Дьяволы

— Помоги! — Алекс загородилась рукой от пыли, крича барону.

Вампир даже не пошевелился. — Ты претендуешь на трон, но при этом не можешь усмирить даже одного мага?

Круги раскалились докрасна, прожигая пол. Голова орала бессмыслицу. Брат Диас пурпурнел.

— Что мне, блять, делать?! — взревела Алекс.

— Греби... — спокойно командовал Эрик у руля, держа трубку пожелтевшими зубами. — Греби... — Его голос дробил время на ритмичные доли, успокаивая ее бешено бьющееся сердце. — Греби...

Боги, как она забыла, как любила это: запах моря, хлопок парусов, ледяные брызги на коже. Забывать — ее талант. Забывать могло быть даром. Но и проклятием. Кто сказал ей это? Какой-то хмурый рыцарь. Где они встретились? Она перестала искать смысл в узорах жизни. Пусть все накрывает, как прилив после заката.

— Греби, — буркнул Хальфдан, хмурясь на нее. — Жизнь и так боль. Не усложняй.

— Ага. Греби. Конечно. — Она всегда тянула свою лямку. Шершавыми ладонями обхватила отполированное весло, вложив в него всю силу.

Смеркалось. Небо синяками затянуло грозовыми тучами. Пора бы к берегу, но где он? Было ли там вообще что-то? Может, они всегда были в открытом море, над бездной?

— Не заглядывай слишком вперед, — сказал Олаф рядом. Вигга засмеялась, но, обернувшись, увидела: половина его лица изуродована когтями, глаз — кровавая воронка.

— Что случилось? — прошептала она.

— Ты, — ответил он, держа в ладонях собственные кишки.

— Ненавидь сотоварища, но греби в такт, — сказал Эрик.

— Ага. — Вигга кивнула, глотая страх. — Часто так говорю.

— Но мы выгребли за край света, блять. — Слово вырвалось синим дымком из его почерневших губ. Может, Эрик сбежал от нее, но замерз в снегах? Она всегда знала: сбежавшие далеко не уйдут.

— Это не я, — всхлипнула Вигга, — это волк.

Она выбралась из прибоя на берег, лицо в соленых брызгах и слезах. Темный берег под черным небом, волны яростно лижут песок. Тропа меж двух камней-великанов, испещренных теми же рунами, что и ее тело.

— Я знаю это место, — прошептала она.

— Естественно, — Хальфдан двинулся к камням. Его горло зияло раной, слова пузырились кровью из носа.

— Не хочу идти.

— Но ты уже пошла.

Она попыталась бежать, но ноги понесли по тропе. Навстречу волку.

— Сиди в клетке. — В нее тыкали сквозь прутья, железо раскалено, воняет горелым. Она забилась в угол, стараясь не видеть кровь на руках, не чувствовать ее под ногтями, не ощущать корку на губах. Зарылась в вонючие тряпки, прячась от себя.

— Я ошибка. Я зло. — Она сжалась в комок, будто могла исчезнуть. — Я грязь. Мама, прошу. Люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, — мать заплетала ей косу. Вигга славила богов, что дома. Странно, правда, откуда такой огромный стол в хижине? — Люблю и всегда буду с тобой. — Она закончила косу, вздохнула. — Но посмотри, к чему это привело. Любить тебя это как золото в колодец. Любить тебя это смертный приговор. Волк всего лишь отмазка, да и та хреновая. Ты и до укуса была зверем.

— Не говори так. Ты никогда...

— Но ты знаешь, что я так думала.

Больно. Она закусила губу, отвернулась. Слезы щекотали щеки. Вигга сжала кулаки, вглядываясь в тьму за обломками лодки, ее каркас — словно ребра драконьего скелета.

Волк крался за ребрами корабля, внутри ее собственной груди. Глаза сверкали во тьме. Ярость. Ненасытный голод.

— Блять, волк! — заорала она. — Вор! Ты украл мою жизнь!

Волкам слова не нужны. Только вой и голод. Крадется, выжидает. Ждет, чтобы подарить ужасный дар — укус, что станет ее концом и началом.

Она присела среди изуродованных тел товарищей. — Не сделаешь меня рабыней. — Вигги встала, сжав кулаки. — Я нацеплю на тебя намордник! Клянусь!

Ярость вспыхнула неудержимо. Она бросилась в темноту.

Солнце садилось. Кровавый закат над долиной, изрытой грязью и усеянной обломками. Столбы черного дыма вздымались в израненное небо. Пепел сыпался, как снег.

— Ну и дела, — пробурчал Якоб, ковыляя дальше.

Тропа ныряла в лес. Но не из деревьев. Из заостренных кольев, вбитых в землю острием вверх. Из висячих виселиц, дыб и цепей. Из огромных колес, подобных тому, на котором Спасительница отдала жизнь за человечество.

Вдали раздавалось постукивание. Тук, тук, тук.

На некоторых кольях были насажены трупы. Предупреждение. Сначала эльфы, пришедшие сеять ужас среди людей и нашедшие его. Враги Бога, явившиеся преподать кровавые уроки и не ждавшие, что ученик превзойдет учителей.

Но у Бога много врагов, и не все из них эльфы. Продвигаясь, Якоб увидел среди пронзенных мужчин. Затем женщин. Затем детей. Все больше. Вот куда вела священная тропа. Итог праведного дела. Лучший мир, который они строили. Лес из мертвецов.

Стук приближался. Бам, бам, бам.

Дыхание Якоба хрипело от дыма. Дорога превратилась в море колеистой грязи, кишащей трупами и частями тел. Шагнуть было некуда, чтоб не наступить на руку, ногу, лицо. Хотел бы он сказать, что это худшее, что он видел... Худшее, что совершил.

Сквозь мрак пробивался свет в котором тени кольев тянулись к нему, как пальцы. В прогалине, окруженной телами на кольях, горел костер. Тела в доспехах Железного Ордена и Золотого Ордена. Его Ордена. Ибо враги Бога повсюду. В каждом.

Молот стучал громче, каждый удар отдавался болью в висках.

Ветер взметнулся, сухой и обжигающий, трепля лохмотья мертвых мужчин и спутанные волосы мертвых женщин. Пламя отклонилось, открыв фигуру в доспехах, приседающую у кола, вбивающую клинья у основания.

Последний удар — и он встал, спиной к Якобу.

На нем был белый плащ с вышитым двуглавым орлом, Кругом Веры, добавленным по просьбе Святейшей, осколками благословленных зеркал, отражающих Черную Магию. Но подол был залит кровью по колено. Так и было.