Эффект Холла, или Как меня обманула одна девушка
Шрифт:
– Да! Я такая! А ты, скучный хмырь, Леня. Незя-а-а, незя-а-а, заладил, как воспитанный пионер. Ты, наверное, в школе был отличником, всегда делал уроки и мечтал вступить комсомол? Так? А еще приходил домой всегда до девяти вечера, потому что позже по улицам ходят хулиганы и бьют отличников, да?
– Ну, отличником был, а в остальном было несколько по-другому. Я чуть-чуть занимался самбо вместе со всеми будущими хулиганами нашего двора, поэтому все они были моими корешами.
– Ну, ладно, ладно. На чем будем кататься? Надеюсь, мы будем нарушать правила?
– А как же! Мы же русские. Пойдем угоним машину у Hertz.
– А они не обидятся?
– Да нет. Они уже и ключи подготовили.
Единственное дело, которое в процессе подготовки поездки я сделал самостоятельно без помощи Лео, – это аренда автомобиля. Дело в том, что женщины обычно заказывают машину как что-нибудь красивое, как еще один аксессуар к платью или к макияжу. Женщина ни за что не закажет автомобиль, в котором она будет плохо смотреться. Мужчины выбирают автомобиль для того, чтобы
23.
Первые два дня были похожи один на другой как две капли воды. Мы радовались солнцу как сумасшедшие. Утром завтракали и вылетали из отеля в сторону ближайшего пляжа. Проносились по серпантину с открытыми окнами и громко включенной клубной музыкой мимо медленно движущихся в своих машинах европейцев. На пляже валялись на песке, плавали, загорали. Что бы мы ни делали, мы пытались делать это, держась за руки или касаясь друг друга телами. Мне казалось иногда, что это сон, сладкий сон. Мне нужны были ежеминутные подтверждения реальности происходящего постоянными касаниями, сплетениями рук и ног. Накупавшись, мы ехали в какой-нибудь ресторанчик поедать морских гадов и рыбу, упиваясь белым вином, что-нибудь типа «Torres Vina Sol». Потом возвращались в отель поваляться в постели во время полуденной жары. Пьяно и нежно любили друг друга. Затем лежали под белыми простынями. Я гладил ее длинные пушистые волосы, зарывался в них лицом, пытаясь вдыхать сквозь них теплый, насыщенный солью воздух. Отдохнув, часов в пять вечера, мы выдвигались в какой-нибудь ближайший город за новыми впечатлениями. В первый день поехали в Platya d’Aro, во второй – в Жирону и в Фигейрес. Ужинали там же. Возвращаясь ночью, устраивались на балконе, вдвоем на одном большом мягком кресле. Разливали по бокалам вино. Смотрели на подсвеченный замок на берегу моря, на серебристые барашки, бегущие по волнам. Мечтали, о чем-то болтали.
Особенно запомнилась первая поездка в Platya d’Aro. Дорога туда из Lloret de Mar ведет через Tosa de Mar вдоль берега моря. И это один большой вечный серпантин. Дорога то ныряет вниз, цепляясь за скалы и нависая над пропастью, то выстреливает вверх, ближе к небу, паря над морем. И так продолжается эта немыслимая качка. Вниз, внутрь скалы, вверх к небу и солнцу, на вершине разворот, и все повторяется заново. От Йорета до Тосы дорога чуть более пологая и широкая, поэтому ехать можно побыстрее, на отдельных участках разгоняясь до ста сорока километров. А вот от Тосы такое впечатление, что ты вступаешь на тоненький подвесной мостик над пропастью. Одно неверное движение – и выброс адреналина в кровь станет последним событием в жизни. Дорога от Тосы представляет собой один сплошной серпантин без обочин. Есть только две полосы для автомобилей, причем даже два джипа здесь разъезжаются с трудом, едва не касаясь друг друга зеркалами. Обочины нет совсем. Вместо сплошной справа от автомобиля либо отвесная скала, либо легкое заграждение обрыва. Через каждые три километра устроены смотровые площадки. Остановиться на трассе, кроме как на этих смотровых площадках, не перекрывая движения, нет никакой возможности. И разогнаться можно успеть только до восьмидесяти километров, и то на редких участках. А так только начинаешь ускоряться – тут же нужно тормозить. Днем на серпантине выстраиваются длинные кавалькады, возглавляют которые самые медленные. Они едут обычно километров тридцать в час. Обогнать на таком серпантине практически нереально. Поэтому народ выстаивается в длинные очереди и делает вид, что никуда не спешит.
