Джоконда и паяц

Взбудораженный и злой на себя, Роман вернулся к месту аварии. Тело Алины уже увезли. Теперь все зависит от экспертизы. Кровь погибшей проверят на наличие алкоголя и наркотических веществ. А на яд?

Он позвонил знакомому патологоанатому и получил неутешительную консультацию. Скорее всего, эксперт ограничится стандартными в таких случаях анализами. Никаких специальных дополнительных исследований проводить не будут.

Лавров и сам это знал. Не платить же эксперту из своего кармана, чтобы тот…

– Тьфу!

В голове крутился мотивчик про тореадора, которому пора было идти в бой.

– Черт бы побрал этого Артынова с его женами и натурщицами! Черт бы побрал Рафика с его платонической любовью! Черт бы побрал Глорию с ее предсказаниями!

Лавров чувствовал себя разбитым, опустошенным. Вскипевшая было злость излилась жалостью к молодой красивой женщине, превратившейся в груду мяса и костей. Всего пару часов назад она еще улыбалась и пила кофе, а теперь лежит в морге вместе со своим не родившимся ребенком. Позвонить Рафику?

– Только не на ночь глядя, – прошептал он. – Завтра.

Хотелось забыться, отогнать прочь мысли о непоправимости смерти, которую он не сумел предотвратить. И он набрал номер Ложниковой.

– Ты? – обрадовалась она. – Я думала, ты больше не позвонишь.

– Мы можем увидеться?

В трубке повисло молчание. Эми перебирала варианты.

– У Валеры сегодня бильярд в клубе, – сообщила она. – Допоздна. Туда он меня не берет.

– Где встретимся? В гостинице?

– Лучше у тебя. Только не надолго…

Черный Лог

Мастерская Глории, в отличие от мастерских художников, походила на что угодно, кроме помещения, где работает живописец. Хотя тут хватало и картин, и мраморных бюстов, и прочих интересных вещей.

Самыми загадочными были семь медных кувшинов с горлышками, закрытыми «сулеймановой печатью». В каждом кувшине пребывала некая магическая субстанция, которую Глория называла джинном.

– Вот ты где, – прошептала она, касаясь одного из кувшинов с эмалевой вставкой в виде шута. Круглая рожица его покоилась на круглом, как у балаганного Пьеро, воротнике. Голову увенчивал двурогий колпак с бубенчиками на концах. – Кто не спрятался, я не виновата!

Кувшин чуть заметно покачнулся, издавая звуки, похожие на смех. Очень тихие, едва различимые.

– Их слышу только я, – вздохнула Глория.

– У тебя чудесный слух! – отозвался карлик. Он сидел на диване и болтал короткими кривыми ножками.

– Ты меня напугал.

– Прости, моя царица. У меня и в мыслях не было пугать тебя. Я соскучился.

– Паяц водил меня в свою галерею, – сказала она. – Показывал картины. Это было во сне.

Агафон кивнул, словно она говорила о чем-то само собой разумеющемся.

– Искусство – один из параллельных миров, который соприкасается с миром людей, – объяснил он. – Тесно соприкасается. Ты можешь его видеть, слышать и осязать. Творчество туманно и загадочно, в нем есть сумеречные зоны и мрачные лабиринты. Его феерический блеск порой обманчив.

– Разве вдохновение бывает злым? – спросила Глория.

– Зло вездесуще, – глубокомысленно изрек Агафон и покосился на кувшин с шутом.

Глория проследила за его взглядом, а когда повернулась, карлик исчез. В последнее время он не баловал ее своим присутствием. Внезапно появлялся, отпускал пару реплик и так же внезапно пропадал, словно растворяясь в пространстве своего бывшего жилища.

– Спасибо. Обнадежил! – всплеснула она руками, не желая признаваться, что ей не хватает этого мудрого уродца.

В дверь мастерской постучали, и великан Санта зычным голосом объявил:

– К вам посетитель, Глория Артуровна. Бандит и грабитель, которого вы запретили поучить уму-разуму. Пашка Майданов, чтоб ему пусто было. За воротами стоит. Пускать?

– Пусти, пожалуй…

– В дом вести или вы выйдете?

– Веди в дом.

Возмущенный такой лояльностью к нарушителю спокойствия, Санта, тем не менее, не посмел возразить. Слово хозяйки – закон. Он шумно вздохнул, потоптался на месте и скрылся за дверью.

– К нам гость, – усмехнулась Глория, глядя на диван, где минуту назад сидел Агафон. – Кажется, я знаю, зачем он явился. Чего доброго, станет в любви признаваться. Вот смех-то!

– Над любовью не смеются, – прозвучало откуда-то сверху.

* * *

Молодой человек с любопытством и некоторой робостью разглядывал убранство каминного зала. Вся гамма оттенков красного гармонично сочеталась с бронзой багетов, светильников и люстры.

– Прикольно… как в музее. И камин…

– Нравится? – улыбнулась Глория.

– Я такие комнаты только по телику видал, в сериалах, – признался Павел. – Но чтобы у нас в деревне…

– Чем обязана твоему визиту?

– Я деньги принес, – смутился парень. – За разбитое стекло. Вот…

Он положил на столик пару купюр и сунул руки в карманы джинсов. Хорошим манерам его не научили. Кому было учить-то? Зато благодаря книгам Павел говорил на приличном русском языке.

– Если хотите, я сам стекло поменяю, – предложил он. – Я же обещал.

– Стекло Санта уже вставил.

– Да? Я так и думал.

Глядя на «грабителя», Глория невольно залюбовалась. Он оказался куда привлекательнее, чем в прошлый раз. Привел себя в порядок, подстригся, побрился, подтянулся. Рослый светлоглазый блондин с нежными, как у девушки, губами. Женщины от таких без ума.

– Нашел работу? – спросила она, чтобы поддержать беседу.

– Не-а…

Она чуть не брякнула про сестру в Москве, но вовремя прикусила язык. Сестры-то уже нет в живых. А Павел, похоже, ни слухом ни духом.

Глория тряхнула головой, отгоняя картину дорожной аварии. Свет фонаря, смятый ударом металл, толпа зевак… белое запрокинутое лицо, копна волос, залитая кровью… карета «скорой помощи»…

– Поеду обратно на север, – произнес молодой человек. – Тошно мне здесь. И в Москве тошно. Смысла в жизни нет.

– Нет, – подтвердила Глория. – А жить надо.

– Вот в чем прикол! Раньше я хоть выпить мог, – пожаловался Павел. – И вдруг – бац! – как отрезало. Будто порчу кто навел, ей-богу. Хотел травки курнуть, и тут облом. От одной мысли закрутило всего, замутило. А вы порчу снимать умеете?