Джулия

— Я был там по делам и встретил ее случайно, — как-то слишком небрежно бросил Лео.

Джулия подумала, что вся эта цепь совпадений могла оказаться вовсе не случайной, но предпочла не докапываться до истины.

— Впрочем, мне это неинтересно, — словно испугавшись, что докопается до нелицеприятной правды, сказала она.

— Вот это мудрые слова, — сказал Лео, вставая и подходя к ней.

Он обнял ее и нежно погладил грудь, как перед этим Заира.

— Маркиза тебя точно так же гладила, — заметил он. — Это был прилив нежности, единственная дозволенная ласка или только начало любовной игры, которая должна была закончиться близостью?

Он спросил это полушутливо, но в его тоне Джулия уловила подозрение. Лео был по-настоящему влюблен в нее. Особенная, не такая, как все, — умная, красивая, чувствительная — она всерьез увлекла его. Увиденная им сцена возбуждала любопытство Лео, интриговала. Подозрение придавало таинственность их отношениям, он сам не знал, хочет ли он знать правду.

— Ты мне не ответила, — сказал он.

— И не намерена отвечать.

— Почему?

— Имею право, — с шутливой торжественностью ответила она, — потому что сказанное мною может быть использовано против меня.

— А если я буду настаивать?

— Тогда я прямо отвечу тебе, что это не твое дело, — резко ответила Джулия, — как не мое дело, что там у тебя было, есть или будет с твоей женой.

Короткая ночь любви кончилась, а с ней и сладостный обман. Жестокая действительность вступала в свои права.

— Я готов тебе все рассказать, — немного растерявшись, сказал Лео.

— А я и так представляю себе, как ты перед ней по струнке ходишь.

Слова Джулии задели Лео за живое.

— Я боюсь, что у нас ничего не получится после всего этого, — сказал он.

— Я тоже так думаю.

— Почему ты такая непредсказуемая, Джулия, такая переменчивая?

— Когда гаснет свет звезд и просыпается жаворонок, — нараспев произнесла Джулия, — когда тьма отступает за горизонт, приходит время недоверия, потому что ночь — для удовольствий и иллюзий, день — для подозрений.

— Это относится к Заире? — спросил Лео.

— Это ни к кому не относится.

«Как доказать ему, — подумала Джулия, — что я не испытываю к Заире физического влечения? Что в наших отношениях нет ничего предосудительного? Как объяснить, чтобы он поверил?»

— Мне не нравится сравнение Заиры с моей женой. В конце концов, ты знала о ее существовании, я же о Заире не знал ничего.

Джулия не чувствовала себя виноватой.

— Зато теперь ты в курсе, — зло сказала она. — Можешь успокоиться.

Лео не знал, что происходит у нее в душе, и расценил ее агрессивность как попытку защитить свою сексуальную свободу. Мысль о том, что Джулия занимается любовью с женщиной, возбуждала его, но одновременно ставила под сомнение их совместную жизнь. Его охватили ревность и ярость одновременно.

— Сколько у тебя было связей? — спросил он. — Можно заниматься самым утонченным развратом, оставаясь при этом девственницей.

— Ты идиот, ханжа, моралист! — презрительно бросила она ему в лицо. — Беги, прячься под юбку своей жены!

Обида ослепила ее, она выкрикивала эти слова, движимая единственным желанием — побольнее уколоть Лео.

Лео влепил ей пощечину. Ее щека сразу же стала пунцовой.

— Вон! — одними губами произнесла она, и ее глаза налились слезами.

Неожиданно Лео пришел в себя. Почему их прекрасная ночь закончилась таким вульгарным скандалом? Он подошел к Джулии и нежно обнял ее. Она обхватила его руками, и они заплакали вместе.

— Я люблю тебя, Джулия, я хочу, чтобы мы поженились.

— У меня ничего не было с Заирой, — ответила она, — успокойся, я не лесбиянка.

Глава 7

— Не надо было называть тебя Джулией, — качая головой, пробормотал Витторио де Бласко, и было неясно, корит ли он только дочь или себя тоже. — Я должен был помнить, какой сумасбродкой была Джулия Беккария, твоя прабабка.

Он очень сдал после болезни, но его дворянские амбиции остались прежними. Он был буквально помешан на благородных и именитых предках, подчас выдавая желаемое за действительное.

— Бенни тебе наговорил про меня Бог знает что, — уже обессилев от слез, оправдывалась Джулия. — Никакое я не исчадие ада.

Они разговаривали в комнате, которая служила одновременно и столовой, и гостиной, и кабинетом. Витторио де Бласко полулежал на диване, укрытый серым вязаным одеялом, Джулия сидела за письменным столом. Учитель всего несколько дней назад выписался из больницы. Постаревший и ослабевший, он остался верен своим строгим моральным принципам и сейчас тихим торжественным голосом отчитывал дочь, только что вернувшуюся из Модены.

— Никто не говорит, что ты исчадие ада, но ты молодая, неопытная и можешь наделать непоправимых ошибок. Долг родителей уберечь детей от необдуманных шагов.

Джулия вспыхнула.

— Мне двадцать лет, папа, — горячо заговорила она, — и я считаю, что моя жизнь принадлежит мне, ты не согласен? Я не виновата, что влюбилась в женатого мужчину, так получилось. Ведь часто что-то случается помимо воли.

Джулия ожидала оскорблений и вся съежилась за большим письменным столом, но отец ответил ей спокойно и тихо:

— Слова, девочка моя, одни слова. Что бы я ни говорил тебе сейчас, какие бы аргументы ни приводил, ты мне все равно не поверишь, потому что опыт передать нельзя, его можно получить, лишь набив себе шишек, что вы, молодые, и делаете. Но когда-нибудь ты вспомнишь мои слова и будешь горько плакать. А лет через двадцать сама окажешься в моей роли и будешь увещевать собственного сына или дочь похожими словами, но дети тоже тебя не послушают. Вот тогда ты поймешь мою горечь и мое бессилие.

В комнате было жарко и пахло летним зноем, а в саду легкий ветерок, играя с солнцем в прятки, шелестел в густой зелени деревьев. Джулия боялась, что отец, настроенный против нее Бенни, выгонит ее из дома, ждала сурового приговора, представляя себе разгневанного Создателя, отправляющего грешницу Еву в изгнание, вон из райских кущей. Вместо этого она услышала горькие размышления умудренного житейским опытом человека. Голос отца выражал скорее сожаление, чем гнев.

— Возможно, ты бы не бросилась в объятия первому встречному, если б в семье царили более теплые отношения, — заметил Витторио де Бласко с сожалением.