Ночью другое дело. Машин почти нет. Когда едешь в абсолютной темноте, то в какой-то момент перестаешь понимать, едешь ты вверх или вниз. Фары бегло высвечивают непонятные куски скал, причудливые тени которых
сплетаются в немыслимый калейдоскоп. Чем больше скорость, тем быстрее бежит перед глазами чехарда теней. В какой-то момент начинаешь себя чувствовать как белка в колесе, потому что серый калейдоскоп завораживает и влечет к себе. Хочется дотронуться до него, окунуться в черно-белую гиблую круговерть. И только усилием воли контролируешь свои цепкие движения, четкие переключения скоростей и уверенные повороты руля. Фары приходится включать в режим дальнего света. Самая большая хитрость – это правильно резать углы, то выскакивая на встречную полосу, то вжимаясь в свою. Внезапное появление встречной машины из-за поворота ночью легко предусмотреть из-за отблеска фар на бордюре дороги или по бликам на отвесной стене. Увидел, что не только ты светишь на дорогу, и сразу понятно, что сейчас из-за поворота выскочит на тебя встречная машина. Значит, срочно по тормозам и обратно на свою полосу. Днем, даже на пустой дороге, приходится постоянно держаться своей полосы, потому что появление встречки не предугадаешь. Поэтому экстремальные скорости с визгом резины, с запахом горящих колодок и трансмиссии возможны только ночью. Ночь – время для адреналинщиков и самоубийц.Туда мы ехали, изучая местность, время от времени останавливаясь, чтобы пообниматься на краю какой-нибудь отвесной скалы с умопомрачительным видом вниз, на море, бьющееся о скалы. Ехали медленно, запоминая повороты. Иногда отпускали впереди идущую кавалькаду метров на двести, чтобы в один миг снова догнать, опробовав свои силы на пройденном остром повороте. Лео вжималась в сиденье, вцепляясь в края когтиками. Глаза ее начинали лихорадочно блестеть после каждого с визгом пройденного участка. Очередной раз, догнав толпу впереди ползущих, она лезла ко мне целоваться, нарочито загораживая мне дорогу, норовив поцеловать в губы. Не могу сказать, что это было неприятно, потому что меня тоже слегка потряхивало от адреналина.
А обратно я включил диск Дэвида Гетто и просто утапливал педаль газа глубже и глубже, проходя каждый поворот все острее и острее, все четче и четче. Постепенно переключения скоростей стали почти постоянным нескончаемым движением. Правая рука, коснувшись руля, возвращалась на рукоятку коробки передач, и, быстро подоткнув нужную скорость, возвращалась назад. И снова резкое торможение или короткий разгон. Лео просто сжалась в тугой комок на своем сиденье. Ее руки мертвой хваткой вцепились в сиденье. Мне некогда было на нее смотреть, но иногда, поймав небольшой прямой участок, я на долю секунды поворачивал голову направо, чтобы оценить состояние моего штурмана. Минут через десять штурман был еле жив. Лео сидела побледневшая, закрыв глаза, напоминая пластиковый манекен из какого-нибудь бутика. Но такой манекен я бы купил. Носик торчал завораживающе. Пухлые губки чуть поджаты. Уф!
– Лео! – позвал я. – Ты как?
– Страшно! – отозвалась она. – Никогда не думала, что может быть так страшно.
24.
Третий день начался необычно. Лео встала раньше меня. Долго шуршала в ванной комнате. Потом появилась, одетая, собранная и готовая к чему-то.
– Ну, что будем делать сегодня? – спросила она, как-то нервно закусив верхнюю губку.
Я протянул руку, чтобы поймать ее и затащить обратно в постель. Она ловко увернулась и звонко произнесла:
– Я пойду завтракать. Догоняй!
Через несколько секунд дверь захлопнулась и Лео исчезла. Я хмуро вылез из постели. Не спеша умылся, почистил зубы, побрился, потом вышел на завтрак. Лео сидела одна за столиком, пила кофе и смотрела в окно на волны. Рядом лежал телефон. Лео ни на секунду не расставалась с этим раздражителем. Меня удивляло, зачем он ей даже в душе. Обычно люди, приезжая отдыхать, стараются выкинуть из головы все, что связано с Москвой. Но только не Лео… Она даже здесь строчила беспрестанно кому-то смс, то улыбалась, то злилась на кого-то. Наверное, ее бабушкой была радистка Кэт. Ее мама ездила в детской коляске во время полицейских облав в Берлине и пила молоко, насквозь пропитанное адреналином. И вот рядом со мной находится голодная до опасностей современная радистка Кэт со странным именем Клеопатра. Мне казалось, что каждый наш шаг застенографирован и размножен для чтения многочисленным подругам. «У нас банда, и мы общаемся», – любила говорить она. На вопрос, что же у них там за банда, она уклончиво отвечала, что «у них веселая такая банда девочек-припевочек, но мальчикам об этом знать не следует».
Я подошел сзади, нежно дотронулся до ее волос, наклонился и поцеловал в щеку.
– Что-нибудь случилось? – спросил я.
– Нет, просто дурной сон. Очень дурной…
– Да ладно! Что ты обращаешь внимание на какой-то там сон?
Она молчала.
– Ну, не волнуйся. Все будет хорошо, – убежденно произнес я.
– Ничего не будет… Мои сны сбываются… – Она вдруг потянулась ко мне, потерлась щекой. – Ты хороший…
Мне стало вдруг муторно и нехорошо на душе от этого «ты хороший». Теперь и у меня было ощущение, что ничего доброго уже не будет.
– Да что случилось-то все-таки, черт побери? – Я впервые в ее присутствии выразился и повысил голос. – Извини.
– Мне приснилось, что я вернулась из Испании, подхожу к нашему дому, а дома нет. И соседние дома какие-то другие, не похожие на прежние. Я спрашиваю, что случилось, где такой-то дом по такой-то улице. А мне говорят, что не было здесь никогда этого дома, что я все путаю. Я звоню по домашнему телефону, а номер не отвечает. Я стою посередине незнакомого мне района. А вокруг ходят незнакомые люди, хмуро оглядывают меня с головы до ног и проходят мимо…