Дядя самых честных правил 11
Шрифт:
— Ну… — девушка вздохнула, посмотрела на испанца и смущённо ответила: — Сантьяго обещал научить меня определять созвездия. А сегодня как раз облаков нет, и вот мы договорились.
— Значит, Сантьяго, — я прожёг взглядом испанца.
Киж сдавленно кашлянул и бочком начал отходить к деревьям.
— Ваша светлость, — испанец шагнул ко мне, — это моя вина. Прошу…
— Чья это вина, я решу сам. Вас, де Суньига, опричники сейчас проводят под арест.
— Дядя Костя!
— Вашу судьбу, синьор, я решу завтра. А вы, Ксения Петровна, отправляетесь со мной для серьёзного разговора. Всем всё понятно?
Садясь
— Да уж, Константин Платонович, — вздохнул Киж рядом со мной. — А ведь я её на руках таскал, помните? Оглянуться не успели, а она уже взрослая, и проблемы соответствующие.
— А вокруг всякие сантьяги вертятся. Ладно, едем на гасиенду, там разберёмся.
На семейном совете в моём кабинете присутствовали: Марья Алексевна, Таня, Бобров, я сам, естественно, и рыжая виновница собрания. Ну, ещё и Киж просочился, тихонько сев в уголочке, изображая безмолвный предмет обстановки. И конечно, такое сборище не могло обойтись без Мурзилки. Кот по-хозяйски обошёл кабинет, запрыгнул на стол и уселся рядом со мной, довольно щурясь.
— Итак, Ксения Петровна, я жду ваших объяснений произошедшего.
Если на поляне Ксюшку бил мандраж, то по дороге домой она успокоилась, и к ней вернулась её привычная напористость. Да, признала она, случайно увидела в Ангельскогорске Сантьяго. Грустный испанец показался ей таким одиноким и несчастным, что она с ним познакомилась. Да, сама подошла и познакомилась, что в этом такого?
— Но ведь это же крайне неприлично для юной девушки! — возмутилась Марья Алексевна.
— Бабушка Марья, — Ксения театрально вздохнула, — я прокладывала эфирную дорогу через алеутскую тайгу. Командовала сотней рабочих, устраивала им выволочки за пьянство и два раза давила бунт, когда нам подсылали провокаторов. И после такого мне неприлично спросить у дворянина, почему он грустный?
— А я говорила Петру, что тебя отпускать нельзя, — проворчала княгиня.
Включаться в этот спор я не стал. Камбов мне рассказал о приключениях рыжей на Алеутщине. Под безобидной внешностью прятались упрямый характер и крутой норов. Честно говоря, до сих пор не укладывалось в голове, что маленькая проказница, отданная мне в ученицы, и эта «стальная барышня» одно и то же лицо.
Да, продолжила Ксюшка, познакомилась и ничуть не жалеет. Сантьяго оказался приятным собеседником, умным и начитанным. К тому же он не знал о её родстве с князем, считая дочерью небогатого дворянина. Да, испанец ухаживал за ней, но так робко и наивно, что вызывал умиление. И нет, она ни в чём не раскаивается, потому как ничего предосудительного не делала.
Мурзилка мягко спрыгнул со стола и подошёл к Ксюшке. Потёрся о ноги, словно утешая, и залез к ней на колени, подставляя голову для почёсываний. Ну да, рыжая у него всегда была любимицей, и кот вставал на защиту, когда её ругали за проказы.
— Вот только ты не учла один момент. Де Суньига — испанец.
— И что?!
— Пленный испанец.
— Так ведь…
— Взятый во время нападения на наш острог.
— Перестань, Костя, — Марья Алексевна
строго посмотрела на меня. — Девочка ни в чём не виновата.— Кхм… — У меня аж в горле запершило от такого заявления.
— Сам знаешь, у нас тут никакого общества, ни балов, ни театра самого захудалого. Вокруг только твои опричники да купчишки. А девочке пора замуж, между прочим.
В углу сдавленно хрюкнул Киж, но на него никто не обратил внимания. Таня прикрыла рот ладонью, скрывая улыбку, а Бобров поднял взгляд к потолку.
— Бабушка! — Ксения вспыхнула.
— Вот именно! Он тебе предлагал руку и сердце?
Рыжая залилась краской.
— Предлагал?
— Он не может, — тихо пискнула она. — Ему ещё год сидеть в плену у дяди Кости.
— Ну это мы решим, — махнула рукой княгиня, — невелика проблема. Костя не будет противиться твоему счастью.
— А я, может, не хочу за него, — Ксюшка поджала губы.
— Не хочешь? — княгиня хмыкнула. — Костенька, ты этого испанца расстрелять, наверное, должен?
Какая бы Ксюшка ни была решительная барышня, но тягаться с Марьей Алексевной ей было рановато.
— Бабушка! Ты сама говорила, сразу замуж нельзя соглашаться. Надо присмотреться, подумать. Чтобы не было мучительно обидно за напрасно потраченные лучшие годы.
— А ты не присмотрелась?
— Ну, присмотрелась, — Ксюшка надулась, как хомяк. — Он хороший, добрый. И поговорить есть о чём, не то что другие.
— Другие — это кто? — вмешался я.
— А-а-а, — девушка махнула рукой, — эти все.
Княгиня согласно кивнула и вздохнула. Я не успел открыть рот, как Таня выразительно посмотрела на меня. Кажется, кое-кто устраивал для любимой «внучки» смотрины потенциальных женихов. Нет, в эти дела лезть точно не стоит, и знать не хочу, где и когда это происходило. У меня и других дел хватает, чтобы не соваться в женские тайны.
— Костенька, — обернулась ко мне Марья Алексевна, — может быть, ты разрешишь этому молодому человеку приезжать сюда? Чтобы Ксюшенька могла присмотреться к нему ещё раз и обдумать. А я прослежу, чтобы всё было как положено. Можно бал устроить, кстати.
— Значит, так, — я встал и прошёлся по кабинету. — Твой испанец…
— Он не мой, — буркнула рыжая.
— Отлично. Значит, мой пленный испанец не будет видеться с тобой в ближайший год.
— Дядя Костя! Это жестоко!
— Костенька, так нельзя!
— Во-первых, — продолжил я, игнорируя возмущённые взгляды, — он сидит в плену, на минуточку. И потакать ему в скрашивании досуга я не собираюсь. Во-вторых, за это время вы, Марья Алексевна, наведёте справки о его семье. У вас наверняка найдутся связи в Испании.
Княгиня на секунду задумалась.
— Найдутся. Завтра же отправлю письма кой-кому в Петербурге.
— В-третьих, это будет проверка для вас обоих.
Марья Алексевна, по началу собиравшаяся возразить мне, согласно кивнула.
— Да, Ксюшенька, так будет правильно. Если у него к тебе чувства, то год он потерпит. Да и ты тоже поймёшь, нужен ли тебе этот испанец. К тому же вы сможете писать друг другу романтические письма. Ты ведь не будешь против переписки, Костенька? Ах, у меня до сих пор хранятся письма одного чудесного юноши! Как он писал, как писал! Я тебе завтра покажу, Ксюшенька.