиться прямо сейчас!

— Соскучился по столичным картёжникам? — я рассмеялся. — Нет, уже завтра, нужно подготовить телепорт для твоей отправки.

— Ну хоть расскажите, в чём дело-то.

Я откинулся в кресле, пробарабанил по столу пальцами и вздохнул.

— Наследника нашей любимой императрицы Павла Петровича кто-то активно настраивает против меня. Конфликт с Паниным ему подали так, будто я действовал по приказу Екатерины. Масон подбивал Павла устроить переворот и взять трон, а я помешал этим планам.

— Как хотите, Константин Платонович, — Киж зло прищурился, — но мы его не зря убили. За Сашу…

— Я не жалею, Дмитрий Иванович, ни секунды. И сделал бы то же самое ещё раз. Но Павел — будущий император, и конфликт с ним плохо отразится на княжестве.

— Петербург слишком далеко от нас, — Киж легкомысленно махнул рукой. — Что он нам сделает?

— Много чего, при желании. Княжество пока слишком слабо, чтобы конфликтовать на таком уровне.

— Ну, вам виднее, Константин Платонович. Так вы хотите отправить меня к Павлу с письмом?

— Письмом здесь не обойдёшься. Я пробовал наладить с ним контакт через знакомых Марьи Алексевны, но Павел даже слушать обо мне не желает. Так что ты должен будешь с ним поговорить лично.

— Я?! Константин Платонович, вы переоцениваете мои дипломатические способности.

— Павел помнит тебя с детства. Благородного сударя Кижа, который играл с ним и спасал во время страшного переворота. Это ведь ты таскал его на закорках, когда даже слуги разбежались?

Киж хмыкнул.

— Было дело. Наверное, это может сработать.

— А ещё ты сумеешь поговорить с Павлом без свидетелей. И заодно найти того, кто настраивает его против меня.

— Понял, Константин Платонович. Сделаю всё, что смогу.

— Вот и чудненько. А теперь пойдём, сегодня у нас званый ужин, и гости уже собираются.

* * *

Четыре перемены блюд, интересные разговоры и дружеская атмосфера — вот рецепт званого княжеского ужина в моём исполнении. Да, здесь не было блеска приёмов петербургского и московского дворянства, и уж никак обстановка не могла тягаться с императорским двором. Но я и не гнался за бессмысленными пафосом и роскошью. Гораздо важнее люди, которые меня окружают: верные, преданные и радеющие за дело. Собственно, именно ради них и затевался этот ужин.

Я наблюдал за своими домашними и гостями, иногда вставлял реплику-другую и подмечал интересные детали.

Суворов неожиданно начал оказывать знаки внимания Агнес де Кюрис. Как мне сказала Марья Алексевна, генерал приехал в Алеутское княжество в том числе из-за проблем с женитьбой. Его активно сватали за княжну Прозоровскую, с которой у Александра Васильевича не нашлось ничего общего. Вот он и воспользовался отставкой и отъездом ко мне как возможностью не заключать нежеланный брак.

Камбов чувствовал себя за столом как рыба в воде. А вот Харитон Хухай и Светлячок, хоть и служили мне столько же, вели себя несколько скованно, но держались с достоинством. Алексей, Юрий и Анастасия Ларины много смеялись и болтали, вовлекая в разговоры опричников. Отданные мне в ученики, они нашли себя в деланной магии. Стали отличными «инженерами» и продолжали держаться вместе. По семейной традиции они даже в Ангельскогорске жили в одном доме. Кулибин и двое других моих учеников, Ванька Черницын с Настей Ивановой, тоже не чувствовали себя чужими и рассказывали какие-то заводские истории. А Лаврентий Палыч, как обычно, пребывал в своих денежных мыслях и отвлекался от них только тогда, когда приносили новое блюдо.

Единственный, кто был не в своей тарелке, это Иван Щербатов. Бывший коробейник, сделавший себя сам и ставший купцом первой гильдии, а ныне управляющий Русской Американской компанией редко бывал у меня в гостях. И до сих пор слегка робел, когда являлся на доклад.

Полагаю, столичный высший свет пришёл бы в ужас, что князь сидит за одним столом с простолюдинами. Кое-кого хватил бы удар от такого демонстративного пренебрежения «приличиями». Но я-то точно знаю, что благородство человека никак не связано с его происхождением. С некоторыми графьями и князьями я побрезговал бы даже рядом стоять, настолько они отвратительны внутри. Но, как бы я ни считал, в этом мире дворянский титул значит пока слишком многое. К счастью, у меня есть возможность облегчить сословное бремя для своих соратников.

— Судари и сударыни!

Я чуточку повысил голос и дождался, пока установится тишина.

— Сегодня я собрал вас не просто так. А чтобы объявить о некоторых изменениях в Алеутском княжестве.

Глаза собравшихся за столом внимательно смотрели на меня, ожидая продолжения. На краткий миг я почувствовал себя Петром Великим, готовым объявить о реформах своим соратникам.

— После разбора юридических вопросов с Лаврентием Палычем, — лже-лепрекон кивнул, подтверждая мои слова, — мы выяснили, что я, как владетельный князь, имею полное право регулировать все вопросы в Алеутском княжестве. Мы уже начали подготовку законов, которые должны установить справедливый порядок на этой земле. Во-первых, в княжестве запрещено владение человеком во всякой форме. Здесь не может быть ни крепостных, ни рабов. И всякий несвободный, попавший на эту землю, должен быть освобождён без условий.

В принципе, это было просто закрепление сложившегося в княжестве порядка. Крепостных официально сюда не переселяли, а беглых мы не выдавали, как и испанских рабов. Но из этого правила было одно исключение — мои крепостные не желали терять особый статус близости к князю. Так что я разрешил им сохранить звание «княжеские крепостные», но они были свободными и имели право обратиться ко мне с прошением в любой момент.

— Во-вторых, владение землёй разрешено любому жителю. И в-третьих, дворянство княжества будет иметь некоторые привилегии, как то: обращение к князю напрямую, защита чести и суд равных. Но взамен будет обязано служить на благо отечества.

Камбов еле заметно усмехнулся, услышав мои слова. Он несколько раз высказывался в беседах со мной, что российское дворянство взяло слишком много вольностей и перестало быть служивым сословием. Меня тоже раздражало такое положение, когда дворяне получают кучу прав, а взамен не дают ничего. И собирался это исправить, по крайней мере на своей земле. Но Камбов рано радовался, потому что следующее объявление касалось именно его.

— И первому я жалую наследное дворянское достоинство Алеутского княжества… — По моему знаку слуга подал мне лист бумаги. — Семёну Ивановичу Камбову.

— Князь…

Он вскочил, едва не уронив стул. Подошёл ко мне и опустился на одно колено.

— Князь, жизнь за тебя отдам!

— Встань и служи мне, как служил. По заслугам воздаю тебе.

Кроме дворянской грамоты я отдал ему дарственную на усадьбу с большим наделом земли.

Следом я вручил подобные грамоты и земли остальным приглашённым. Харитону Хухаю, Светлячку, Кулибину, Лаврентию Палычу, Ване Черницыну и Насте Ивановой. Ларины тоже не избежали этой участи, чтобы подтвердить их статус в княжестве.